— Знать бы ещё, что мне надо… — протягиваю задумчиво, глядя в озорные глаза.

Последнее время круг моего общения сузился до необходимого минимума. Рабочие моменты свободно обсуждались с коллегами, но ничего большего с этими людьми меня и не связывало. В институте, а преддверии сессии, на излишнюю болтовню тоже не было времени. Я всё чаще обреталась одна, не находя в этом повода для беспокойства. В общежитии дела шли так же. Туда я возвращалась, разве что, ночевать, перекусив где-то по дороге. Убеждая себя в том, что учёные давно доказали, будто преднамеренный социальный вакуум — это осознанный и безболезненный выбор людей с повышенным интеллектом. К которым только следовало как-то прибавить себя, слепо веря, случайно попавшейся на глаза статье. Поправить на голове невидимую корону, ссылаясь на причастность к сильным мира сего… А вообще, похоже Димка, странным образом, обитающий все это время поблизости, наравне с единственно выжившей из " Магикян" Лизкой, всё же прав. Пора заканчивать со своей привычкой к дурацкой самоиронии. Признаться самой себе в том, что я не тот человек, кто способен вписаться в морально- этические нормы. Перестать винить себя за то, что не могу быть как все… Потому что хочу быть лучше… Или это я уже цитирую слова Макса? Эти двое, последнее время точно спелись, порой, в разных интерпретациях, повторяя мысли друг друга. Прочищая от мусора мои мозги, которые неизменно засоряются очередными вопросами без необходимых ответов. Сессия. Не так страшен чёрт… Как показать по её окончании отцу зачётку. С наименованием не только иной специальности, но и аббревиатурой не столь " почетного", в его понимании, Вуза.

— От хорошей порки подарок всё-равно тебя не спасёт, — рассуждает с серьезным видом Верховцев. — Поэтому, предлагаю взять твоему отцу хорошего коньяка. И дорогой анальгетик, — выдаёт приглушённый смешок, вновь вытягивая губы в продольную линию. Спокойно дополняя:- Но это уже скорее всего для тебя.

— Тебе только дай повод надо мной постебаться, — кривлюсь, поджимая к груди колени, на которых лежит ещё не успевший погаснуть планшет.

— Да не психуй ты раньше времени, — заявляет, приобнимая. — Хочешь я с тобой сгоняю? Не факт, что сильно смягчу гнев отца, но твоя мама уж точно останется от меня без ума, позабыв про все твои смертные грехи.

— Вот же трепло… — усмехаюсь, качая головой. — Ты собирался отчалить на все праздники. А там, уж как получится, — напонимаю, практически цитируя. — Не твои ли слова?

— У меня тоже облом, — заявляет, смеясь. — Дельце одно с другом детства замутил, решив свалить с почетной должности в фирме папашки. Достали как-то эти костюмы, знаешь ли… А мне в ответ Шенген перекрыли, — усмехается злостно. — Ибо не х@й кусать руку, которая тебя кормит. Так что, я полностью в твоём распоряжении, Кусь, — подначивает, продолжая самодовольно, — Насколько я понимаю, твоя " поддержка" к судному дню из-за бугра не вернётся. Поэтому готов самоотверженно защищать от порчи эстетического облика твою милую задницу… Надо было выйти для разговора, да? — ухмыляется, оборачиваясь к девчонкам, расстилающихся в фривольных улыбках.

— Уже без толку, — замечаю бесстрастно. — Забей. Все привыкли к тому, насколько отменно ты умеешь портить чужую репутацию.

— Это врожденный талант, — замечает, язвительно скалясь. — Собирайся. Пойду обольщать начальство. Глядишь не только пораньше отпускать станет, но и премию нормальную к празднику всему отделу выпишет. И давай, время не теряй. Думай, что можно моей маме преподнести, чтобы умаслить. А то я такими темпами, ввиду частых стычек с отцом, рискую без машины остаться, или вовсе с квартиры в центре города вылететь.

— Новая жизнь. С нового года, — замечаю саркастически.

— Твоя кровать в общаге двоих не выдержит, — парирует скалясь. — Так что лучше сплюнь через левое, пока чего доброго подобного счастья себе не накаркала.

***

— Ты не заметил, что в последнее время тебя как-то много в моей жизни? — уточняю, задумчиво потягивая молочный коктейль, примеряющий с необходимостью хождения по магазинам в поисках неизвестно чего, но непременно весомого и очень нужного.

— У тебя есть какие-то пререкания к моему идеальному поведению? — удивлённо приподнимает бровь, как-то по-детски обиженно сложив губки вокруг своей трубочки.

— Нет. Просто… — ухожу от ответа, с трудом представляя, что можно противопоставить

его аргументам. Не припоминая в нашем общении ничего лишнего, помимо профицита этого самого общения!

— Просто дружбы между м и ж не бывает, — заявляет, звучно потягивая через трубочку свой коктейль. Один другого хочет, а тот сносно делает вид, что этого не замечает, — дополняет лукаво.

— Прямо с языка сорвал, — поддакиваю, присматриваясь к нему в прищуре.

— Да ладно? — растягивает губы в своей лучшей улыбке. — Не знаю как оно там с твоей стороны, но это явно не про меня.

— Угу, — бурчу, отворачиваясь к витринам. — Тебе просто не фига делать. Вот и маешься от скуки.

— Дел полно, — парирует серьезно. — Если ты думаешь иначе, так спешу тебя заверить в обратном: я не просто так просераю папашины деньги. Вкладываю на его благо последнюю пару — тройку лет тоже не слабо… Осточертело всё. И окружение в целом. А с тобой как-то всё по- другому…

— Просто? — влезаю, перебивая.

— Скорее наоборот, — улыбается, с некой неопределенностью, застывшей в темных глазах. — Да и пока у меня есть фора до приезда твоего ненаглядного — я попросту приучаю тебя к себе. Вдруг к тому моменту ты поймёшь, какое сокровище столько времени маячило перед глазами и любовь к другому испариться, будто её и не было.

Мечтательно закатывает глаза, получая локтем в бок лёгкий толчок. Кривится, словно от скручивающей боли, процеживая глухо:- Вот так всегда, чем меньше женщину мы любим…

— Иди уже, философ недоделанный, — подталкиваю его к входу в зону необходимого нам магазинчика, убеждая сделать покупки как можно скорее, не досаждая друг другу излишним вниманием. И это слабо, но действует. Выбранные для родных подарки выходят довольно успешными. И всё бы ничего. Да, только оказывается, что сюрприз уготованный мне родителями превосходит все мыслимые и немыслимые ожидания…

Речь о моём обучении и разбор промежуточных результатов начался задолго до наступления даты первого экзамена. Папа устроил допрос с пристрастием в день моего приезда. В обеденное время. В день, должный стать образцом мира и спокойствия. Тридцать первого декабря.

Уходить от ответа не было смысла, а выкладывать на чистоту… В пустоту тишины, где состояние шока и захлестнувшее негодование родителей, не позволяет вставить им слова. Перекрывает горло, позволяя мне высказаться, повинно опустив вниз голову. Оставляя в наказание долгую паузу. Ещё более гнетущую тишину, раздробившую на части некогда объединяющее нас пространство. Тишину, в которой, ожидая объявления наказания, я стою рядом с окантовкой стола, едва ли не в кровь искусывая губы от нервного напряжения. Заламывая до хруста за спиной свои пальцы. Жду. Не зная, что лучше. Гуманнее. Мгновенная казнь или длительная, мучительная пытка?

— Я тебе сто раз говорил, что с твоим послаблением в воспитании из неё ничего путного не выйдет, — жёстко отрезает человек, на которого я всю жизнь ровнялась, стараясь тянуться к выстроенным им идеалам.

Папа встаёт из — за стола, молча удаляясь в сторону спальни. Дверь, которой хлопает оглушительно громко, словно принимая на себя весь удар. Спустя несколько долгих минут, в которые мы с мамой не смеем нарушить, давящего на уши, молчания, он возвращается, переодевшись в статусный костюм. Удерживая в руке чемодан, используемый, разве что, для отпуска или длительных поездок.

— Заявление на развод подам сам, — отсекает острой сталью, пронзая насквозь сильнее крика и оскорбления, которые я могла ожидать. Отнимая дар речи контрольной фразой, звучащей как выстрел в голову, произведенный без предупреждения: