Грейс потерла свои обнаженные руки, когда посмотрела на Матиаса, и раздражающее чувство мчалось по ее коже, сводя с ума. Ей нужно было, чтобы он дотронулся до нее, не стоял там, пытаясь объяснить то, что ни один из них изменить уже не сможет.

— Так ты сожалеешь, что не рассказал мне всё это раньше? — она откинулась на спинку кресла и облизала губы, увидев, как его глаза потемнели, его смуглые щеки приобрели красноватый оттенок, губы стали более полными, и выражение лица отражало жажду.

— Я должен был сказать тебе, — его ноздри расширились, когда она подняла руку и погладила его ключицу. Каждый дюйм ее тела теперь покалывал, требуя его.

— Считай, что сказал, — заявила она.

— Что? — он ошеломленно уставился на нее, медленно вытаскивая руки из карманов черных кожаных штанов. Из штанов, которые не скрывали напряженную длину его возбуждения. Он был толстым и твердым, а Грейс была влажной и дикой, и он был нужен ей, сейчас же.

— Послушай, это всё очень интересно, и я уверена, что, в конечном счете, у меня будут вопросы. Ну, знаешь, после завершения последствии лихорадки. После того, как ты притянешь свою волчью задницу сюда и трахнешь меня.

Его глаза сузились, когда он приблизил руки к своей черной рубашке, которую носил, его пальцы скользили, расстёгивая пуговицы, и его взгляд сиял чистой похотью.

— Свою волчью задницу? — переспросил он мягко, голос огрубел.

Как только его рубашка была сброшена на пол, Грейс сняла шорты, оставив только шелковые трусики, которые носила. Ее собственная рубашка легко снялась, когда он присел и снял свои носки и ботинки. Она встала, и прежде чем он смог подняться со своего широкого табурета, на котором сидел, она была уже перед ним.

— Ты медлишь, — она встала на колени перед ним, отталкивая его обратно на кресло, ее пальцы приблизились к ширинке его штанов.

— Так и есть, — пробормотал он, его твердый пресс напрягся, когда она раскрыла штаны и оттуда показался его толстый член.

Пирсинг мерцал на темной коже.

— Почему пирсинг? — спросила она, опустив голову, позволяя своему языку дотронуться до небольшого шарика на конце.

Его руки скользнули в ее волосы, и тяжелый стон вырвался из его горла.

— Напоминание, — вздохнул он.

— Напоминание, о чем? — она держала твердый член, придвинулась к головке и всосала ее между губ, поглаживая языком область вокруг серьги дразнящими движениями.

— О свободе, — пробормотал он. — Это напоминает мне о свободе.

— Почему?

Он напрягся сильнее, потому что ее зубы обхватили головку.

— Нам не разрешали пирсинг или татуировки в лабораториях. Ничего, что опознало бы нас. Ничего, что сделало бы нас людьми. Это мое напоминание. Я свободен.

Ее сердце сжалось, и душа кровоточила от боли в его голосе. Его свобода сводилась к его выбору в пирсинге и татуировках. Это его способ быть человеком. Грейс опустила рот на его головку и всосала ее глубоко. Она хотела стереть память о том месте из его ума. Хотела заменить это потребностью и жаждой к ней. Он принадлежит ей.

Матиас пробормотал ее имя, когда прислонился к спинке кресла и растянулся на сиденье. Ее пальцы гладили его толстую длину, а его руки сжали ее волосы, ведя ее и показывая, как ему больше нравится.

Ему нравилось, как она мягко водит зубами по его длине. А также, как ее язык играл с серьгой в его плоти.

Пока Грейс посасывала его головку члена, ее руки пробрались в его штаны и начали стягивать их по бедрам, стаскивая вниз к ногам.

Вот теперь она могла исследовать ту часть тела, к которой до смерти хотела прикоснуться. Его мошонка была шелковистой и гладкой, всего лишь слабый намек шелковистых волос покрывал ее. Мошонка напряглась, когда она взяла ее в ладонь и провела ногтями по ней.

— Грейс, — в его голосе слышалось предупреждающее рычание. — Оставь мне немного контроля, любимая. Не толкай к краю. — О, вызов.

Она открыла глаза и посмотрела на него, а губы выпустили головку и начали спускаться вниз по всей напряженной длине.

Он тяжело задышал, схватившись за подлокотники, а не за ее волосы.

— Какой контроль? — прошептала она. — У меня нет его, так почему он должен быть у тебя? — Она хотела, чтобы он потерял контроль. Хотела того дикого мужчину, которого видела в его глазах, плохого парня, которым она знала, что он был. Ее губы переместились ниже, язык облизывал его, пока она не добралась до напряженной, шелковистой плоти его мешочка снизу.

— Черт возьми, Грейс, — выругался Матиас, но выгнулся, позволив ей свободно облизывать его твердую плоть, чувствовать нарастающую напряженность там.

Грейс наблюдала, как маленькая струя предякулянта появилась из разреза на головке его члена. Он заворчал снова, тяжелым, грохочущим, голодным звуком, который добрался до ее сердца и заставил его биться сильнее. Она использовала гладкую жидкость, чтобы облегчить поглаживания руки вдоль члена, чувствуя, как он сжимается под ее пальцами, пока ее губы исследуют его яички, а язык облизывает шелковистую кожу.

— Ты не понимаешь, что делаешь, — ворчал Матиас. – На что напрашиваешься. — Пальцы другой ее руки переместились ниже его мошонки и нашли там сверхчувствительную часть плоти. Грейс не могла предвидеть его реакции. Она только поглаживала плоть между его яйцами и анусом, но он вскочил, его руки сжали ее плечи и оттащили назад, когда он с трудом встал с кресла. — Я предупреждал тебя, — пробормотал он, его голос был тяжелый и сильный, с чувственной угрозой. — Хочешь поиграть, пара? Позволь мне показать тебе, что будет происходить, когда ты захочешь этого.

Так или иначе, она поняла, что выпустила из него больше, чем могла позволить себе. За секунду она оказалась склоненной над креслом, Матиас был позади нее, и, прежде чем она смогла остановить его, его губы и язык прошлись по расселине ее задницы.

Она должна была быть напугана, испугана. Ее никогда не трогали там, и она отказывалась позволять ту свободу любым предыдущим любовникам.

Но Матиас ничего не просил. Его язык был голодным, облизывая и поглаживая, пока руки раскрывали ее полные изгибы, и он проник глубже.

— Матиас! — выкрикнула Грейс его имя, пытаясь увернуться от грубой ласки, но его язык облизывал вход в ее заднюю часть. Еще одно облизывание, затем вход, это было так шокирующе, что она начала дрожать.

— Я умер бы за это, — простонал он сзади нее, его руки ласкали ее задницу, затем он поднялся, его член приблизился к ее входу.

— Он не войдет, — простонала Грейс.

И в это время она почувствовала первый взрыв предякулянта, который вырвался из кончика его члена, погружающегося в узкое отверстие. Грейс пыталась извиваться под ним, но его руки удерживали ее на месте, член раскрывал плоть, когда запретный проход начал гореть.

Боже, что он с ней делает? Что находиться в шелковистой жидкости, которая смазывала и ослабляла проход, который она знала, что он намеревался взять?

С каждым рывком он погружался все глубже в нее, растягивая ненарушенный вход, который жгло от удовольствия и боли, от которых у нее вырвался крик под ним.

— Я люблю твою задницу, — его руки месили ее изгибы. — Я наблюдал за тобой, пока ты шла, и мой член был таким чертовски твердым, что думал, что умру, представляя это. Представляя, как беру тебя здесь, чувствуя, как ты принимаешь меня. Подчиняешься мне.

Подчинение.

Вот что. Грейс чувствовала это в нем. Господство и власть, которые он скрывал от нее. Матиас позволял ей принять почти каждое решение в их отношениях до сих пор. Теперь же он показывал свое главенство. Показывал, что может дать ей немного власти в некоторых вещах, но он все еще управляет всем. Управлял ее чувственностью, ее сексуальностью.

Грейс выгнулась к нему, чувствуя еще одну горячую струю жидкости, которая расслабляла, как раз, когда ощущения усиливались. Она чувствовала ожог в заднем проходе, требуя большего, требуя сильного растяжения, подчинения, желания принять его.