Закусываю губы, зацикливая взгляд в окружности вокруг одной маленькой точки.

— Да, по — дурацки всё. С этим уж теперь ничего не поделать, — продолжаю несмело. — Но, Лизк. Ведь любовь она или есть, или её нет. И какой бы она не казалась со стороны, плохой по определению быть не может. Единственное…, - кратко улыбаюсь, проходясь подушечками пальцев по коже у глаз. Будто смахиваю из под ресниц несуществующие, непролившиеся слёзы. Слишком редко появляющиеся за последние годы на моих глазах. (Быть может подобная способность и вовсе атрофировалась за ненужностью, невостребованным инстинктом вкупе с излишней эмоциональностью, пригашенной до минимума.)

— Единственное, — повторяю обрывисто более тихо, — Любовь может быть пришедшей не вовремя…

— Или ошибкой. Не имеющей будущего. Как в твоём случае! — фыркает зло. — Голову у неё от него сносит… Сердце он тебе разобьет! На такие мелкие части, что потом никто в жизнь и не склеет!

— З-на-ю, — протягиваю отстраненно. Пытаясь заглушить голос разума, активно бьющий тревогу. — Но я попросила его встретиться завтра, — улыбаюсь уголками губ, признавая свое безумство.

— А это было "до" оглашения просьбы не целовать тебя на прощание или " после"? — ерничает, выпуская горький дым изо рта с излишней нервозностью. — И что теперь: используешь поход в спа в виде алиби, а сама снимешь номер в гостинице на пару часов или придумаешь нечто более интересное чтобы удивить этого мужчину повидавшего многое, да и наверняка многих… — хмыкает с долей усиленного недовольства, дополняя уверенно. — С его то внешностью станется. Не сомневаюсь. Успел увидеть в жизни практически всё… Помимо единовременного краха всех твоих внутренних идеалов и зыбких иллюзий! Но ничего… Это тоже ему предстоит!

— Нет… — теряю ответ в громком непроизвольном выдохе.

— Очень ёмко, — выдыхает дым в сторону, уточняя, — Это опровержение наличию отношений с какой-нибудь стервой, в данный момент его жизни, или же полная неприемлемость озвученной мною мысли?

— Нет, значит, что я не поеду с ним в гостиницу или куда ещё либо — поясняю глухо. — И мне не требуется алиби. Мы встречаемся в том же кафе. Не собираясь скрываться от лишних глаз. И если Димка позвонит, я не стану врать о том, что занята работой, походом в спа или какой-то иной встречей.

— Парня твоя правда несказанно обрадует, — заключает, невольно кривясь.

— Тебе не под силу заставить меня чувствовать себя большим дерьмом, нежели для себя я уже являюсь, — кратко смеюсь с толикой злости.

— Ты уже завтра вечером будешь ныть на моем плече и проклинать за то, что не смогла должным образом отговорить от этой дрянной затеи, — цедит сквозь зубы, с трудом сдерживая обуревающие эмоции.

— Скорее всего так и будет, — с грустью улыбаюсь в ответ, удерживая на лице маску полного безрассудства. — Приползу на порог побитой собачонкой, с бутылкой дорогого, но не менее отвратного пойла. Пустишь ведь, правда?

Закусанные губы подруги не позволяют вырваться звуку наружу, но кивок головы, почти незаметный, заставляет улыбнуться пошире, вопреки ощущению неизбежности приближения той нестерпимой боли, которая уже притаилась поблизости, набирая силы для того, чтобы на этот раз уж точно победоносно атаковать.

— Мне будет в разы хуже, если я никуда не пойду, — заключаю уверенно.

— Господи, какая ж ты дура, — взвывает с выражением мученика.

— Дура, — соглашаюсь, не стирая с губ достоверной улыбки. — Потому что всё ещё его люблю.

— Это болезнь, — заключает трагично. — Безумие. Ну за что ты его любишь? Сколько не ломала голову над этим вопросом, а в толк взять не могу. Ощущаю себя идиоткой, ей Богу, которой ни о каких чувствах не известно и вовсе.

— Но ты же любишь мужа… — вставляю размеренно.

— Если бы я чувствовала к нему нечто подобное что и ты…,- ерничает, снисходя в невесёлый тон. — Я бы давно свихнулась и покончила с собой.

— До этой стадии я ещё не дошла, — улыбаюсь, выдерживая прицел её холодного взгляда.

— Ничего. Ты ещё молодая. Вся жизнь впереди, — наигранно ласково поддерживает подруга. — Твой Макс парень занятный. Такой тебя не единожды, петляя в особо опасных местах, прогулочным шагом проведет через все круги ада…

Макс

несколькими часами ранее.

— Макс, твой перевод наиглупейшая затея, — бубнит в трубку шеф. — Чего ты ждёшь после отказа от этого контракта? Я просканировал десяток фирм и все как одна, что базируются в столице ответили мне отказом.

— Значит вернусь домой, — выдаю монотонно.

— Заниматься реставрацией в глуши после воплощения в жизнь твоих шедевральных проектов? — нервно прикрикивает, исходя смехом. — Да ты псих. Псих, который на пике взлета губит свою и мою карьеру!

— Не преувеличивай. Твоя от моей не сильно то и зависит, — констатирую сухо, прокручивая в голове оставшиеся, допустимые варианты. Заявляя резонно:- Я решил. Точка.

— Даю тебе ещё двое суток отсрочки на то, чтобы передумать! Через неделю упустим все сроки и Шенген не удастся открыть. Прага не девушка. Долго тебя ждать не станет.

— И то верно, — заключаю самоуверенно. — Но как стояла сотни лет на месте, так и стоит. Девушки же в отличие от неё народ более переменчивый.

— Мать твою… — чертыхается начальник. — Понадобится тебе ещё моя помощь! Да я ж тебя…,- затихает в досаде, вынося приговор перед тем как отключить аппарат:- Забелин! На все шашни у тебя есть два дня! Иначе храни свой диплом не менее чем на два метра. И всё нереализованные проекты туда же!

— Пойду прикуплю лопату покрепче, — поддакиваю в ответ. — Яма обещает быть очень вместительной.

Цветной бульвар. Залитые солнечным светом открытые зоны, состоящие из резных столиков, отделенных цветными зонтиками разного цвета. Девушки, стилизованные друг под друга. Различающиеся, разве что фасонами платьев, так же как импровизированные крыши- навесы над головой. В остальном лучшая часть человечества выглядит практически клонами с неизменно обесцвеченными прядями в волосах; блестящими на солнце губками бантиками; густыми наращенными пучками ресниц, визуально формирующими классический " коровий взгляд", закрывающий от взгляда не только цвет, но и неповторимость глаз, и прочую индивидуальность.

Искривляю губы в грустной улыбке. Последние два года лица практически всех женщин передо мной были скрыты чадрой. При этом картинка вызывала больший интерес, нежели то, что сейчас мелькает перед глазами. "Идеализм". Подкосивший несколько поколений. Кукольная внешность. При профиците мейкапа. Стадный эффект. Во главе "культа личности". Что вполне можно приравнять к одному из десятков известных психических заболеваний.

Муса прав. С подробным разбором особ женского пола на "атомы" я никогда не переступалю черту за которой таится штамп в паспорте

И всё же. От одной мысли, до клокотание в груди, мне интересно, насколько же за эти годы изменилась Она? Оставила ли в своей внешности, да и в целом в себе, хотя бы намек на ту милую девчонку, засевшую занозой в моей памяти? Или же примерила на себя столь же бесчувственный образ, сохраняя приверженность незыблемым канонам моды " красить ногти, нарощенные до в полтора сантиметра, в тон машины, или уж в крайнем случае туфель.

Лёгкое скольжение тонких пальцев по твердой щетине. Разряд тока, точно дефибриллятор запускающий в миг остановившееся сердце. Мягкое " привет", доносящиеся ещё из-за спины. Жадно поглощенное мной вместе с глотком её тонкого запаха. Прямой взгляд. Глаза в глаза. Мягкая улыбка. Вместо привычного дружеского поцелуя.

Запоздало спохватываюсь с места, помогая ей сесть. Забываю с десяток заготовленных фраз. Робея при ней, точно школьник на первом свидании, усаживаю ровно напротив.

— Привет, Беда, — протягиваю, спустя десяток молчаливых секунд, не сводя с неё своего прикленного взгляда.

— Макс, — шепчет тихо, раздвигая уголки губ. — Ты завис или я настолько паршиво выгляжу? — доносится вкупе с лёгким прищуром. А по столу в мою сторону плавно продвигается её ладонь, которую я не задумываясь накрываю своей.