Еще одна струя предварительной спермы заполнила ее рот, когда стон вырвался из его горла. Его член пульсировал, кровь неистово билась в его тяжелых венах.

— Достаточно, — он отступил, игнорируя ее безумную попытку удержать его во рту. Она могла почувствовать задней частью горла более глубокий голод, мчащийся по ней. — Тебе нужно подождать, — пробормотал он, толкая ее на спину. — Ты не разрушишь мой контроль в этот раз.

— У тебя еще остался контроль? — ее руки обняли его плечи, когда его губы спускались на ее шею. — Я не думаю, что это справедливо. Мой ушел.

Теперь она чувствовала лихорадку. Она промчалось по ней, по соскам, клитору. Она выгнулась к Матиасу, потерев горячие кончики грудей о его грудь, чувствуя прекрасные шелковистые волоски на теле, которые были практически не видны для невооруженного глаза. Черт, так приятно. Словно проводит шелком по соскам.

— Ты чувствуешь это, Грейс? — прошептал он, пока губы перемещались ниже, слегка царапая ее ключицу клыками. — Чувствуешь эту потребность? Сгораешь так же, как и я? — Грейс чувствовала это. Ее глаза закрылись от безумного удовольствия. Ощущения были почти болезненными, возбуждение росло в ней и в матке. — Я собираюсь заставить этот жар разгореться сильнее. — Его голос был хриплым теперь от собственного возбуждения, прямо перед тем, как его язык прошелся по ее соску.

— О, Боже, да. Оближи его, — она выгнулась, выставив стоячие пики напротив его губ. — Оближи мои соски, Матиас. — Еще одно рычание. Но его губы раскрылись, и он втянул нежный кончик внутрь. Влажный, жидкий огонь был обернут вокруг ее соска. Он втянул его глубже, его голодный рот поглаживал языком и облизывал, а ее ногти впились в его плечи. — Ох, так хорошо, — простонала Грейс, выгнулась и потерлась о его твердое бедро, пока он был над ней. — Так хорошо, Матиас. Я люблю твой рот. Люблю твой язык. — Он поймал пик между зубами, и выпустил, пока она извивалась под ним.

Электрические покалывания отдавались в матке, а затем поразили блестящим теплом сердцевину ее киски. Она дернулась в его руках, выгнулась и прокричала его имя.

— Сладкая Грейс, — прошептал он, целуя ее припухшие груди, прежде, чем осыпал поцелуями ложбинку между двумя холмиками, и стал медленно спускаться по ее телу. – Я чувствую запах твоей киски. Солнце и сладкие сливки. Теперь я собираюсь наесться. Собираюсь облизать эту красивую киску, медленно и нежно.

— Ах, да, — простонала Грейс, извиваясь под ним, ее ноги раскрылись сильнее, когда он приблизился к жаждущей плоти. Ее бедра приподнялись, когда его губы задели ее половые губы. Рука запуталась в его волосах, держа его возле нее, пока он проводил губами по завиткам сверху ее киски. — Матиас, пожалуйста. — Ее пятки уперлись в кровать, когда она приподнялась к нему. – Теперь, прикоснись ко мне, сейчас же!

Его руки скользнули под ее задницу, обхватив ее. Смотря ей в глаза, он высунул язык и скользнул по ее влажным нижним губам, медленно облизывая. Шипы ощущений выстрелили через нее. Покалывания и электрические вспышки переходили от одного нервного окончания к другому, пока дыхание Грейс не застряло в ее горле.

Чистое удовольствие.

Глаза закрылись, а голова опрокинулась назад, и с ее губ сорвался крик.

Матиас облизал тонкую, сливочную плоть, показывая своё удовольствие длинным низким стоном. Она была на вкус лучше, чем мед, лучше, чем сладкие сливки. Сочные соки, выделяющиеся из ее киски, были на вкус, как специи, несущие в себе чистый, сладкий огонь. Его руки массировали ее задницу. Сладкие, небольшие изгибы под его пальцами сжались, когда она послушно приподнялась. И он принял ее. Матиас ел ее с жадностью, с которой не верил, что это было возможно, и испугался, что не сможет насытиться этими сладкими, захватывающими соками, льющимися по его губам и языку. Растянувшись вдоль кровати между ее бедрами, он притянул ее поближе, посмотрев на нее поглощенным выражением лица, и медленно, как только мог, продвинул язык в захват ее сокращающегося лона, о котором так мечтал.

Ее киска была похожа на шелк. Она сократилась вокруг его языка, когда Грейс снова вскрикнула, ее руки сжались в его волосах, притягивая ближе.

Матиас мог почувствовать, как гормон проник из его языка в мокрые глубины ее влагалища. Вкус был растворен сладкими соками, которые он высасывал из нее. Внезапно он понял, что это стало теперь его самым главным удовольствием. Он мог есть ее в течение многих часов и никогда не насытиться. Облизывать ее вечно и всё равно умереть с голодом в душе.

— О, да, — ее дрожащий голос взорвался внутри него. — О, Матиас, это так хорошо

Она растянулась под ним, выгибаясь, пока бедра насаживали киску на его язык. Член пульсировал, выпуская предякулянт на простыни под ним. Он еще не был готов трахнуть ее. Еще нет. Он ждал всю свою жизнь этого момента. Этого прекрасного момента, когда прикосновения, вкус, стоны и страстные слова сольются воедино. И всё это объединилось в Грейс. Ее вкус был прекрасен. Не было каких-то разнородных ароматов, никаких других вкусов тех, кто был перед ним. Обоняние и вкус Пород были часто слишком хороши. Но с Грейс был только сладкий, горячий вкус страсти его женщины. Ее гладкие, шелковистые соки цеплялись за его губы и проходили дальше к языку, когда он отстранялся от нее. Припухшие блестящие изгибы плоти притягивали его взгляд. Шелковистые, влажные завитки киски соблазняли, страсть вспыхнула в нем рубиново-красным. Он облизал ее снова, слушая ее стон, а затем отступил, чтобы снова посмотреть на эту гладкость. Была ли какая-нибудь женщина когда-нибудь настолько влажной для него? Он знал, что нет. Только Грейс. Ее клитор был набухшим, полностью выставленным и нуждающимся. Он прошелся языком по нему и вокруг, застонав от этого вкуса.

Грейс дернулась и еще больше соков вылилось из нее.

Ему нужно больше. Рычание сорвалось с его губ, когда язык проник в ее лоно снова, и он позволил кончику своего носа ласкать ее клитор.

— О, Боже, Матиас. - Она никогда не называла его Мэттом. Он был Матиасом. Это было его имя, которое он выбрал для себя, имя, которое предпочитал, и она никогда не называла его по-другому. — Да, — она растянулась под ним, двигая бедрами, и он просунул язык еще глубже, и мышцы ее влагалища сжали его. — Облизывай меня там. Да, тут.

Она была красноречива. Ему нравились звуки ее страсти, как она чувствует всё. Нравилось знать, что она наслаждалась его языком. Он лизал, пока Грейс умоляла, ласкал нежную плоть, пока задыхалась, будто не могла жить без этого.

— Твой вкус, — простонал он, когда отступил, облизал внешние изгибы еще раз и затем поймал поток сладкой жидкости из ее открытой киски. — Такая сладкая, Грейс. Твоя киска похожа на нектар. Мягкая, сладкая и захватывающая.

Он поднял голову, снова язык закружил вокруг ее клитора, когда он поместил два пальца в глубины ее киски.

Она задрожала в его руках. Каждая мышца в ее теле была натянута, и ее киска была такой ждущей, что он был очень благодарен за уникальные гормоны, которые подготовили ее к нему. Он не смог бы причинить ей боль, даже мысль о причинении ей вреда разрушала его.

— Матиас! О, Боже, Матиас, что ты со мной делаешь? — выкрикнула она хрипло, когда он всосал клитор в рот.

Она была близка к оргазму. Матиас мог почувствовать, как он зарождался в ее клиторе в нежных мышцах киски, и знал, что она взорвется под ним за секунду. Он хотел этого. Нуждался в этом. Секс никогда даже близко не был похож на это. Горячее, отчаянное. Потребность в ее удовольствии отвергала собственное. Когда оно пришло, рычание взорвало его грудь. Ее тонкая плоть клитора расширилась и еще больше увеличилась, и самый сладкий вкус выделился из него, когда он почувствовал, как ее влагалище напряглось и выделило еще больше соков.

Вкус выделений из клитора был невероятным. Легкий. Свежий. Словно ни один другой мужчина не пробовал его прежде.