Оборотень замер у тела стража, бессильно сжав кулаки, мрачный, как грозовая туча.

— Покойся… жил храбро… Отец-Небо с гордостью примет тебя в своих чертогах, — разобрала я обрывки фраз, что слетали с его губ.

А в голосе звенело натянутой тетивой обещание мести.

«Я найду тех, кто совершил это с тобой, — словно бы клялся он. — Найду — и их конец будет многажды ужаснее твоего, друг мой. Но если ты погиб с честью, и Отец-Небо уже приуготовил тебе место под своим крылом, то они перед смертью лишатся всякой храбрости, будут ползать на коленях, вымаливая пощаду, и визжать, как свиньи. Они опозорят своих богов, и те отвернутся, не примут твоих убийц в свои чертоги, преисполнившись беспощадного и необратимого презрения».

На глаза сами собой навернулись слёзы — больно было видеть Влада, с поникшей головой стоящего над телом Эверна. И не менее болезненно было помнить, что, хоть мы с Эверном ни разу не встречались вживую, стражу Леса я была обязана собственной жизнью — без его помощи драконий оборотень едва ли б успел найти меня тогда. И долг этот мне не отдать уже никогда.

«Покойся с миром, — прошептала я про себя. — В кого бы ты не верил, в Отца-Небо или в Отца-Прародителя, пусть каждый из них почтёт за честь принять тебя».

Постояв некоторое время над телом, Влад обернулся.

— Пора идти, — мрачно произнёс он. — Тут мы уже ничем не поможем.

— Погоди, — вдруг остановила его я. Ирринэ, посох Эверна, не просто так привлёк моё внимание. Он звал меня, звал изо всех сил, и отнюдь не для того, чтоб показать тело своего ныне мёртвого хозяина. Ему нужно было нечто иное, и я смутно догадывалась, что именно.

Я неуверенно сделала шаг, другой, протянула руку — ладонь коснулась гладкой поверхности, и Ирринэ вздрогнул и будто бы потянулся навстречу.

— Он не признает тебя, — раздул ноздри Влад. — Он…

— Ш-ш-ш, — остановила его я. — Он должен кое-что сделать прежде, чем уйти вслед за Эверном.

И закрыла глаза, отрешаясь от царившего вокруг ужаса. Посох точно прирос к пальцам, и от него вдруг потянуло тонким, едва уловимым ароматом весенней листвы и земляной сыростью. Пьянящий запах волнами распространялся вокруг, и я поплыла по этим волнам вниз, под пепел, под граничащий с ним иссушенный, потрескавшийся слой почвы, на глубину, куда не смог достать даже смертоносный жар огромного пожарища. А там, среди мягких комьев влажной жирной земли уже ждали своего часа полные жизни семена.

Невероятно, но Лес, даже сгоревший дотла, не был мёртв. Он знал свою слабость перед огнём, и за века существования успел подготовиться даже и к такому. Но ему, чтоб возродиться, нужна была помощь, а Эверн, страж Леса, оказать её уже не мог.

Зато я могла.

Ирринэ вспыхнул — или мне так только показалось? — от посоха вниз устремились слепяще-яркие лучи, коснулись семян. Твёрдая оболочка, хранящая под собою новую зелёную жизнь, лопнула, раздвигая рваные края, наружу выглянули белёсые ниточки тонких, слабых корешков. К ним, поднимаясь из самых глубин, тотчас же устремились чистейшие водные потоки. Напитанные живительной влагой и силой, щедро отдаваемой посохом, ростки стремительно потянулись вверх, прорываясь сквозь слой размокшего пепла.

Над ухом раздался потрясённый вздох — драконий оборотень не смог сдержать его, увидев, как возрождается Лес.

Мне показалось, что прошли часы с тех пор, как моя ладонь впервые коснулась посоха Эверна, хотя на деле минуло совсем немного времени. Ирринэ, отдав все свои силы в помощь Лесу, умирал вслед за своим хозяином, его гладкая доселе поверхность рассыхалась, распахивали безгубые рты длинные ветвистые трещины. А вокруг поднимала к небу свои покрытые нежной корой ветви совсем ещё юная поросль нового Леса.

И в тот момент, когда посох, рассыпался, наконец, трухой, я открыла глаза, уже зная, что увижу. Меня окружали густые заросли молодняка: тонкие стволики дубков, ничем ещё не напоминающие гигантов, каковыми им однажды предстоит стать, переплетения нежных веток кустарника с зеленеющими на них почти прозрачными листочками.

Влад изумлённо оглядывался вокруг и молчал.

Конечно, это пока не тот Лес, что сможет защитить Портал. Пройдут годы, пока деревья вытянутся вверх и раскинут свои кроны так широко, что вынуждены будут сплестись ими, пока снова станут воистину живыми и опасными для всякого, кто пожелает добраться до святая святых этих зелёных насаждений. Но без жертвы Ирринэ, давшего семенам силу расти быстрее, чем положено природой, и без магии стихий, что помогла росткам выбраться из-под пепелища, Лес бы и вовсе не имел шансов на возрождение.

— Теперь можно идти, — устало выдохнула я, утирая выступивший на лбу пот. — Лесу потребуется ещё много лет, чтоб вырасти. Я сделала всё, что могла.

Голос оборотня прозвучал глухо и при этом — неожиданно торжественно.

— Это всё, что нужно было сделать, — промолвил он.

— Вы не сказали ей, владыка Тин, — с укоризной в голосе произнесла старая номадка и нахмурилась, глядя на долину сенотов с высоты вздымающегося над нею скального языка.

Дракон вздрогнул, услышав это имя. Тин — так он предпочитал зваться во времена своей молодости, когда поступками его руководили чувства и дерзкая бесшабашность, а вовсе не мудрость. Сказания о его тогдашних приключениях номады и по сей день рассказывали детям перед сном, но никто и никогда не смел называть его этим именем с тех самых пор, как он стал владыкой дандра у гойе. Никто кроме Тии.

— Её следовало бы найти и убить до того, как она впервые взяла в руки веера. — дёрнул уголками губ Константин. — Но…

— Но сиа…

Дракон опустил голову и промолчал. Жест вышел совершенно человеческим, и даже самый внимательный наблюдатель не смог бы распознать обман. Да и сам Константин настолько уже привык пребывать в этом обличье, что не самое удобное, слабое и смехотворно маленькое бескрылое тело стало ему почти родным, будто тысячелетия назад именно таким он и родился. Иной раз владыке даже казалось, что его истинное тело — крылатое, величественное, — лишь плод его воображения, диковинный сон, дающий ощущение полёта — говорят, такие иногда снятся человеческим детям.

— Да, Тиа. Я и представить себе не мог, что она окажется его t'aane. Впрочем, когда я это понял, убивать было уже поздно. Теперь, наоборот, её жизнь — единственное, что ещё удерживает Шагрон от падения в пропасть.

— Отец-Небо, убереги нас от зла, даруй свою мудрость и силу, — быстро пробормотала женщина. — Может, следовало оставить девочку в долине, владыка, под вашим присмотром и защитой? Всё ей рассказать вместо того, чтоб отправлять к Хрустальным горам?

— Нет, — покачал головой дракон. — Нельзя. Это её путь — и ничей больше. Это и есть испытание. Я знаю, каким должно быть верное решение, но она должна принять его сама. Своим сердцем и своим разумом.

— Что, если она ошибётся?

— Зов Абсолюта прозвучал, Тиа. Я не вправе вмешиваться. Давай лучше надеяться на лучшее. Есть в этой девушке нечто, что внушает мне надежду.

— А «Тысяча лет опыта»?

Константин вздохнул.

— Да, он тоже слышит зов. И он придёт, в этом нет никаких сомнений. «Тысяча лет опыта» — как же верно назвала его маа’пина. Жаль только, что с опытом мы зачастую теряем человечность, подменяя её размышлениями о всеобщем благе, пусть даже и ценой некоторых жертв. Так должен мыслить правитель, но не страж величайшей во вселенной силы. Так что, Тиа, вскоре начнётся охота. На Аэр и на каждого, кто окажет ей помощь.

— Всё-таки надо было оставить её в дандра у гойе. Номады готовы защищать свою долину, — гордо вскинулась женщина. — И свой мир.

— Знаю, Тиа, — кратко отмолвил Константин. — Но ни номады, ни даже я «Тысяче лет опыта» не соперники. Мы для него словно мелкие мошки, способные разве что доставить лёгкое неудобство.

— А сиа Владиус? Он ведь подвергает себя такой опасности, — простонала номадка, в отчаянии сцепляя руки перед грудью.