Наверное, самое полезное общее представление о шизофрении, подходящее для нашей цели, получается из ее описания как совокупности расстройств, которые характеризуются глубинным нарушением мышления, чувствования, восприятия и идентичности. Расстройства мышления проявляются в неадекватных выводах из полученного опыта и/или в связанной с ними системе бреда. Расстройства чувств приводят к глубинной амбивалентности, резким перепадам настроения, депрессивному отчуждению и общему чувству одиночества. Расстройства восприятия проявляются в видениях и галлюцинациях. По всей вероятности, самыми серьезными являются нарушения идентичности. Они указывают на то, что у центра отсутствуют сдерживающие силы и что Эго больше не может интерпретировать и интегрировать материал внутреннего ощущения и внешнего восприятия.

Аналогией ощущений шизофреника может послужить жизнь во сне. Все мы засыпаем, а затем просыпаемся, чтобы пойти на работу или куда-то еще. Можно заметить то, что мы спали, или не обращать на это внимания. В той или иной мере жизнь идет как обычно. Но шизофреник просыпается в мире, где сон все еще продолжается; Эго не обладает достаточной силой, чтобы различать внутреннюю и внешнюю реальность.

Деятельность психики часто направлена на достижение результата, который остается тайной для эго-сознания, но является очень важным для души. Иногда мы ощущаем это во сне, иногда – через аффект возбужденного комплекса, во власти которого находится Эго. Но в любом случае, включая и шизофрению, психика не прекращает свою деятельность. Согласно утверждению Г.Дж. Бэйнса,

Продукты бурной психической деятельности могут не считаться искусством в его традиционном понимании; но общее между художником и шизофреником состоит в том, что каждый из них входит в непосредственный контакт с глубинными слоями психики. Эти глубины совершенно недоступны рациональному мышлению или дискурсу; их можно распознать только через символические образы, указывающие на скрытое за ними таинство.

Художник, мифологическим прототипом которого является Орфей, должен иметь потребность и мужество, чтобы погрузиться в «мир мертвых», вступить в контакт с потусторонними силами и вернуться обратно, в мир людей, с песней, рассказом или образом, в которых отразились бы неуловимые мгновения опасного странствия. Но шизофреник остается там, в глубине, очарованный или одержимый этой глубинной динамикой, и в результате мы получаем не песню, а симптом, не цельное произведение искусства, а частицы здравого смысла. (Вспомните о словах Дали, что разница между ним и сумасшедшим заключается в том, что он не сумасшедший.)

Вникнуть в галлюцинаторное странствие шизофреника – значит оказаться рядом с таинственной деятельностью психики и непосредственно наблюдать, как энергетически формируются символы. В такие моменты мы находимся намного ближе к ядру психической жизни, чем позволяет нам интеллект или понятие. Древние люди, отдававшие должное снам и видениям, очень хорошо это знали. То, что мы наблюдаем в мифе, сновидении или деятельности воображения шизофреников, все больше сближает нас с фундаментальными процессами, происходящими в нашей внутренней вселенной.

Перед исследованием рисунков, внешне выражающих ощущения шизофреников, давайте рассмотрим сущность процесса, который можно назвать работой с мифом. В процессе работы художника над мифом символически выражается эмоциональная истина; у шизофреника сам образ является эмоциональной истиной; иными словами, здесь присутствует буквальность, совершенно не свойственная художнику. Художник манипулирует образами, цветами, формами, словами и звуками; шизофреник манипулирует материалом, с которым он работает. Художник может различать разные уровни символической истины. Например, Данте сознательно использовал метафору архетипа погружения-подъема на четырех разных уровнях смысла. Шизофреник живет одновременно на всех четырех уровнях. Скажем, человек может вообразить себя римским императором и объяснять отсутствие у него соответствующих полномочий временной игрой фортуны или непониманием происходящего недостойным плебейским окружением. Он совершенно не понимает, что императорский сан компенсирует его отсутствующие полномочия, но бессознательно так живет, одержимый этим материалом. Данте или Дали могли бессознательно использовать архетипический мотив или сознательно извлечь его, а ощущение шизофреника является непосредственным и уникальным.

Что касается характера работы с мифом, то здесь весьма полезны открытия Фрейда, описанные в его труде «Интерпретация сновидений». В сновидениях бессознательное превращает совершенно случайные события в осознанное и внутренне важное прозрение. Бессознательное обращает Эго к личности, времени и месту. Его внешним выражением служит не когнитивное содержание, а аффективно заряженные образы. Смысл таких образов воплощается в метафоре или символе.

К фрейдовскому описанию работы со сновидениями Юнг добавил идею коллективного бессознательного, в соответствии с которой образы участвуют не только в жизни отдельной личности, но и в жизни всей вселенной. Он обнаружил также, что сновидения не обязательно маскируют исполнение желаний, а часто скрывают спонтанное отношение Самости к жизни человека. Согласно Юнгу, сны человека не только могут быть телеологическими, ведущими к развитию сознания и достижению целостности, но и компенсировать одностороннюю адаптацию сознания. Таким образом, сновидения имеют целеполагающую и корректирующую функцию; и, конечно же, дают возможность человеческому сознанию ассимилировать их послание.

В той мере, в которой психика является вневременной и охватывает все человеческое, нам следует признать, что жизнь, которую мы себе представляем, является неполной, фрагментарной и привязанной к историческому времени. Если, делая свой осознанный выбор, мы отклонились вправо, психика сразу же тянет нас влево, чтобы восстановить равновесие. К тому же сновидения осуществляют конфронтацию человека с непрожитой им жизнью: не с такими, какими мы стали, а с такими, какими могли бы стать; не с тем, что мы сделали, а с тем, что не смогли сделать. Зная характер и мотив работы со сновидениями, мы можем увидеть этот процесс в работе с мифом. Как уже отмечалось, сон – это мифология отдельной личности, а миф – это сновидение всего сообщества. И миф, и сновидение спонтанно рождаются в глубине психики и относятся непосредственно к ее саморегулирующей деятельности. Как сны отчасти выполняют телеологическую корректирующую функцию, на которую воздействует индивидуальная психика человека, продолжая таинственную миссию природы, так и миф, поднимаясь из тех же глубин, содержит корректирующую телеологию души. Соглашаясь с тем, что сновидения имеют смысл, мы можем согласиться и с тем, что деятельность шизофреника тоже имеет смысл – не только в жизни отдельно взятого человека, но и в жизни всего сообщества, ибо отдельный человек несет в себе часть универсального содержания. [В данном случае следует пояснить, что именно имеет в виду автор. С точки зрения ограниченного сознания сны можно считать психозом. Однако в них содержится смысл. Точно так же образы, порожденные в психотическом состоянии, которое называется шизофренией, тоже имеют смысл, если у нас есть достаточно времени, чтобы их интерпретировать. – Прим. пер.]

Далее мы исследуем рисунки двух пациентов с диагнозом шизофрения. Оба они еще не достигли двадцати лет и ходили в школу, пока у них не произошло нарушение процесса мышления.

Первые два рисунка принадлежат семнадцатилетней девушке. Сьюзен (так я буду ее называть) выросла в семье, принадлежавшей к среднему классу, в истории которой ранее никогда не наблюдалось психических нарушений. Она получила нормальное воспитание, в подростковом возрасте у нее возникали обычные приступы аффективного возбуждения. Сьюзен начала курить марихуану, но в ее анамнезе не было наркотической зависимости. Впервые она услышала «внутренние голоса» еще в школе, они говорили, что девушка обладает особым даром видения, который спасет мир. Однажды у нее произошел срыв, и она прямо посередине четырехполосной скоростной магистрали отправилась с визитом к президенту Картеру, чтобы поделиться своими планами о том, как достичь согласия во всем мире. Девушку задержала полиция и доставила в местную психиатрическую клинику, где ее обследовали, назначили курс фармакологического лечения и на двадцать один день поместили в стационар.