Подобно тому, как религия побуждает человека жить верой в чудо, так и развитие личности, индивидуационное стремление к целостности заставляет человека дожидаться прилива душевной энергии и верить в тот путь, по которому она его ведет. Противником этой веры является тревога, порожденная неопределенностью. В зрелости человек лучше выдерживает напряжение неопределенности, что весьма существенно и для его личностного роста, и с точки зрения почтительного отношения к автономии таинства.

Если мы, считая личностные феномены мифическими, описываем их совершенно по-разному (например, отличаем по характеру античное повествование Ближнего Востока от Я-концепции личности), это означает, что мы употребляем общее понятие мифа в очень широком смысле. Оба примера объединяет именно наличие важных энергетически заряженных образов. Оживляющая образ энергия может уйти из культуры и из отдельной человеческой жизни. Приводимое ниже определение мифа охватывает эти две отдельные реальности: Миф – это драматизация осознанных или бессознательных ценностей группы людей или отдельной личности.

Главная особенность этого определения заключается в том, что образы являются динамичными – и когда они автономны, и когда оказываются частью ткани повествования. Такая энергия может оживлять любую структуру, способную к формообразованию. Образы могут находить выражение в словах, движениях, пластике, науке, архитектуре или какой-то иной внешней культурной или индивидуальной форме. Иначе говоря, все, что может нести отпечаток божественной энергии, способно стать временным вместилищем таинств или богов.

Наше восприятие этих важных событий может быть осознанным или бессознательным; дело в том, что они нас затрагивают, увлекая либо к трансцендентному, либо к животному финалу. С намерениями нашей души могут быть связаны тысячи разных вещей, и та из них, на которую энергия таинства накладывает свой отпечаток, может считаться мифической по природе. К ним относятся наше искусство и религия; но наряду с ними и поп-культура, и городская архитектура: все они несут на себе отпечаток души. Человеческие сообщества и отдельные личности настолько осознавали несоответствие мифа событию, которое легло в его основу, насколько эти сообщества и отдельные личности ощущали внутренние ценности, присущие этому событию. Все зависело от того, в какой мере человек был связан или оторван от того, что придает ему ощущение глубины и смысла жизненного процесса.

Возьмем, например, архитектуру – нечто, совершенно не связанное с найденным нами общим смыслом мифа. Стекло и сталь очень конкретны и податливы; они несут на себе отпечаток психической структуры. Что может подумать о наших ценностях, ритуалах, общественной жизни путешественник, который через тысячу лет будет бродить по нашим городам? Быть может, этот путешественник решит, что мы, жившие в двадцатом веке, были прагматичной, функционально-ориентированной группой людей, которую мало волновали красота, пространство, сообщество? Заметит ли он перегруженное и стесненное пространство, однообразие, обезличенность наших городов, сделает ли вывод, что мы увлекались коммерцией, скоростью и функциональностью, почти не обращая внимания на свободу и органическую жизнь? Из таких культурных артефактов он мог бы узнать и о достижениях модернизма, и об обезображивании души.

Как современные антропологи стремятся восстановить ощущение прошлых культур, так и будущие поколения будут стараться понять, какой мир мы для себя построили. Они будут спрашивать о нас так же, как мы спрашиваем о прошлом; и мы с трудом можем себе представить, что осознаем свои ценности меньше, чем те, кто в будущем будет исследовать наш прах и наши погребальные одежды.

Что дает миф

Джозеф Кэмпбелл выделил четыре возможности удовлетворения мифом человеческих потребностей. Каждая функция мифа – это предположение о характере нашего отношения к четырем уровням таинства: космосу, природе, отношениям между людьми и отношению человека к самому себе. И хотя ни один миф не затрагивает все четыре уровня, каждый из них имеет прямое отношение по крайней мере к одной из этих великих проблем.

КОСМОЛОГИЧЕСКИЙ ВОПРОС

Подобно нашим первобытным предкам и даже нашим детям мы задаемся вопросом: «Как я здесь оказался? Кто был и что было здесь прежде и что будет потом? И почему?»

Такие вопросы вполне естественны, ибо знание того, кто мы такие, требует осмысления своей отправной точки и судьбы. Космологический контекст мифа вызывает основополагающие вопросы происхождения и эсхатологии – альфы и омеги бытия. Эти вопросы возникают и тогда, когда человек сталкивается с полным хаосом и абсурдом, и с действием законов природы, и когда он замечает управляющий разум и постижимую целесообразность миропорядка, ибо выводы, к которым приходит человек, помогают ему оказаться в контексте смысла бытия. Если человек ощущает вселенную как абсурд, лишенный всякого смысла, то тяжкое бремя осмысления ложится на его плечи.

Если в природных структурах и в историческом развитии отсутствует внутренний смысл, то совершенно ясно, что люди должны обрести смысл жизни, совершив характерный для себя выбор. Если человек утверждает, что боги действительно существуют, то какова их природа? И как они относятся к нам? Кто они – отстраненные наблюдатели или активные участники, каково их отношение к морали? Предполагает ли праведная жизнь знание воли богов и обязательное подчинение ей или же нужно уметь отличать волю богов от человеческих влечений? (В книге «Ответ Иову» Юнг в ходе своих умозаключений предположил, что человечество играет жизненно важную роль в моральном развитии и духовной эволюции Бога.) [4]И вообще разве можно простым смертным рассуждать о смысле таких высоких материй, не искажая Бесконечность своими буквальными проекциями и не скатываясь к антропоморфным галлюцинациям?

Каждое первобытное общество, каждая цивилизация имеет свое объяснение истоков, начала начал, воздействия надличностных сил природы, великодушных и зловещих богов, которые развлекаются или действуют намеренно, непостижимых таинств с недостижимыми границами. Если, услышав такое объяснение, у нас возникнет соблазн снисходительно улыбнуться, то следует напомнить себе, что каждое такое объяснение представляет собой глубинное усилие осмыслить космос, установить с ним связь, как-то сгладить внушаемый им ужас и вкусить его прелесть. Такие усилия совершаются на ранних этапах развития ребенка и цивилизации, и, оглянувшись назад и заметив свои ошибки в считывании очевидного, мы все равно должны находиться на своем месте и двигаться в прежнем направлении в необъятном космосе. Иначе человеческий род остался бы в одиночестве и оказался брошенным на произвол судьбы. Люди, которые, став взрослыми, перестали осмысливать свое отношение к космосу, губят себя, пытаясь утешиться поверхностными объяснениями, но их страх, естественное любопытство и потребность в постижении смысла будут настойчиво напоминать о себе, и тогда беда отступит.

МЕТАФИЗИЧЕСКИЙ ВОПРОС

Метафизика – это стремление постичь природу реальности, особенно природу окружающего нас мира, природу Природы. Какова наша связь с первоосновой, называемой на архетипическом языке Великой Матерью, из лона которой мы появились и под покровы которой вернемся? Нас влечет к этому антропоморфному образу, так как мы пытаемся подойти к таинству с обычными человеческими мерками.

Как-то я преподавал в лесном колледже, в провинции Пана, находящейся в шести милях от чертогов Посейдона, талисманом которого был ужасный трезубец. Каждое утро я питался размолотым телом богини Цереры [5], съедая свою утреннюю порцию каши (cereal), приносил в жертву своему желудку пищу Протея и заканчивал свой день в Стране Снов. Все эти образы сначала были заряжены энергией. Боги были нуминозными (от латинского слова numen) – то есть чудотворцами и волшебниками) и лучезарными: они излучали сияние, присущее миру природных явлений. Какая-то часть этой энергии еще сохранялась в девятнадцатом веке, когда Бодлер писал: