— Veni. Vidi. Vici, — протягиваю задумчиво в полный голос. Предвзято фыркая на последней точке:- Пришел, увидел, победил, — дополняю с издёвкой под приглушённый смешок моего спутника, наконец- таки дошедшего мозгами до того, чтобы снять с себя чужие руки.- Поздравляю, Верховцев, — нейтрально смериваю его взглядом, все так же удерживая в руках непочатые бокалы с шампанским. — Список выполнен и дальше ловить здесь уже нечего.

— Это кто? — нервно вставляет в миг нахмурившийся девица.

— Моё проклятие, мешающее нашему с тобой счастью, — откровенно издевается в ответ, растягивая губы в широкой улыбке.

Брюнетка метая взгляд между нами, на время замолкает, кажется, пытаясь понять истинный смысл вложенный им в эту дурацкую фразу. Тем временем как гости занимают свои места за столом и мы втроём, остаётся стоять у входа в заметном меньшинстве. Девушка стоит в полной растерянности, не понимая, толи следует присоединиться к гостям, то ли остаться в компании со мной и женихом. Ещё не названным, но… фыркаю, сама не зная чего от него ожидать. Как кинется сейчас ей при всех в любви клясться, ради желания не выпасть за края " золотой люльки" и останусь я стоять не удел. На радость злорадной публике, итак, со всех сторон сверлящей во мне глубокие дыры.

— Могу я произнести первый тост? — приглушает собравшихся младший Верховцев, под краткие одобрительные возгласы.

Забирает из моих рук один из бокалов, расстилаясь многообещающей улыбкой.

Расстилается в комплиментах, обращенных в сторону матери, сменяя тон с привычно подхалимского на нечто… Пронизывающее что ли. Смеривая этого парня пристальным взглядом, именно сейчас, без тени сомнения, можно сказать, что я ему верю. В том, что он озвучивает свои мысли по отношению к этой женщине, а не заученные красивые фразы.

Слова сливаются в эмоциональный поток и я уже не слишком сильно прислушиваюсь к тому, что он говорит: о пожеланиях здоровья, радости, любви, уважении… На этом месте невольно перехватываю его взгляд. Серьезный. Волевой. Скользящий по отцу к той девушке, что пристроилась с краю стола. Практически рядом. Смотрю на неё, пытаясь понять ход чужих мыслей. Она, в отличие от Димкиной мамы, совсем не цепляет взглядом. Похожа на сотни из тех, что я вижу за день в толпе при пути в институт или на работу. На то многочисленное скопление однотипных девиц, строящих из себя урожденных принцесс и кричащих всем и каждому о своей уникальности.

Моё кислое выражение лица, сейчас, кажется, понимает лишь один из собравшихся в этом зале. Виновник происходящего и вовсе сидит с постным видом, не обращая внимания на проскальзывающие в словах сына намеки. Тост подходит к концу и пространство наполняется звоном соприкасающихся бокалов под радостные возгласы " ура". Его мать, возможно впервые за вечер, искренне улыбаясь, одаривает сына мягкостью взгляда, произнося одними губами беззвучное " спасибо". Удостаиваясь в ответ серьезного, сдержанного кивка.

— Позвольте мне украсть ещё немного вашего внимания! — призывает к тишине, повышая голос. Останавливая на шаге, нерешительную девушку. Пребывающую в неведении: стоит ли ей присоединиться к отцу или вновь став одним из центров внимания, остаться на прежнем месте. — Катюш, — отворачивается от меня Верховцев, раскрывая ладонь перед девицей, сияющей в данный момент не меньше чем брилиант на кольце, что лежит на подложке в бархатной коробочке. — Подержи, пожалуйста, чтоб мне не мешалось, — протягивает сладко, вручая ей в руки хрустальный бокал. Который девушка, хлопая глазками, неловко роняет из рук, разбивая на части о дубовый паркет. Вызывая гримасу на лице несостоявшегося жениха и гул перешептываний, доносящиеся со всех сторон. Поджимает губки, под снисходительным взглядом переборщившего клоуна, заявляющего снисходительно:

— На счастье!

Отталкивает мыском кроссовка стекла, готовя плацдарм. Прячу взгляд в пол, вдоволь насладившись происходящим. Ощущая горячее прикосновение на своей обледеневшей руке. И мягкий тембр, выводящий в воздухе фразу, при которой все затихают. Прислушиваются. Следят за происходящим. Наверняка недоверчиво. Хотя, возможно и играет он сейчас безукоризненно. Не знаю. Не хочу проверять. Да что там, я даже не решаюсь поднять на него глаза, считая секунды до того как это закончиться . Слыша, точно эхо, отдающееся от стен в другой комнате:

— Ты истинное наказание, но я бы рискнул пресечь с этом вопросом повторно, в случае твоего отказа, — зажмуриваюсь, не дыша, ощущая озноб, проходящий сквозь тело. Уверяя себя из последних сил, что так просто надо. На кой чёрт? Твою мать! Необъяснимо. Но надо. Должна! Как любит повторять отец… Поднимаю ресницы, глубоко выдыхая. Ощущая на кисти порывы его дыхания. С трудом перевожу взгляд в его темные, встревоженные глаза. Задерживаясь на секунду, опускаюсь на губы, выводящие после длительной молчаливой паузы, в которую, кажется каждый присутствующий слышал дробь моего разошедшегося сердца, слишком сложные для понимания слова:- Ты согласна выйти за меня?

Монотонно киваю, не в силах ответить. Не хочу произносить это вслух. Так. Нечестно… Публике не требуется моего оглашения, они, сами не понимания чему радуются, заходятся едва не в овациях, под которые Верховцев надевает на мой палец кольцо. Оставляет вокруг него поцелуй, касающийся сразу нескольких пальцев. Не отпуская руки, встаёт с колен. Проводит подушечками пальцев по моей щеке, опускаясь к подбородку. Захватывая меж пальцев, слегка приподнимает мою голову вверх, соединяя взгляд с своими смеющимися глазами. От которых так хочется оградиться приспустив веки. Что я и делаю, ощущая лёгкое прикосновение его губ к уголку моих. Нежное, точно настраивающее на большее. Обманчиво подготавливающее. Перед тем как вновь обжечь мои губы своим напором. Растерзать сознание в клочья. При всех. Без возможности сопротивления. Шепча, едва слышно, перед тем, как вырвать ещё один незаслуженный поцелуй:- Будь хорошей девочкой. Не кусайся.

И я усиленно пытаюсь представить на его месте другого… Пытаюсь. Тщетно. Между ними нет и единой схожей детали. Димка не Макс… Он во всем, полностью, совсем другой…

Наши желания и возможности столь субъективные понятия, порой не переплетающиеся вовсе… Как бы мне не хотелось в тот вечер оказаться подальше от стен не столь дружелюбного дома, за столом, нас обоих, хозяева всё же заставили оказаться. По одну руку от меня сидел Димка, щедро подкладывая в тарелку на пробу изысканные блюда и обновляя шампанским бокал. По другую, явно желая пнуть меня в бок, чтобы я подавилась непривычной едой, сидела Катюша. Тем самым, лишая меня выбора в какую из сторон следует смотреть, во избежание нежелательного скандала.

Кольцо на пальце буквально жгло кожу, притягивая взгляд всех и каждого из окружения. Отвечать на адресованные мне вопросы совсем не хотелось, поэтому я всё больше забивала рот разносортной едой, перекладывая эту обязанность на зачинщика происходящего. Верховцев справлялся блестяще. Распалял улыбки, пестрил остроумием и вел себя абсолютно свободно. Что не скажешь про меня… Одного взгляда его отца хватило для того, чтобы ссутулить плечи, наклонившись над тарелкой настолько, будто бы я боялась не донести вилку до рта.

Момента, когда можно уйти я ждала словно праздника в серости жизни. Подвыпившие гости становились менее навязчивыми и разговоры за столом перешли на более отстраненные темы, а знака о близком освобождении мой спутник так и не посылал. Шампанское в моем бокале исчезало как-то само по себе. Трудно представить, что просто выветривалось… Ещё сложнее, что, за всей этой давящей суетой, монотонно было выпито мной. Голова казалась ясной. Димкины улыбки по прежнему широки и не столь уж пленительны. И Катюша прекрасней не стала. Или в этом случае впечатление от женщины с каждой опрокинутой рюмкой улучшается лишь у мужчин?

— Если ты ещё способна встать из — за стола, то можно беспрепятственно уйти, — шепчет перегнувшийся ко мне Верховцев, выводя из потока философских мыслей.