Нынешнюю зиму они были больше обыкновенного. Вода, вытекающая из боковой трещины вулкана, застывает, точно лава, едва достигает берега ледяного острова. Вокруг нас расстилалась настоящая ледяная область; к сожалению, туман и снег застилали вид. Если глядеть на запад вдоль озера, можно вообразить, что стоишь у узкого морского залива. Горизонт, окутанный туманом, представляется удаленным бесконечно.

15 марта мы ехали по отлого подымающейся долине Мус-кол до самого конца ее, где сделали привал у северного подножья Ак-байтала, а 16-го перевалили через него на высоте 4682 метра, что стоило больших трудов и взяло десять часов времени. Восточный спуск с перевала очень крут, но затем местность опять отлого понижается до следующего привала в Корней-тарты. Мы потеряли еще одну из наших изнуренных лошадей, которая пала на Ак-байтале. Один киргиз купил ее шкуру у караванного проводника Ислам-бая за два рубля.

Корней-тарты — узкая долина, бока и дно которой наполнены продуктами выветривания, щебнем, гальками и целыми глыбами, между которыми извивается маленький ручеек, покрытый теперь толстым льдом. Нигде не было и следа растительности. Около Ак-гура (Белая могила) перед нами открылись упирающиеся в долину горы. Здесь встретил меня высланный комендантом Памирского поста толмач, татарин Куль Маметыев, в парадной одежде, увешанный шестью медалями, и подал мне письмо с приветом от коменданта. В некотором расстоянии виднелось небольшое русское укрепление; на северо-западной башне развевался русский флаг. Мы приблизились; 160 солдат и казаков выстроились на стене и приветствовали нас громким «ура». Около ворот меня сердечно встретил комендант, капитан Зайцев, с шестью офицерами. Для меня еще с неделю тому назад была приготовлена комната в офицерском флигеле, а для моих людей кибитка.

Приведя свой багаж в порядок, я побывал в прекрасной бане, а затем мы все сошлись к обеду в офицерском собрании. Я передал поклоны из Маргелана, меня осыпали тысячью вопросов о полном приключений зимнем странствии на Памир, потом было подано горячащее туркестанское вино, и комендант торжественно провозгласил тост за короля Оскара. И если где был выпит от души благодарственный бокал и где-либо радость била так через край, так это именно здесь, на «крыше мира», на высоте 3610 метров, вдали от шумного света, в сердце Азии, в области, где ближайшими нашими соседями были обитатели скал архары, степные волки да горные королевские орлы!

Из предыдущего читатель знает, что ведший нас на Памир путь шел большей частью по необитаемым областям. В русском Памире в октябре 1893 г. было только 1232 жителя, между тем как долины Алая и Сары-кола заселены сравнительно гораздо гуще. В долине Алая, говорят, разбросано 15 кишлаков, или зимних поселков, в которых насчитывается 270 кибиток.

В конце мая или в начале июня, когда снег сменяется густой сочной травой, в долину Алая являются богатые и просто зажиточные киргизы, чтобы разбить свои летние кибитки на берегах Кызыл-су. Здесь они устраивают свои байги, или игрища, приглашают друг друга в гости, празднуют свадьбы, словом, проводят лето в свое удовольствие. Большинство остается здесь только два месяца, по истечении трех в летних поселках не остается уже никого — все возвращаются в зимние кишлаки в Фергану. Летом в Кашка-су бывает примерно до 150 кибиток.

Киргизы из Ошского и Андижанского уездов уходят летом через перевалы Талдык и Джиптык, киргизы из Маргеланского и Кокандского уездов — через Тенгис-бай. Так как Талдык почти каждую зиму бывает загражден снегами, то в это время года пользуются большей частью перевалом Тенгис-бай. Таджики, которые теперь в большом количестве прибывают в Фергану искать заработков, всегда направляются через Тенгис-бай и почти всегда пешком. По самой долине Алая проходит важный тракт, соединяющий Восточный Туркестан и Каратегин, Бухару, Мекку и Медину, и в теплое время года по этому тракту проезжает и проходит множество купцов и паломников.

На Памире, как и в других местах земного шара, резкие формы рельефа служат границами между различными поясами климата. Границы переходной области могут рассматриваться как этнологические и лингвистические межевые столбы. Внутри этих границ обитают в весьма малом количестве исключительно кочевники киргизы, а в областях, расположенных к западу от этих межевых столбов, одни таджики, но в гораздо большем числе. Киргизы имеют свои собственные тюркские географические названия, таджики свои собственные персидские. Поэтому верховья всех рек, текущих на запад, носят киргизские названия, а низовья персидские. Например: Ак-су — Мургаб, Гурумды — Гунт. Из двух текущих рядом рек одна называется Кокуй-бель, так как ее долина посещается киргизами, другая Кудара, так как на ее устье лежит поселок таджиков.

На правом берегу Мургаба, на высоте 3600 метров, возвышается укрепление Памирский пост, как грозный протест против совершавшегося в последние годы наступления афганцев и китайцев в области Памира, принадлежавшие прежде к ханству Кокандскому.

Первое время после того, как ханство это было завоевано в 1875–1876 гг. русскими, на Памир, эту крайне редко населенную и труднодоступную местность, почти не было обращено внимания. Даже умный Скобелев не подумал о ней. Но вот к ней стали настойчиво тянуться другие соседи, и энергичное вмешательство русских стало необходимым. Знаменитая экспедиция полковника Ионова была первым шагом, который имел серьезные последствия и во всяком случае способствовал к возбуждению вопроса о Памире, столь горячо обсуждавшегося в последние годы. Летом 1895 г., когда была созвана для определения границ англорусская комиссия, вопрос этот и получил свое окончательное решение. Ко времени же посещения мной Памира дело подвинулось настолько, что на «крыше мира» воздвиглось русское укрепление с постоянным гарнизоном.

Укрепление это, политическое значение и цель которого ясны, как день, было возведено летом и осенью (с 22 июня до 30 октября) 1893 г. второй ротой четвертого туркестанского линейного батальона. Прямоугольные стены укрепления сложены из дерна и мешков, наполненных песком, и окружают просторный двор, где находятся офицерский флигель, землянки с бревенчатыми крышами, вмещающие казармы, кухню, лазарет, баню, мастерские и пр. В нескольких войлочных кибитках сохраняются продовольственные запасы и амуниция; на небольшой метеорологической станции три раза в день производятся наблюдения.

В углу обращенной к северу продольной стены находятся барбеты, с митральезами системы Максима Норденфельдта. Обращенная к югу продольная стена идет по краю высокой конгломератовой террасы, с вершины которой укрепление и господствует над долиной Мургаба. Терраса была в свое время образована течением реки, которая теперь отошла от нее на довольно значительное расстояние. Между террасой и рекой остались болота и трясина, из которой пробиваются многочисленные прозрачные ключи.

Памирский пост — наглядное доказательство энергии офицеров, руководивших работой, и прекрасный памятник их трудов: возведение укрепления на такой значительной высоте и так далеко от всякой цивилизации не могло не быть сопряжено с величайшими трудностями. Весь древесный и прочий материал приходилось доставлять на вьючных лошадях из Оша. Осенью тут часто разражались свирепые бураны, обдававшие облаками снежной и песочной пыли, а офицеры и команда в это время должны были ютиться в киргизских кибитках, которые ветер нередко и опрокидывал.

С Кашгаром установились новые торговые сношения, и кашгарские купцы приезжают сюда со своими товарами, выменивают здесь киргизских овец, гонят их в Фергану, где они в большой цене, и с хорошими барышами возвращаются в Кашгар, через перевал Терек-даван или Талдык.

Комендант Памирского поста капитан В.Н. Зайцев, старый туркестанский служака, бывший одно время ординарцем Скобелева и участвовавший в походах на Хиву (1873 г.) и на Коканд (1875–1876 гг.). Он вместе с тем и начальник и над всем киргизским населением Памира.