Итак, чувство долга восторжествовало, и я направился к востоку. Меня ожидало много дела в пустынях, около Лобнора, в Северном Тибете, да и почта из Швеции, ждавшая меня в Кашгаре, притягивала меня немало. 14 сентября я сердечно распрощался с обоими генералами и офицерами, которые скоро скрылись вдали, и направился со своим караваном к пустынным безмолвным горам, составляющим восточную границу плато Памира.

Теперь все эти события — достояние истории англо-русской политики в Центральной Азии. Оба государства стали теперь бок о бок на Памире, где не осталось больше областей «без хозяина», никаких нейтральных «буферов», и киргизы, так же, как и афганцы, не могут уже без паспорта переходить новую пограничную линию.

Последняя ли это была комиссия, окончательно ли решен вопрос об англо-русской границе в Центральной Азии? Можно надеяться, но… судьба Персии еще не решена, да и как знать вообще, какие перемены несет с собой будущее?

Из Ак-таша мы направились к востоку и в тот же день перешли через перевал Лакшак (4645 метров) в Сарыкольском хребте, а заночевали в Кен-шебере по ту сторону перевала, где стоял караул из восьми таджиков и двух китайцев.

Тропинка, то и дело исчезающая между рухнувших глыб, ведет на северо-восток через Шинди, поперечную долину, глубоко врезавшуюся в Сарыкольский хребет. Дорога прескверная. Часто мы едем под нависшими сводом скалами, испещренными бесчисленными трещинами и готовыми рухнуть. То и дело приходится переезжать через прозрачный голубоватый ручей, журчащий между гнейсовыми глыбами. Наконец пошел гранит, впадина Шинди открылась треугольником в широкую долину Тагдумбаш, ручей разделился на множество рукавов, орошающих поля, и мы разбили палатку неподалеку от крепости Таш-курган.

Итак, мы оставили позади себя первую из меридиональных горных цепей, точно бастионы ограждающих Памир с востока, а 16 сентября — и вторую, перевалив через Сергек. Добыть проводника оказалось не так-то легко. Таджики отказывались под предлогом полевых работ, а на самом деле опасались гнева Мидарина, если проведут европейца через этот перевал, имеющий важное стратегическое значение. Наконец нам удалось найти человека, который последовал за нами пешком, но и тот отстал, как только мы достигли перевала, и больше о нем не было ни слуха ни духа.

Ландшафт опять совершенно изменился. Со всех сторон окружили нас пологие холмы, покрытые песком и щебнем — продуктами выветриванья сланца. Но там и сям виднелись глубокие овраги, зигзагообразно прорезывавшие холмы. Воды нигде не было ни капли, но борозд, промытых дождевыми потоками, попадалось очень много. Дорога вела все время с горки на горку, то вниз, то вверх, и нам пришлось перейти через множество второстепенных перевалов, прежде, чем мы добрались до высшей точки хребта — 4032 метра высоты.

Отсюда открывался такой широкий вид, что можно было ориентироваться. На юге возвышались мощные снеговые горы, составлявшие прямое продолжение хребта, на котором мы находились, и отклонявшиеся к юго-востоку, к Тибету, чтобы перейти в хребет Куньлунь. На севере же эти горы упирались в Мустаг-ату и таким образом составляли прямое продолжение Мус-тага, или Кашгарского хребта.

Глубоко внизу под нами виднелась на востоке долина Ичиз, упирающаяся в Тагдумбаш-дарью.

Мы остановились в поселке Малый Бельдир; в поселке всего один двор. Проживающий здесь юз-баши, однако, старшина над 50 домами, разбросанными по долине. Жители все таджики; занимаются скотоводством и земледелием, лето проводят здесь, но зимой уходят дальше вниз, доходя до того пункта, где Ичиз сливается с Тагдумбаш-дарьей, чтобы затем под прямым углом повернуть к востоку, к Яркенд-дарье.

Около слияния рек расположено селение Большой Бельдир, где река Ичиз известна под названием Бельдир-дарьи; а Тагдумбаш-дарья зовется в долине, которую прорывает, Шинди, и по причине отвесных скалистых берегов переход через нее здесь невозможен. Бельдир находится, таким образом, как бы в тупике.

Значительная абсолютная высота местности и суровая природа заставляют большинство здешних таджиков вести образ жизни, сходный с жизнью киргизов; таджики также владеют большими стадами овец, коз, яков, лошадей и ослов. Часть населения живет в юртах и палатках, часть, главным образом земледельцы, в саклях из высушенной на солнце глины и камней, с плоскими деревянными кровлями. Сами таджики арийского племени и говорят по-персидски; жилища их также немало напоминают персидские; некоторые сакли имеют балконы.

Таджики пекли чудесный хлеб; несколько молодых девушек явились ко мне в палатку без покрывал и принесли мне хлеба, за что получили куски материи из Кашгара.

20 сентября снег шел до 11 часов. Выступив в путь, мы обрели двух спутниц, молодых женщин, ехавших верхом на яках в долину за топливом. Обе были превеселые и прехорошенькие, с черными волосами, густыми резко очерченными бровями, тонкими чертами лица и большими, живыми цыганскими глазами. Они самым непринужденным образом, как будто оно так и следовало, помогали нам подгонять наших вьючных животных, покрикивая своими звонкими серебристыми голосами так, что эхо отдавалось в горах. Тонкое тряпье обвивалось вокруг их стана, а смуглые шея и грудь не были ничем прикрыты от обильно падавшего снега.

Несколько подальше долина сузилась и сделалась труднопроходимой, напоминая овраг, усеянный глыбами, между которыми извивался и журчал прозрачный и холодный ручеек. Через него то и дело приходилось переезжать, причем часто грозила опасность принять холодную ванну. В небольших расширениях долины виднелись березовые рощицы. Одна из них называлась Тирсек. По словам наших проводников, роща дальше внизу прерывалась, и нам, если мы хотели развести на ночь хороший костер, следовало остановиться здесь. Палатку разбили под плакучими березками с уже пожелтевшей листвой.

Привал вышел необычайно приятным. Жаль только, что небо было все в облаках и густой туман заволок вершины гор. Женщины и проводники наши набрали хворосту, который нагрузили на яков, и повернули обратно домой.

Перевал Арпа-таля, через который нам предстояло перейти через несколько дней, представляет демаркационную линию религий. К востоку обитают сунниты, а к западу шииты. Обе мусульманские секты живут здесь, однако, дружно, ничуть не враждуя, как, например, турки и персы. Здешние шииты и сунниты даже роднятся между собой. В настоящее время таджики несут только натуральную повинность, доставляя китайцам топливо и съестные припасы, но во времена Якуб-бека налоги были довольно чувствительны, на что, впрочем, жители не роптали, так как он был мусульманин.

22 сентября мы миновали по пути восемь селений, состоявших всего из нескольких дворов и окруженных поля-ми и садами, где росли грецкие орехи, абрикосы, яблоки, дыни и проч. Запах только что сжатых хлебов казался нам особенно приятным после нашего путешествия по бесплодным нагорьям. Яков здесь не держат, верблюдов тоже; видны только коровы, ослы, лошади, овцы и козы. Самое красивое из селений — Тонг; плодовые сады и живописные сакли его красиво выделяются на фоне голых скалистых стен. Старши- на селения Гассан-бек, настоящий патриарх с виду, отличался большой оригинальностью и невероятной рассеянностью и то и дело вполголоса разговаривал с самим собой.

В следующем, находившемся неподалеку, селении Кандалакш мы сделали привал, расположившись на террасе дома местного мин-баши (тысяченачальника), где нас и посетили все именитые местные жители. Отсюда всего несколько километров расстояния до Яркенд-дарьи, которая около Тонга зовется попросту Дарьей (т.е. рекой) или Тонгнын-дарьязы (река Тонг). Наименование Раскема или Заравшана она принимает выше.