А потом я вспоминаю, где я.

В Честерсе.

И вспоминаю, что видела прежде, чем рухнула спать.

Риодана, который проделывает грязные штучки с Джо.

На его столе.

Фу!

Никогда больше не смогу смотреть на его стол! Как мне теперь сидеть у него в кабинете?

Я так злюсь, что ракетой вылетаю из кровати и проглатываю оставшуюся половинку батончика настолько быстро, что она застревает в горле.

Я начинаю давиться, и тут внезапно мне в спину врезается чей-то кулак. Рот открывается, половинка непрожеванной шоколадки вылетает в стеклянную стену и расплывается по ней коричневой кляксой. Для меня, так рано утром, это немного слишком. Желудок подпрыгивает, и я сгибаюсь пополам, пытаясь удержать его на месте.

Ага, теперь это больше похоже на то, как я обычно просыпаюсь. Разбитая и не в себе. Когда я жила в аббатстве, Ро говорила, что у меня будут проблемы и что у всех супергероев они хуже, чем у людей. Она говорила, что мне нужно спать глубоко и долго, а просыпаюсь я так плохо и медленно потому, что моему телу нужно сильнее трудиться над восстановлением на клеточном уровне. Звучит научно и логично.

— Тебе бы, детка, — говорит Лор за моей спиной, — жевать больше одного раза, прежде чем глотать. Поможет.

— Я никогда больше раза не жую. Иначе я не смогу есть достаточно быстро. Придется весь день жевать. И мышцы на челюстях станут как бицепсы у Папая.

— Ты слишком маленькая, чтобы знать, кто такой Папай.

Если большую часть детства проводишь в клетке перед телевизором, узнаешь кого угодно. Я могу петь песни из «Зеленых просторов» и «Острова Джиллигана». Я даже знаю, кто такая «Та девушка»[27]. Все, что я знаю о мире, я узнала из телевизора. Там полно всяких психологических штук, если вы внимательно смотрите, а я была очень восприимчивой. Ро говорила, что вся моя театральность родом из вот такого детства. Что я считаю, будто люди должны быть выдающимися, как в сериалах. Чуваки, ну конечно считаю! Но мне для этого не нужен телевизор. Жизнь — это выбор: либо ты живешь в черно-белом мире, либо в цветном. Я выбираю все цвета радуги с миллионами разных оттенков! Я снова подскакиваю, хватаю меч и направляюсь к двери.

Лор стоит перед ней, скрестив руки на груди.

— Босс не разрешал тебе уходить.

— А я не разрешала твоему боссу трахать Джо, — очень спокойно говорю я, хотя внутри все кипит. Не знаю, почему я чувствую себя преданной. Какое мне дело? Они взрослые. Взрослые никогда не поступают логично. Он ведь Джо даже не нравится. И я знаю, что ему наплевать на нее.

— Милая, босс никого не спрашивает, с кем ему трахаться.

— Ну так он больше не будет делать этого с Джо. Уйди с дороги. Давай.

Я скажу ей, что, если она еще хоть раз займется с ним сексом, я перестану с ней разговаривать. Навсегда. Поставлю ее перед выбором, и она выберет меня.

— Так ты собираешься поднять бучу?

— Ага. — Я даже не пытаюсь этого отрицать. Я готова отрывать головы, и мне не станет лучше, пока кому-то другому не станет так плохо, как мне сейчас.

Он смотрит на меня сверху вниз. Я нагло выпячиваю подбородок и вижу, что он пытается сдержать смех.

— Что? Думаешь, я смешная? — Меня тошнит от того, что люди вот так при мне улыбаются. Рука тянется к рукояти меча. И натыкается на его руку. Они все быстрее меня. — Я не смешная. Я опасная. Вот подожди, и увидишь. Я еще не выросла, а когда вырасту — отпинаю ваши задницы с одной стороны Честерса на другую. Подожди, и увидишь.

Он отпускает мой меч и отходит с дороги, уже откровенно смеясь.

— Ну давай, детка. Устрой переполох. В последнее время у нас тут скучно.

На пути к двери я решаю, что Лор не так уж и плох. Он тоже живет в полном цвете.

Пролетая мимо кабинета Риодана, я чувствую сквозняк и разворачиваюсь, готовая драться с ним, если потребуется, но там никого нет. Я качаю головой и прыгаю по лестнице, стоп-кадрируя в стороны между ступеньками — столько во мне сегодня энергии. Я проверяю танцплощадки на ходу. Там полно народу, и веселье в разгаре. Похоже, либо я совсем недолго спала, либо наоборот, проспала весь день до следующей ночи, потому что вот она, Джо, обслуживает столики в зоне Школьниц, вся из себя длинноногая и… Черт. Я щурюсь на нее через перила. Счастливая. Она, по ходу, светится! Что она себе думает? Что живет в какой-то сказочке? Так нет. Феи у нас уродуют и убивают, а чувак, с которым она занималась сексом, им это позволяет. Как она может от этого светиться? Тут ведь никакой романтики, ничего. Просто… Фу! Я не хочу даже думать об этом. Я очень хочу поскорее выскрести это воспоминание из моей головы!

Я стоп-кадрирую через клуб, супербыстро, сбивая народ направо и налево. От оханья вокруг мне становится немножко лучше.

Когда я останавливаюсь перед ней, она выглядит сначала изумленной, а потом злится. Что за фигня происходит, с чего она-то злится на меня?

Джо снимает последний стакан с подноса и ставит его на салфетку перед Носорогом, а потом прижимает поднос к груди и держит, словно какой-то щит.

— Предательница.

— Дэни, не делай этого. Не здесь. Не сейчас.

— Ты делала это вот там, — говорю я, тыча рукой в сторону кабинета Риодана, — и ни фига ни секунды не волновалась о моем здесь и сейчас. Я там практически умирала, а ты занималась сексом буквально в соседней комнате, с чуваком, от которого пришла меня спасать. Из его темницы. В которой он меня держал узницей. Помнишь?

— Это не так.

— Что? Я не была в темнице? Или ты не пришла спасать меня от него? Только не говори, что вы не занимались сексом. Я видела то, что видела.

— Я думала, он причинил тебе боль. А он этого не делал. Он ни одной из нас не причинил вреда.

— Он заставил нас служить ему, как собачек! Ты официантка у Фей, а я бегаю рядом на его чертовом поводке! Он скармливает людей Феям, Джо. Он убивает их!

— Неправда. Он управляет клубом. И не его вина, что люди хотят умереть. Что он должен делать? Отговаривать их? Организовать в Честерсе услуги психологов? Чего ты ждешь от него, Дэни?

Я смотрю на нее и просто не верю.

— Да ты, наверное, издеваешься! Ты собралась его защищать? Стокгольмский синдром, Джо? — насмехаюсь я.

Она подходит к пустому столику и начинает убирать грязные тарелки на поднос. То, что она убирает за тремя монстрами, бесит меня еще больше. И еще больше, потому что она здорово выглядит, делая это. Джо стала красивее. Я этого не понимаю. Раньше она была совершенно счастлива, надевая джинсы и футболки, не делая макияжа и просто общаясь с другими девчонками. А теперь у нас супергламурная Джо. Ненавижу.

— Я думала, ты не знаешь, что это такое.

— Я уточнила, и, подруга, у тебя тяжелая форма. Ты позволила ему испортить себя всеми возможными способами. Сколько, по-твоему, это продлится? Ты думаешь, он будет носить тебе цветы? Ты думаешь, что станешь, типа, жить с владельцем Честерса?

Она сооружает башенку из стаканов на своем подносе и сердито на меня смотрит.

— Можем мы по крайней мере сейчас об этом не говорить?

— Ага. Если ты пообещаешь мне больше никогда не заниматься с ним сексом. Я уйду. Прямо сейчас. Разговор окончен.

Она поджимает губы. И смотрит в направлении его кабинета, вытирая столик влажной тряпкой. Меня бесит то, каким мягким становится ее лицо, когда она смотрит вверх. Напряжение уходит, и она выглядит как влюбленная женщина. Я ненавижу это. Я ненавижу его.

Она снова переключается на меня.

— Нет, Дэни. Не буду обещать. И не лезь в это дело. Оно тебя не касается. Это взрослые вещи, которые касаются взрослых людей. — Она разворачивается и идет к бару, позвякивая посудой на подносе. Я краем уха слышу Фей, которые выкрикивают заказы, пытаясь привлечь ее внимание, но мне плевать. Мне нужно ее внимание.

Я стоп-кадрирую за ней так быстро, что поднятый мною сквозняк несется по всему клубу и чуть не выбивает поднос из ее рук. Джо приходится постараться, чтобы его поймать. Это дается ей с трудом. Риодан не единственный, кто умеет портить людей и вещи.

вернуться

27

Дэни упоминает американские телесериалы конца 60-х годов.