— Я не знаю, сможем ли мы его победить, — крикнула Анна, неуверенно посмотрев на меня. — Похоже, это конец.

— Просто бей его из всех орудий!

Анна тут же выстрелила сразу десятком тех самых огненных искр, две из которых чуть не сожгли метателя молний в прошлый раз. И, надо сказать, теперь он отвлёкся на нас. С неба ударила ещё одна молния, но я успел снова поднять металлический лист телекинезом, прикрывая нас. Должно быть, когда я двигаю предмет телекинезом, я создаю с ним что-то вроде незримой связи, иначе как я могу ощущать его вес, его размеры и даже его температуру. И, похоже, это каким-то образом может действовать и в обратном направлении. Я закричал, ощущая на себе удар молнии, по-прежнему бьющей в металлический лист над нашими головами, но я знал, что если я сейчас сдамся и отпущу его, не выдержав боли, то молния попадёт в нас и убьёт. И я держал удар столько, сколько мог. Этого оказалось достаточно — Анна сильно побледнела, свив толстую огненную плеть, которую я уже однажды видел, и ударила ею Алексея. Молния прекратила бить, и я, сделав последнее усилие, отбросил ослабевающим телекинезом в сторону раскалённый лист и полностью обессиленный упал на пол, ощущая себя в полной мере опустошённым. RD окончательно выветрился, и я теперь знал, что даже если я и умудрюсь вытерпеть ещё немного головной боли, но применить телекинез или телепатию ещё раз просто не смогу физически. Мне только и осталось, что наблюдать за тем, как Алексей побеждает.

Он дёрнулся, схватив плеть двумя руками, и потянул за неё Анну к себе. Плеть была обмотана у неё вокруг ладони, и теперь, натянувшись, не могла развязаться. Она причиняла ей боль, я видел это по её лицу и в полной мере ощущал эмпатически — я с детства тоже ощущаю боль, хоть и призрачную, фантомную, когда вижу, что кому-то больно. Не знаю, то ли это черта моего характера, то ли одна из сторон моего дара. Эта плеть сейчас высасывала все силы из девушки, но она продолжала поддерживать её, так как видела, что Алексею, пусть и засупермененному, держать её в руках тоже не легко. Из его светящихся голубым ладоней начал валить дым, и ветер донёс до моего носа тошнотворный запах обгоревшего человеческого мяса. Кем бы он сейчас ни являлся, в кого бы он не превратился благодаря нереальной дозе наркоты, он по-прежнему был уязвим, как бы он ни старался этого изменить.

Плеть Анна отпустила первой, когда он подтянул её к самой воде, она была вынуждена это сделать, чтобы не упасть. Он словно ждал этого, и с неба прилетела ещё одна молния. Анна поспешно создала аналог его электрического щита, но поздновато — молния промазала всего на полшага, но зато взорвала бетонный пол под её ногами, её подбросило высоко в воздух и отнесло в сторону ополовиненной катушки. Сознание она не потеряла, но шевелилась очень слабо, пытаясь отползти от монстра подальше.

Взревел мотор катера — Наумов незаметно под шумок добрался-таки до одного из двух катеров и попытался удрать. Алексей заметил это и развернулся на сто восемьдесят градусов, обратив свой молниеносный взор на залив. Ветер поднял сильные волны, быстро удаляющийся катер бросало то вверх, то вниз с перепадом в добрых метра четыре. RD в крови метателя молний продолжал набирать силу, увеличивая его мощь. Алексей широко развёл руки в стороны, подняв их до уровня головы, и с неба одна за другой посыпались молнии. Маленькие, короткие, бьющие не прицельно, но зато в большом количестве. Небо не на шутку разгневалось, и теперь низвергало вниз свою ярость, выбивая из воды высокие фонтаны. Ливанул дождь, водяным столбом моментально скрыв противоположный берег в паре километров, молнии змеились по падающей сверху воде, причудливо изменяя свою траекторию — теперь они уже сыпались не только над Наумовым, они быстро приближались к нам. Площадь удара увеличивалась на глазах, и убежать от неё было уже невозможно. Одна из молний всё-таки попала рядом с катером, выбив у него прямо перед носом фонтан воды, катер чуть задрал нос вверх на краю воронки, а затем ухнул вниз и перевернулся, выбросив из себя человека. Граница молний была уже возле Анны, та безуспешно пыталась отползти от неё, двигаясь всё быстрее, но её вот-вот должно было накрыть.

И тут что-то изменилось. Молнии стали бить одна за другой в Алексея, он вздрагивал при каждом ударе. Это выглядело так, словно он подзаряжался прямо от небесного электрогенератора как батарейка, но после нескольких ударов молний его лицо исказилось от боли, при этом он по-прежнему не издал ни звука. Молнии продолжали бить в него, небо словно взбесилось, и разряды уже летели в него со всех сторон. Вокруг заскрежетал металл, и всё, что могло двигаться или оторваться из числа металлического, притянулось к Алексею, облепив его со всех сторон. У меня оторвало пуговицу со штанов и вырвало ремень вместе с петлями, на которых он держался. Металл плотно облепил Алексея со всех сторон и расплавился, отчего он стал похож на терминатора из второй части, молнии продолжали его хлестать, и тут он взорвался. Электрическая ударная волна сферой распространилась от него, прошла сквозь меня, больно покалывая кожу, но не более, устремилась вверх и, достигнув облаков, развеяла их, открыв алое закатное небо. Даже ветер стих, и успокоилась вода. Алексей ещё какое-то время неподвижно повисел в воздухе, покрытый расплавленной металлической корочкой, но та быстро стекла с него в воду, с шипением погружаясь на дно, и затем Алексей уже сам упал вниз. Он был абсолютно гол, даже все волосы пропали с его тела, сделав его абсолютно лысым, и его кожа больше не светилась и не искрила. Он медленно опустился на бетонный пол совсем рядом с водой, его левая рука и голова свесились вниз. Он был мёртв.

Перегоревшая лампочка, — мелькнуло у меня в голове.

Я лежал на полу и смотрел на закат. Оранжевое светило было маленьким и по-зимнему холодным, а небеса были окрашены в алый цвет. Вроде бы, это означало, что ночью придут морозы, а это означает, что осень окончательно сдала позиции и ушла отсюда, уступив место суровой русской зиме. Свет солнца причудливо отражался в успокоившейся воде, покрытой лишь мелкой рябью, и этот свет бил мне прямо в глаза. Он грел мне лицо, но смотреть на него было невыносимо, и я, пролежав некоторое время, смог кое-как встать.

Где-то далеко зазвучали полицейские сирены и пожарный гудок. К нам едет помощь. Вовремя, как всегда.

Первым делом я подошёл к Сашке и осмотрел его. Рана в правой верхней части лба выглядела страшно, пуля вошла наискосок, оставив длинный разрез, заканчивающийся кровоточащим углублением. Я мог засунуть в это углубление палец на некоторую длину, но делать этого я не стал, конечно же. Меня затошнило, и я поспешно перевёл взгляд на его глаза. RD улетучился из меня, рассосался, и для меня больше не было нужды сдерживать свои возведённые ментальные барьеры. Моя голова болела охренеть как сильно, но я всё же должен был сделать это, убедиться, что всё нормально. Да, Сашка был жив, пульс у него был чёткий и ровный, но учащённый как на лёгкой пробежке, но это тело, а не голова. Мозг не умер, но неизвестно, насколько он сейчас повреждён, и есть способ проверить. Я обхватил его голову руками, ощутив под пальцами его горячую кровь, и сосредоточился. Я ощутил его естественную ментальную защиту, ткнулся в неё лбом, но пробить не смог. Я ударил ещё раз, но она стояла несокрушимо.

— Дерьмо, — пробормотал я. — Я слишком ослаб. Я слишком…

И я заплакал. Нервы просто не выдержали, я обнял бедного моего брата, шептал ему на ухо, что всё хорошо, что его вылечат, что всё будет хорошо. Он молчал.

На моё плечо опустилась чья-то ладонь, и Анна мягко присела рядом. Ей тоже здорово досталось, она вся была исцарапана, на коже проступили расширившиеся от удара молнией капилляры, но ожогов, в отличие от меня или Джона, на ней не было.

— Мне очень жаль, — грустно сказала она. — Но я не могу остаться с тобой, мне нужно уходить, пока полиция не прибыла.