Со стороны казалось, что её совсем не взволновало творящееся вокруг чародейство и безобразие, наоборот, она с заинтересованным видом, никак не вязавшимся со строгими речами, взором опытного мага разглядывала возвышающуюся над ней конструкцию. Но я знала — настало время прилюдно виниться и каяться.

— Простите, каойя, — я с деланным смирением опустила голову, пряча задорные огоньки в глазах, и всем своим видом выразила полнейшее сожаление. — Я… хотела помочь, изобразив шторм, о котором вы рассказывали. Ну-у, вышло то, что вышло, простите. Я буду усерднее заниматься, дабы…

— Я слышу эти слова с тех самых пор, как ты чуть было не спалила зал празднований, — не меняя спокойного тона, прервала меня Кайра.

— А, гм… — только и смогла выдавить я, поперхнувшись уже заготовленным рассказом о том, как именно буду заниматься. Зал празднований, да-а… Было такое дело. И поминали мне его часто.

Целый год после моего появления в Гартен-онарэ каойи, искусные в чародействе, никак не могли понять, как же раскрыть мои способности. Не было сомнений, что мне предназначено стать магом — на меня откликались амулеты, призванные находить этот дар, преподаватели магических искусств наперебой утверждали, что чуют во мне потенциал. Но ни одна из многочисленных попыток добиться, чтоб я создала хоть мало-мальски правильное плетение, которое сработает так, как должно, а не как ему заблагорассудится, не увенчалась успехом.

Наоборот, создавалось впечатление, что мне и на лигу нельзя приближаться к магическим предметам и зельям, а тем паче — к заклинаниям. Зелья взрывались, стоило мне только прикоснуться к ним, зачарованные предметы работали совсем не так, как должны. Да что там, в моих руках всё, что имело хоть какое-то отношение к чародейству, превращалось в нечто непредсказуемое и опасное для меня же самой и окружающих.

Каойи уж совсем было собрались прекратить тщетные попытки понять мои диковинные таланты, и тут я подожгла зал празднований. Случайно, в общем-то — мы с подругой пытались тайком пробраться на праздник выпускниц, куда нам, далеким ещё до выпуска, вход был строжайше запрещён. Нас, конечно же, поймали, а я от досады и пожелала, что раз нам туда нельзя, то и пусть тогда зал этот сгорит до последнего камня…

Тушили его всю ночь. Онаре, исключая разве что совсем малышек, бегали с вёдрами, полными воды, маги второпях придумывали новые заклинания, потому как привычным арсеналом никак не удавалось хотя бы сбавить этот магический огонь, пожирающий камень наравне с деревом — ровно как я и пожелала. И лишь Кайра, едва только взглянув на пожар, тотчас же направилась ко мне.

До того дня она одна была стихийником в Гартен-онарэ — уж больно редок этот дар, — и именно ей пришлось взяться за обучение юного — и такого взбалмошного — дарования, как я. И Кайра избрала единственно верный путь, способный меня увлечь.

Поначалу мало кто обращал внимание на странности, что стали происходить в Гартен-онарэ — то вода в колодце замёрзнет, то песок с только что выметенной дорожки вдруг окажется разнесённым в стороны, а то ни с того ни с сего каша утренняя подгорит, несмотря на всё старания кухарок. А вот когда я взялась осваивать погодные преобразования, обитатели Гартен-онарэ заподозрили неладное. Да и как тут не заподозрить, ежели средь ясного дня налетают неожиданно тучи, становятся плотной завесью прямо над крышами, оставляя чистым весь остальной небосвод, да и проливаются целых три дня то дождём, а то и градом (думала, убьёт меня настоятельница Лойка за драгоценное цветное стекло, разбитое им). Или налетит вдруг большая волна, или ураган — тут уж приходилось Кайре вмешиваться, перехватывать управляющие нити и урезонивать стихию, что бушевала не на шутку.

С каждым разом у меня получалось всё лучше — грубые стихии стали мне, наконец, покорны, и всё в Гартен-онарэ вздохнули было с облегчением. Для меня же наступило время осваивать более тонкие навыки. Разрушительных последствий моё колдовство уже не причиняло, но теперь, обвыкнувшись и став поувереннее, я начала придумывать магические шутихи, порой совсем не невинные, используя, как сейчас, лишь одну стихию, а иной раз и смешивая их в самых неестественных сочетаниях. Кайра, глядя на это, хмурилась, строго меня отчитывала, грозила карами и даже демонстративно их озвучивала перед всеми. А после, оставшись наедине со мной, принималась спокойно разбирать мои ошибки.

Вот так моё обучение и происходило — сотвори то, натвори сё. Каойя искренне считала, что только таким путем можно стать достойным стихийным магом.

— Плох тот чародей, — говорила она, — который, управляя стихиями, может придумать лишь лёгкий дождь или огненный шар. Воображение — вот твоё оружие. Развивая его, ты из одной-единственной стихии сможешь создать сотни и тысячи форм.

И я старалась, каждый раз выдумывая что-то новое, за что вскорости меня и прозвали всёобщим бедствием. Но настоящим бедствием было не это, а мои попытки создавать поистине сложные конструкции, со множеством разнообразных узлов, сбросов и запиток; конструкции, подобные той, что возвышалась сейчас посреди комнаты.

Ветер вдруг задёргался, заметался, паутина дымных нитей задрожала, истончаясь на глазах, из неё потекли воздушные струйки, складываясь в свой, дополнительный, неуправляемый узор. С тонким свистом порвалась одна нить, связывавшая меня со стихией, затем лопнула вторая, болью отозвавшись в натянутых мышцах. Перехватило дыхание, к горлу подкатила тошнота, очертания комнаты поплыли перед глазами, сердце тяжело бухнуло и застучало часто-часто. Ветер, до этого ласковый и покорный, вдруг взвыл и принялся безжалостно вытягивать из меня заботливо сберегаемую силу.

Малая ошибка, совсем незаметная вначале, способна разрушить всю творимую волшбу, и тогда стихия, несмотря на заготовленные сбросы, выйдет из-под контроля. В такие моменты следует отбрасывать конструкцию, расцепляться с ней как можно скорее, дабы не дать ей выпить себя досуха и, в идеале, сохранить силы, чтоб остановить разбушевавшуюся стихию.

Судорожным усилием я попыталась оттолкнуть ветер, выкинуть вон из себя — пусть в комнате воцарится сущий хаос, пусть на несколько мгновений случится буря, пусть древний пергамент и дорогие чернильницы будут испорчены, — зато ставший вдруг губительным ветер отпустит меня. Скорее, скорее оборвать связующие нити, выпустив стихию на волю.

Но он не отпускал, вцепился в меня своими призрачными когтями, как хищник в жертву, и самовольно протягивал всё новые и новые нити — он нуждался в силе и знал лишь один способ её получить.

Комната закружилась, пол с потолком несколько раз поменялись местами, и я почувствовала, что лежу на спине. Ветер, набирая силу, бушевал где-то вверху, тонкие управляющие сцепки уже не могли удержать в подчинении развалившуюся конструкцию.

И вдруг всё прекратилось. С протяжным стоном ветер рванулся вон, враз оборвав всё связи и оставив за собой непривычную уже пустоту, и дышать стало легче. Я с трудом разлепила слезящиеся глаза и посмотрела на Кайру. Прямо перед её лицом, жалобно завывая, крутилась пойманная в ловушку стихия. Лишившись подпитки, она быстро слабела, и вот уже вместо маленького смерча перед Кайрой скользил едва заметный ласковый ветерок.

Я с завистью разглядывала совершенство её конструкции, точнейшее плетение нитей, созданное за какие-то мгновения, без всякой подготовки и расчётов. Ловушка для ветра, сотканная из самого же ветра и питающаяся его же силами. А когда он ослабеет, ловушка распадётся сама по себе. До такого мастерства мне ещё ой как далеко.

Сквозь ватную тишину в ушах пробился басовитый звук гонга, возвещающий о конце занятия.

— Что ж, — каойя с грустью развела руками, демонстративно не глядя на меня. — Про знаменитое плавание дочитаете сами, в библиотеке есть книги по этой теме. И обратите особое внимание на то, как оно повлияло на установление нынешних границ Империи и её последующую политику постоянной экспансии. Все свободны, — только закончив озвучивать задание, Кайра, наконец, перевела взгляд на меня и добавила. — Аэр, задержись.