Перед глазами машинально встают командировки отца. Может и у меня есть повод, подобно этому " гению" проверить профили его сослуживец на наличие совместного пребывания в одних и тех же местах? Сомневаюсь, что маме приходило это на ум… Чёрт. Бред. До каких только умозаключений не дойдешь, взирая со стороны на чужие проблемы.

— Расклад такой, — выносит серьёзно, перекраивая мои мысли. — Мне было велено объявить о помолвке. Уточнений с кем именно в этот момент не звучало…

— Нет… — протягиваю недоуменно, анализируя чужую мысль. — Даже и думать не смей! — захожусь громче. — С какого бока ты вообще меня приплетаешь к своим делам? Не мог выбрать на эту роль одну из девяносто девяти, что согласны на всё?

— Не мог, — выключает зажигание. Издевательски вторя в ответ. — Я сделал для тебя доброе дело, — твой черед отплатить тем же самым. Или такую как ты в детстве другому учили? Поможешь спасти мою задницу, заодно проучить отца считай мы в расчете.

— Не проще ли начать жить самостоятельно, не завися от папочкиных денег? Тогда и запросов к тебе будет меньше! — выпаливаю в сердцах, слыша знакомый рингтон. Кривлюсь, вытаскивая из кармана мобильный. Точно и без того не знаю имени не вовремя объявившегося абонента.

— Макс… — считывает с дисплея Верховцев, перегнувшись ко мне. — Ответь. Или хочешь я сделаю это сам. В знак дружеской поддержки, так сказать. Раз уж входящий звонок не приводит тебя в состояние щенячьего восторга.

— Ты не понимаешь… — роняю болезненно. Представляя как выглядит моё поведение со стороны: я в компании малознакомого парня, посреди элитного поселка, собираюсь выйти на торжество в качестве невесты, официально представленной родителям..? И как объяснить ему, что это чистая фальш? Чёрт! Как меня вообще занесло в подобное дерьмо? И что я могу сейчас, кроме лжи ответить?

— Я его люблю… — шепчу дрожащими губами, пристально глядя на телефон.

— Я тебя тоже, — вставляет размеренно, перетягивая на себя яростный взгляд.

— Верховцев, прекрати издеваться! Я не шучу! — пресекаю с обидой, желая и вовсе сейчас заставить его замолчать, окунувшись в свои мысли.

— Куська, ты заставляешь меня повторяться, — язвит в ответ. — А я этого терпеть не могу.

Только собираюсь ответить, как он фиксирует свою руку на моей шее. Заставляет податься вперёд. Не позволяя опомниться, накрывает мои губы своими, удерживая голову в таком положении, что купирует и малейшую возможность отвернуться. О отдалении речь и вовсе не может идти. Проще сломать позвоночник о стальные пальцы, чем вырваться из захвата, наверняка оставящего на мне синяки.

Раскрывает губы. С напором. Зажмуриваюсь, проваливая попытку сжать их обратно. Упираюсь руками в его футболку. Машинально пытаюсь оттолкнуть. В неспособности выпрямить руки. В то время, как его язык откровенно воюет с моим, а каждый выдох бьёт о стенку горла перекрывая возможность дышать. Остатки самоконтроля рассыпаются в прах. В висках пульсирует единственная мысль " вырваться". Момент попадается как нельзя кстати. Или же того, кто превосходит меня силе успокаивает ослабление моих попыток к сопротивлению… Прикусываю его нижнюю губу, ощущая на языке солоноватый привкус. Набирающий мощь с каждой секундой. Растягивает губы в улыбке, высвобождая мои, но так и не ослабляя захвата руки. Соединяется лбом тихо шепча:

— Дура ты, Куська. Могла бы просто подыграть. Кровь с губ облизни. Мама не поймет. А она уже с пять минут на нас в окно смотрит.

Послушно отвожу глаза в сторону, упираясь взглядом в боковое зеркало. Отчуждённо провожу по губам языком, не сдерживая гримасу брезгливости, явно считывающуюся в выражении лица. Телефон, зажатый в руке, уже не звонит. Зато на экране, привлекая внимание, красуется жёлтый нераспечатанный конвертик. Не вызывая желания, скорее наоборот, страшась его вскрыть. Ощущая, что после этого я погружусь в ещё более стойкое отвращение к себе в ходе сложившейся ситуации.

— Отчего бы тебе не улыбнуться? — фыркает, ехидно присматриваясь ко мне. — Щебетать о том, что понравилось, учитывая твои садистские наклонности, и совсем не против повторить попытку воссоединения более непринужденно?

— Отчего бы тебе не заткнуться? — идентичным тоном процеживаю сквозь зубы, ощущая себя на месте той девушки, что застали родители на территории его кабинета. Пусть слоев одежды на мне в разы больше, но чувство стыда и отвращения настолько велико, будто её на мне и нет вовсе.- А знаешь что? — хмыкаю злостно. — Давай- как ты отвалишь решать свои проблемы сам! Примешь условия отца и поплатишься за свои ошибки! Может доведешь невесту до того, что сама сбежит из под венца! А я останусь здесь и дождусь окончания этого праздника жизни.

— Ну уж нет, — фыркает заливисто смеясь, будто я озвучила хорошую шутку. — Катька с меня не слезет. Уж извини, в прямом и переносном смысле. Да и отец тоже. Пока не исполню обещанное. Пути назад у нас с тобой нет. Придётся обручиться. Хотя и жениться в ближайший десяток лет в мои планы совсем не входило. Глупо как-то сидеть на диете, когда перед тобой накрыт шведский стол, — ухмыляется, скалясь. — Тем более, когда та, ради которой я был бы готов пересмотреть все жизненные приоритеты, меня постоянно динамит, сводя на нет любую попытку к сближению.

— Боюсь, такого как ты и десяток лет не изменит, — констатирую сухо, опуская его последнюю фразу.

— Возможно, — кивает согласием. — Да, только говорят, что любовь творит невозможное, а умная женщина способна и вовсе перекроить своего мужчину.

— Угу, — задумчиво киваю в ответ. — До неузнаваемости. Соорудить для себя Фрэнки- штейна. Взять сердце и руку у одного, мозги у другого, внешность и печенку у третьего. Надо ж ему что-то сажать своими выходками… Соединить. Перед тобой идеал. Только нафиг он такой нужен, когда попадаются более полноценные экземпляры, в которых ничего не требуется менять?

— Это ты про своего парня? — ухмыляется недовольно. — Так какого тогда сидишь со мной в этой машине?

— Потому что дура! — впиваясь в него пустым взглядом, отчеканиваю сурово. — Которой всё детство вдалбливали в голову, что следует жить по правилам и платить по счетам!

— Значит я не прогадал, — растягивает губы в широком оскале, заявляя более дерзко:- Давай уже приступим к основному веселью и свалим отсюда как можно скорее!

— Давай, — отзываюсь тихо, переводя взгляд на калитку, возле которой облокотившись на дверь, стоит миниатюрная женщина. Элегантное чёрное платье на ней доходит почти до колен. Черные волосы, убраны вверх в классическую прическу, подчёркивающую высокие, узкие скулы. Естественный макияж на ее лице практически незаметен, но одновременно, не даётся первого взгляда составить истинное представление о возрасте. Женщина хороша собой. Ухоженная. Утонченна. Ровно настолько же, как и строга. И отчего- то перенося взгляд на себя, меня очень пугает общение с ней с глазу на глаз, которого, в сложившейся ситуации, наврятли удастся избежать.

— Ольга Николаевна, — растягивая губы в широкой улыбке, поясняет Верховцев. — Моя мама.

— Обещай не оставлять меня одну, — роняю тихо, едва шевеля губами.

— Обещаю, — произносит успокаивающе, распахивая свою дверь. Бросая в мою сторону: — Будь собой. Расслабься и улыбайся.

Знакомство с его мамой нельзя назвать мягким или милым. Скорее оно прошло скупым и сдержанным. Верховцев галантно вывел меня из салона, подхватил с заднего сидения в руки букет, а уже после, разошелся в комплиментах в честь именинницы. Меня же представил по имени и фамилии, особо не впечатлившей красивую женщину. Мыслительный процесс, в припоминании чей дочерью из ей знакомых людей я могу приходится, завершился натянутой полуулыбкой. А после того, как её сын приписал к моим многочисленным заслугам (так и хочется дополнить " перед отечеством"), профессию, в которой я только постигаю азы, её губы и вовсе вытянулись в продольную линию. По мне, так лучше бы он и вовсе молчал, не усиливая в отношении меня возникшую неприязнь, но… Кажется остановить его словесный понос было уже невозможно.