Чувственный туман в голове развеялся без следа, сладостное томление уступило место раздражению, когда на мою попытку отстраниться Рон не обратил ни малейшего внимания. А когда я напрягла ноги, не давая их развести, лишь усилил напор.

Резко отвернув голову в сторону и разорвав поцелуй, я изо всех сил упёрлась ладонями в плечи мужчины, негромко, но достаточно чётко потребовав:

— Отпусти меня! Хватит! — громко кричать не отважилась. Привлекать внимание охраны к происходящему в шатре в мои планы пока не входило. Увидят меня в таком недвусмысленном положении, и потом такие слухи по лагерю поползут, что стыда не оберёшься. А все прежние сплетни покажутся невинным детским лепетом.

— Нет уж, крошка, мы только начали с тобой, — усмехнулся Рон и выражение его лица мне совсем не понравилось. А он тем временем продолжил, дразнящее проводя кончиками пальцев вдоль выреза теперь уже безвозвратно испорченного платья: — Ну же, не противься, Рина. Я ведь вижу, насколько это тебе нравится. Думаю, ничего страшного не случится, если ты разведёшь свои сладкие ножки и ещё разок немного постонешь под мужчиной за эту ночь? А потом уже можешь дальше исправляться.

— Ещё разок? Что значит ещё разок? — от возмущения у меня даже голос прорезался. Но я тут же понизила том, прошипев не хуже заправской гадюки: — Ты что вообще себе вообразил, громила? А ну слезь с меня, кому сказано! Ты мне больше не нравишься. Совсем!

— Не дождёшься, Рина! Нравится тебе или нет, но на этот раз я возьму то, что мне причитается. Хватит уже из меня дурака делать! Раз другим даёшь, то чем я хуже? Или для этого надо было обязательно присутствовать на вашем ночном празднике и к тебе в палатку очередь занять? — в конце фразы его голос уже тоже мало походил на спокойный, изобилуя шипящими нотками, рот исказила презрительная усмешка, а глаза недобро прищурились.

— Праздник? Очередь? Мужики? — это он нашу сегодняшнюю суету с операциями за неожиданный сабантуй принял, что ли? Тогда доказывать что-либо совершенно бессмысленно. Всё равно не поверит. Да и не хочет он верить. Ему женщину подавай, причём, прямо здесь и сейчас. А значит, может действительно уже не остановиться. Эта мысль напугала, и я удвоила усилия, пытаясь отпихнуть его в сторону, и при этом отчаянно ругаясь: — Слезь с меня идиот! Мужлан неотёсанный! Индюк самодовольный! А ну отстань! Я кому сказала?!

Но весь мой протест был быстро и безжалостно прерван крепким, властным поцелуем. Причём увернуться от него больше не было никакой возможности: Рон крепко держал меня за волосы одной рукой. Другой же в это время задрал юбку, вцепился в резинку панталон и начал стягивать их вниз. Настроен при этом он был весьма и весьма решительно!

Всё, больше сил терпеть это у меня не было, поэтому осталось последнее

средство. Не слишком деликатное и совсем не милосердное. Но видят боги, он это заслужил!

Пользуясь тем, что его руки в этот момент были заняты, а мои как раз свободны, я дотянулась до прикроватной тумбочки, ухватилась за ручку почти опустевшего глиняного кувшина для воды и со всей силы двинула им Рону по голове. Кувшин уцелел, а вот голова, похоже, не очень-то.

Недавно и так контуженный, получив повторное ранение, тут же обмяк без движения, едва не расплющив меня своим немалым весом. Испуганно замерев, я прислушалась, и через несколько секунд, уловив еле слышное дыхание, смогла и сама наконец-то перевести дух.

Как я вылезала из под придавившего меня к кровати мужчины — отдельная история. Больше всего меня в этот момент беспокоило, что я и правда могла нанести ему серьёзный вред. А за это меня по голове точно не погладят. Ни меня, ни главного целителя, который не смог уследить за ценным заложником и обеспечить тому безопасность на территории подведомственного ему госпиталя. А подставлять так Эриха совершенно не хотелось.

Оказавшись вновь на твёрдой земле и в вертикальном положении, я с тревогой осмотрела всё ещё лежащего в беспамятстве мужчину и вздрогнула: волосы его на затылке окрасила кровь. И тонкая струйка стекала по шее.

Нужно позвать целителя! Срочно! Что же я натворила-то, а? А вдруг нанесла непоправимый вред и он теперь умрёт? Или хуже того — дурачком станет?

Накрыв Рона одеялом, быстро натянула на ноги туфельки, кое-как привела в относительный порядок верх платья и, накинув на плечи плащ, опрометью бросилась из шатра на поиски Ленца.

Однако стоило мне только откинуть полог в сторону и сделать пару шагов, как я с разбега впечаталась в чью-то грудь. Падению на землю помешали крепкие руки, бережно придержавшие меня за плечи. Но голос, раздавшийся следом, в котором сквозили растерянные и неверящие нотки, не предвещал ничего хорошего:

— Эрин? Что ты здесь… — и тут его взгляд опустился на распахнувшийся при столкновении плащ. Потом медленно прошёлся снизу вверх, начиная от слишком короткого подола и затянутой в корсет талии до явно порванного декольте, покрытой засосами шее, припухших от поцелуев алых губ и распущенных немного спутавшихся волос, с которых так некстати упал капюшон. А потом снова вернулся к моему лицу. Причём, выражение глаз Максимилиана изменилось кардинально: от радостного узнавания в начале встречи, до холодного презрения после проведённого осмотра. А

в голосе явно прорезались злые нотки: — Вот значит как, да? Ну что же, теперь мне всё понятно…

Ещё одних беспочвенных обвинений я бы уже просто не выдержала, поэтому просто резко толкнула его руками в грудь, громко выкрикнув:

— Отпусти! — и, воспользовавшись тем, что не ожидавший такого парень инстинктивно отшатнётся, запахнув полы плаща, бросилась бежать прочь. Ленц! Сейчас мне в первую очередь нужно найти Ленца и рассказать ему, что я натворила.

Всё остальное — потом.

Эриха я нашла мирно спящим в шатре, куда прибежала искать в первую очередь. Мужчина мирно спал, но рука моя не дрогнула, когда я начала его нещадно расталкивать, снедаемая беспокойством за дурного подопечного и возможностью своим поступком подставить самого целителя под трибунал.

Глаза он открыл сразу же, казалось, еще раньше, чем окончательно проснулся — профессиональная привычка, неизменно вырабатывающаяся у хороших целителей с годами и опытом.

Увидев меня в растрепанном и взволнованном виде, резко сел на лежаке, требовательно спрашивая:

— Что случилось, Эрин?

— Эрих… там Рон… ему нужна помощь, — сбивчиво пыталась объяснить я, но получался какой-то бессмысленный набор слов. — Я ударила его… по голове. Там кровь. Нужно его осмотреть, срочно!

Наученная опытом, я, прежде чем будить Ленца, поплотнее закуталась в плащ, не желая показывать, в каком плачевном положении сейчас находимся мы с платьем. Но целителю этого и не требовалось, чтобы заподозрить неладное.

— Он что-то тебе сделал? Как-то обидел? — голос его стал холоден и отрывист, но я понимала, что сейчас эта злость направлена не на меня. — Отвечай! Ты не тот человек, который из прихоти или по глупости будет бить недавно контуженного человека по голове. А, кстати, чем?

— Пустым кувшином из-под воды. И я… он… Я все расскажу, Эрих, правда. Только сначала, пожалуйста, посмотрите, что с ним? Может, требуется срочная целительская помощь, а мы с Вами тут разговариваем. Я боюсь стать убийцей!

— Хорошо. Я проверю его, но потом мы с тобой очень серьезно поговорим, Эрин. Понятно?

— Да. Только, пожалуйста, поторопитесь!

Последняя просьба была уже явно лишней, потому что пока мы разговаривали, целитель быстро накинул на нижнее белье, в котором спал, форменную мантию, и уже направлялся к выходу из шатра, приказав мне напоследок:

— Сиди здесь.

Приняв его слова буквально, я опустилась прямо на его лежак, но перед этим сначала застелила его покрывалом. Сидя в ожидании возвращения целителя, я сняла туфельки и прижала колени к груди, обняв их руками. Мне было холодно и страшно. Пусть на дворе сейчас все еще было лето, и в шатре не гуляли сквозняки, меня все равно начал бить озноб, из-за чего пришлось плотнее завернуться в плащ и сжаться в комочек.