Ни один конкретный миф нельзя одновременно отнести к этим четырем великим вызовам, но все мифические структуры являются воплощением отклика хотя бы на один из них. То, что присущие мифу ценности могут быть так замаскированы и скрыты в артефактах поп-культуры или повседневной жизни, что сознание может их не узнать, не препятствует их глубинному воздействию на индивидуальную и коллективную человеческую психику.

Таким образом, функция мифа заключается в посвящении отдельного человека или/и целой культуры в таинства богов, окружающего мира, общества и самого себя.

Разные подходы к мифу

Интерес к мифу в наше время возрождается отчасти потому, что у нас появляется чувство, похожее на то, о котором в XVII веке говорил Блез Паскаль: «Мы – скитальцы, живущие в чужом времени» – или ощущение, в свое время побудившее Шекспира написать: «Распалась связь времен». Или же мы готовы согласиться с Рильке, что «не чувствуем себя дома в мире, который сами же построили» [7].

Возобновление этого интереса началось еще в XIX веке, так как индустриализация и урбанизация отлучили многих людей от их психического наследия. Не все теории мифа признают области его приложения в психологии, но в приведенном ниже обзоре представлен их самый широкий спектр.

1. АНТИКВАРНОЕ

Этот взгляд на миф признает наше природное любопытство к людям, особенно нашим предкам. Мы не только проявляем свое природное любопытство к другим – мы к тому же стремимся лучше познать себя через осознание того, как наши предшественники задавали четыре главных вопроса, о которых упоминалось выше. Мифы, которые они оставляли после себя, представляют собой архитектуру их впечатлительности. Если понимать миф только как антикварный артефакт, можно упустить из виду, в какой мере прошлое расширило наше восприятие полного спектра человеческих возможностей. Т.С. Элиот пришел к выводу, что наше единственное преимущество перед прошлым вытекает из нашей способности считать его частью настоящего [8]. Мы также можем не заметить той глубины вневременной области психики, с которой резонируют мифические образы, где прошлое и настоящее по-прежнему представляют собой единое целое.

2. СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ

Такое прочтение мифа возникает при взгляде на него как на носителя социальных ценностей группы людей. В данном случае не имеет значения, сразил ли на самом деле дракона Святой Георгий и действительно ли стены Иерихона пали от звука труб. Все дело в ценностях, которые хочет утвердить общество, а также в выбранных для этого нормах. Социальные ценности, которые динамически переносит миф, скорее говорят о культурных тенденциях, даже о склонности культуры к самообману, чем о том, как жили люди на самом деле. Тогда при исследовании социологического аспекта мифа мы узнаем, как та или иная культура выделяет себя из других культур, используя уникальный способ постановки четырех основных вопросов, общих для всего человечества.

3. ИСТОРИЧЕСКОЕ

Историческое понимание мифа подразумевает, что повествования о богах и героях представляют собой сухие свидетельства о реальных людях и реальных событиях, несмотря на ту трансформацию, которую претерпели эти исторические факты в алхимической реторте времени, при устных пересказах и полетах воображения. Когда Генрих Шлиман нашел развалины древней Трои и сомнительную посмертную маску-слепок Агамемнона, он ничего не добавил к грандиозному видению Гомера, которое само является огромной заслугой, но открытие Шлимана произвело огромное впечатление на людей, убежденных в том, что мифы основываются на конкретных исторических фактах. Но даже если в основу мифа легло конкретное событие, произошедшее в определенном месте и с реальными людьми, в мифе, в силу самой его сути, нет никакого соответствия этого события масштабному свидетельству превращений человеческого духа.

4. ПРОТОНАУЧНОЕ

Многие люди понимают миф как неправильное считывание человечеством сути природных явлений перед зарождением науки. Они забывают о том, что научные мотивы сами по себе являются мифологичными. Например, они считают, что таинство, которое мы называем гравитацией, постижимо просто потому, что мы дали ему название. Они думают, что понятия кварков, квазаров и черных дыр несколько более объективны, чем Арес и Афродита. Они забывают о том, что ученые вполне осознанно используют фантастику, то есть некие модели реальности, которые при необходимости вытесняются более подходящими моделями. Они забывают, что все великие озарения и гипотезы, как и вся субъективная сущность знаний, присущи даже самому «объективному» утверждению.

У всех народов в мифах о сотворении мира мы видим попытки очеловечить явления природы через формирование отношения человека к таинствам. Так, например, в шумерской истории о сотворении мира слияние Муму и Тиамат может напомнить о существовании когда-то в междуречье плодородных земель, возникших под влиянием рек Тигра и Евфрата. Но видеть в мифе лишь предвестника и прародителя науки – значит встать на ложный путь. Мы ничего не можем сказать о том, в какой мере таинства действительно являются таинствами, иначе они не были бы ими; скорее они порождаются воображением, субъективным состоянием, которого всегда стремился достичь человек, пытаясь постичь вселенную.

5. АНТРОПОЛОГИЧЕСКОЕ

Антропологи изучают истоки и развитие человеческой культуры. В культурной ткани, сформированной любым племенным сообществом, в ритуалах и культовых практиках цивилизации можно заметить изначальные пути доступа к таинству. Расчленение жертвенного животного спустя какое-то время превращается в душераздирающий хаос трагедии. Связанные с кровопролитием и омовением водой ритуалы крещения, посвящения, кровного родства и смерти придают форму и цель переходному состоянию между жизнью и смертью, которое иначе представляется совершенно абсурдным. Восстанавливая ритуал и древний миф, мы можем пойти по стопам богов, выявляя изначальные метафоры, позволяющие нам осмыслить, как относились к таинству другие люди. Так, например, христианская евхаристия является поздней версией древней идеи поедания богов. Посредством ритуальных актов даже тело человека становится освященным, насыщенным манной, и он «поглощает» божественную сущность.

6. ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ

Этимологическое исследование слова, понятия или мифологемы часто вызывает инсайт, касающийся фундаментальной метафоры, которая рождается, чтобы выразить невыразимое изначальное переживание. Например, мы начинаем глубже понимать иудейское мифопоэтическое воображение, зная, что этимологически имя Адам означает «от земли», а имя Ева означает «живущая». Именно поэтому улучшается наша способность к формированию образного представления, если мы узнаем, что слово трагедия происходит от словосочетания «козлиная песня». Содержание этих фундаментальных метафор, связанное с отношением человека к божественному, проясняет наше собственное восприятие.

7. ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ

Два века тому назад Иммануил Кант пришел к заключению, что мы никогда не познаем мир или объект в себе, а познаем их лишь в нашем субъективном переживании. Юнг пошел несколько дальше, утверждая, что любое человеческое переживание является, по существу, психоидным, то есть включает в себя и материальную, и психическую составляющие. Точка пересечения всех линий внутреннего и внешнего переживания находится в человеческой психике. Более того, мы постоянно проецируем свою психическую жизнь на экран, которым является окружающий нас мир. В причудливой форме чернильной кляксы мы видим очертания крепости, дерева, дьявола или флюгера. В других людях мы находим собственные черты, которые нам нравятся или раздражают нас. В своих песнях и рассказах мы воплощаем разные аспекты своей внутренней жизни.