Я умолк, так как заметил, что разговариваю сам с собой. Вульф меня не слышал. Он сидел в прежней позе, вперив взгляд в уголок бювара. Я заткнулся, сел поудобнее и запасся терпением. Прошло добрых пять минут, прежде чем он заговорил.

– Арчи, – сказал Вульф, взглянув на меня.

– Да, сэр?

– Сколько у нас было дел, начиная с прошлого июля?

– Любых дел? Считая всякую мелочь? Э-э-э, сорок.

– Мне казалось – больше. Хорошо, скажем, сорок. В первый раз мы случайно стали ему поперек пути два года назад, а во второй – в прошлом году. Мы оба, он и я, занимаемся преступлениями, а его сети раскинуты настолько широко, что совершенно логично ожидать: один раз в год или в одном из сорока дел, за которые мы беремся, мы будем натыкаться на него. И все начнется сначала. – Он ткнул пальцем в сторону телефонного аппарата. – Эта штуковина зазвонит, и этот гнусный голос станет диктовать мне условия. Если мы уступим, то сможем здесь жить и зарабатывать средства к существованию лишь с его благословения. Если же откажемся повиноваться, то будем жить в состоянии трепетной бдительности и одного из нас или даже обоих, возможно, убьют. Твое мнение?

Я покачал головой.

– Вы все разложили по полочкам. Мне не нравится ни то ни другое.

– Мне тоже.

– Если вы погибнете, то я потеряю работу, а если убьют меня, вам останется только уйти на покой. – Я посмотрел на циферблат наручных часов. – Самое неприятное, что у нас даже нет недели на размышление. Сейчас двадцать минут первого, а к трем часам я должен быть в Хиллсайд Кеннелз, и мне еще надо пообедать, побриться и переодеться. В том случае, если я поеду, конечно. Я поеду?

– Увы, – вздохнул Вульф. – Здесь-то собака и зарыта. Два года назад, когда мы занимались делом Орчарда, я взял ответственность на себя и проигнорировал угрозы этого человека. В прошлом году, во время дела Кейна, я поступил так же. На сей раз я не хочу и не Стану повторять прежние ошибки. Я отдаю себе отчет, что обычно выбираю нужную стратегию действий, но я не стану говорить тебе о том, что для того, чтобы заработать свое жалованье, ты должен отправиться туда и познакомиться с мистером Рэкхемом. Если хочешь, можешь позвонить и отложить поездку до лучших времен.

Я уставился на него:

– Вот, значит, как? Черт побери, неужели вы решили взвалить всю ответственность на меня?

– Да. Я его боюсь. Если должностные лица и другие законопослушные граждане подчиняются приказаниям этого человека, почему я должен стать исключением?

– Ну и притворщик же вы, – терпеливо сказал я. – Хватит вешать мне лапшу на уши. Вы прекрасно знаете, что я скорее слопаю кусок мыла, чем позволю этому сукину сыну наступить себе на хвост, и я прекрасно знаю, что вы скорее намажете хреном устрицы, чем уступите ему. Работай мы поодиночке – другое дело, но коль скоро мы повязаны здесь вдвоем, другого выхода нет.

Вульф испустил душераздирающий вздох.

– Что ж, надо понимать, что ты едешь?

– Да. Но при одном условии – «трепетная бдительность» начинается немедленно. Вы призовете Фрица и Теодора, объясните им, что нам угрожает, обе двери постоянно будут на засове, вы обещаете держаться подальше от окон, и еще: ничто и никто не должны пересекать порог нашего дома без моего ведома.

– Боже всемогущий, – он мрачно покачал головой, – да это же тюремный режим!

– Сперва испробуйте, потом говорите. Кто знает, может быть, десять лет спустя вы будете испытывать наслаждение от такого образа жизни.

Я позвонил по внутреннему телефону в оранжерею, чтобы позвать Теодора.

Вульф, набычившись, следил за мной.

Когда я повернул с шоссе Тейконик-стейт на дорогу номер сто, часы на щитке показывали только 2:40, и я решил сделать маленький крюк. На пару миль, не больше. Поэтому в Пайнсбридж сразу за мостом я взял не налево, а направо. Я бы мало что выиграл, если бы направился прямиком к въезду в имение, помеченному здоровенным каменным столбом с высеченной надписью «ИСТКРЕСТ», поскольку оттуда увидел бы только подъездную аллею, которая змейкой извивалась вверх по косогору и исчезала в лесу. Вместо этого я, не доезжая примерно милю, свернул на ухабистый проселок, подымающийся в гору. На вершине дорога тянулась прямо, между лугами, и я съехал на траву, остановился, вынул бинокль и нацелил линзы на верхушку ближайшего холма, чуть возвышавшегося над окружающими, где над кронами деревьев виднелись крыша и стены каменного особняка. Сейчас, в начале апреля, когда листья еще не распустились, особняк, дворы и хозяйственные постройки лежали передо мной как на ладони, я даже разглядел сновавшие человеческие фигурки.

Так вот, значит, каков он, Исткрест, законная резиденция незаконного Арнольда Зека. Вы понимаете, конечно, что есть масса способов преступить закон. Можно, например, проскочить на красный свет. Или же нанять подставных лиц, сорвать свой куш и ловко замести следы, не забывая, конечно, щедро вознаграждать помощников, поскольку попытка купить подобные услуги задешево может закончиться крахом. Как раз такими махинациями наш Зек и занимался уже более двадцати лети вот теперь моему взору открывался Исткрест.

В мои планы входило только одно – глянуть на него одним глазком с вершины холма. Самого Зека я никогда прежде не видел и, насколько мне известно, Вульф тоже. Но сейчас, когда наши пути в третий раз скрестились и, возможно, надолго, я решил, что имею право хотя бы полюбоваться его крышей и пересчитать трубы. И только. Уж слишком этот Зек таинственный и неуловимый. И вот теперь я хотя бы узнал, что на его крыше четыре трубы и у одной из них, в южном крыле, отвалились два кирпича.

Я развернул машину и пустился в обратный путь и, вы не поверите, то и дело поглядывал в зеркальце, проверяя, не сели ли мне на хвост. Вот насколько серьезно я относился к Зеку. Хотя, честно говоря, самолюбие мое от этого сильно страдало, так что всю дорогу я нервничал, бесился и в итоге даже утомился.

До Берчвейла, резиденции миссис Рэкхем, отсюда было рукой подать, миль пять вокруг Маунт Киско, но я ухитрился перепутать развилку и поэтому прибыл на место лишь в четверть четвертого. Въезд во владения нашей аристократки был вполне респектабельный, хотя и ничуть не броский. Я преспокойно ехал, и вдруг, откуда ни возьмись, с левой стороны возникла аккуратная маленькая табличка:

ХИЛЛСАЙД КЕННЕЛЗ

Доберманы-пинчеры

Протиснувшись в узкие воротца и прокатившись по узкой же аллее, я миновал дом, въехал на прямоугольную, посыпанную гравием площадку и поставил машину в углу возле какого-то деревянного строения. Когда я вылезал, откуда-то раздался возглас и вдруг из-за куста выпрыгнул свирепый дикий зверюга и молнией метнулся ко мне. Я застыл на месте – весь, кроме правой руки, которая автоматически взлетела к левой подмышке, к кобуре.

– Назад! – женский голос, отдавший команду, прозвучал, как удар хлыста.

Зверь, уже в каких-то десяти шагах от меня, мигом развернулся, потрусил к женщине, которая появилась на краю площадки, опять развернулся и замер в изящной позе, не спуская с меня глаз – прекрасный и смертельно опасный. С удовольствием всадил бы в него пулю. Терпеть не могу предубежденных псов, которые заранее видят в вас врага и заставляют лезть вон из кожи, чтобы доказать свое алиби. Нет, порядочный пес должен быть по убеждениям демократом.

К женщине присоединился мужчина. Они приблизились ко мне.

– Мистер Гудвин? – заговорила женщина. – Мистер Лидс был вынужден уехать по делам, но скоро вернется. Меня зовут Аннабель Фрей. – Она шагнула вперед с протянутой рукой, и мы поздоровались.

Я получил первую возможность проверить хоть что-то из того, что сообщила мне миссис Рэкхем, и я поставил ей пятерку за честность. Если помните, она сказала, что ее невестка – писаная красавица. Возможно, нашелся бы чудак, попытавшийся это оспорить, такой, например, которому не по душе широко расставленные глаза или такой, который предпочитает розовые щечки смуглой коже, но, что касается меня, я никогда не придираюсь к мелочам. Нужно быть щедрее. Она представила мне своего спутника, которого звали Хэммонд, и мы пожали друг другу руки. Он был плотно сбитый, средних лет, в ярко-синей рубашке, рыжевато-коричневой куртке и серых брюках – потрясающее сочетание! Иное дело я – в безукоризненном твидовом костюме от Фрэдика, молочно-белой рубашке и бордовом галстуке.