Мы пересекли гряду морен повыше, чем в последний раз, и затем спустились в аул Кен-шебер, состоявший из четырех юрт, разбитых на левом берегу Ики-бель-су; кругом расстилались прекрасные пастбища. В ауле проживало несколько наших друзей, которые и приняли нас очень радушно. По обычаю, нас встретил старейший из жителей, приветствовал нас, прижимая обе руки ко лбу, и проводил в свою юрту, которая быстро была прибрана как следует. На почетное место постелили небольшой ковер, положили несколько подушек и предложили мне сесть у огня.

Один за другим прибывали остальные обитатели аула и располагались вокруг огня, над которым кипел в железном котелке чай. Гостей угощают из деревянных или китайских фарфоровых чашек чаем и молоком с хлебом, и скоро завязывается оживленная беседа. Жены в своих высоких белых головных уборах и молодые девушки также присутствуют в юрте, но не вмешиваются в разговор. Они только важно восседают около огня, поддерживаемого высушенным яковым навозом, или хлопочут по хозяйству. Такие посещения всегда доставляли мне удовольствие и помогали добывать интересные сведения о дорогах и тропинках, о местном климате, о кочевках киргизов, их образе жизни и т.п.

Неподалеку от аула, пониже, гряда морен заставляет реку сделать крутой поворот направо. На самом загибе река образует озеровидное расширение, на котором наблюдается водоворот, но затем река вновь быстро течет по своему глубокому руслу и с грохотом, слышным издалека, прорывает старые морены. Как раз напротив Кен-шебера, на правом берегу, находится другой аул из семи юрт. Обитатели его пасли днем свои стада на левом берегу и теперь, по наступлении вечера, должны были отправиться со стадами обратно. Вот возня-то пошла! Смотреть было забавно. Всадники брали к себе на седло по две овцы и длинной вереницей переезжали через реку. Овец было много, и такая переправа длилась, верно, долго, пока все стадо не очутилось на своем берегу.

Пора и нам было подумать о возвращении в лагерь, так как в сумерки заниматься съемкой трудно. Переправившись через Ангыр-куль, мы достигли места нашей новой стоянки на нижнем Басык-куле, посреди которого высовывается островок с моренным холмом. Обе наши юрты были разбиты на лугу; кругом открывалось обширное новое поле для исследований.

Первый же день на Басык-куле вышел, однако, неудачным; с утра до вечера лил дождь и дул сильный ветер; капли так и барабанили по крыше юрты. На вольном воздухе никакой работы нельзя было предпринять, но у меня, к счастью, накопилось столько «кабинетной», что такой невольный домашний арест был совсем не лишним. Явился с визитом бек Тогдасын; я угостил его чаем и китайской водкой, которой запасся специально для этой цели, а также музыкой на шарманке, не перестававшей повергать киргизов в беспредельный восторг и удивление. Больше всего, однако, поражали их наши ружья. Киргизы находили механизм ружей до того сложным, что, по их мнению, подобное оружие не могло быть делом рук человеческих, но самого Бога.

Бек Тогдасын сообщил, что китайские гарнизоны в Долине Сары-кол с некоторым беспокойством следят за всеми моими действиями и через посредство киргизских шпионов ежедневно узнают обо всем, что я делаю и где бываю. Они все добивались узнать, кто я: урус (русский) или ференги (европеец), долго ли намереваюсь оставаться тут, какая, собственно, цель моих топографических съемок, для чего я откалываю куски горных пород. В самом деле, они были поставлены тут, чтобы стеречь границу русского Памира, и вдруг является какой-то чужеземец, по их мнению, русский, и беспрепятственно высматривает расположение страны! Но благодаря паспорту, полученному мной от дао-тая, они не осмеливались беспокоить меня.

В течение следующих дней была исследована местность вокруг нового лагеря и нанесен на карту левый берег Каракуля. Однажды, вернувшись после одной из экскурсий в лагерь, мы заметили, что несший топографические приборы Иехим-бай потерял медный диоптр. Киргизу было внушено, что если он не найдет потерянного, то навсегда утратит мое благоволение, и он тотчас отправился на поиски. Наконец он узнал от одного знакомого киргиза, что странная металлическая штука найдена на дороге и отправлена к коменданту китайской крепости Булюн-куль Джан-дарыну, который полагал, что сыграет со мной шутку, удержав у себя эту вещь. Я послал к Джан-дарыну гонца сказать, что если он не вернет мне находки, то будет иметь дело с дао-таем. Диоптр был возвращен мне немедленно.

24 июля был исследован верхний Басык-куль. Почти у самой середины южного берега в озеро вдается мысом уступ горы, довольно круто спускающийся в воду, так что низом по косогору можно пробраться только пешком, а нам, ехавшим верхом, пришлось подняться на гребень уступа. Под нами во все три стороны от мыса расстилалось маленькое озеро, нам были видны его островки и дно.

При беглом обзоре получается впечатление, что верхнее озеро не имеет стока, и поэтому можно было бы ожидать найти в нем соленую воду. Между тем оно содержит совершенно пресную и чистую воду. Стоит, однако, взглянуть на карту, чтобы понять это обстоятельство. Нижнее озеро не принимает никакого видимого притока, но из него вытекает ручеек. Таким образом, озеро должно принимать в себя какой-то невидимый приток, разумеется вытекающий из верхнего озера, излишек воды которого, вероятно, просачивается под моренным мысом. Абсолютная высота Басык-куля 3726 метров, а Кара-куля 3720 метров.

От главного гребня хребта Сары-кол идут прямо на восток несколько значительных отрогов, и их поперечные долины открываются по направлению к озеру. Главнейшие из них: Кара-джилга (Черная долина), Ялан (Голая) и Хамалды (Сизая); последняя имеет собственный ручей, изливающийся в бухту, между тем как ручейки двух первых долин соединяются с другими ручейками в один, который неподалеку от озера делится на два рукава, образующих дельту.

В трех названных долинах находятся более или менее хорошие пастбища; лучшие отводятся под овец, поплоше под яков. Аул бека Хоата, населенный родом найман-киргизов, проводит здесь три зимних холодных месяца. Через Кара-джилгу идет подъем на перевал Кок-ала-чокур (Зелено-пестрый-глубокий); здесь, однако, можно подняться только на яках или пешком. Ведет перевал к Ранг-кулю; пользуются им редко; главным образом киргизы, отправляющиеся в русский Памир без разрешения китайских властей.

В 4 часа дня начался дождь при северном ветре. Спустя полтора часа мы наблюдали поистине редкое явление. По течению ручья пронесся слабый шум, и понеслись бурые волны, бурля между камнями русла и наполняя углубления. Скоро между сильно подмытыми крутыми берегами, окаймленными слабой растительностью, несся целый поток. Явление это повторяется в это время года регулярно каждый вечер; вода, образующаяся при таянии снегов в горах хребта Сары-кол, только к вечеру достигает озера.

25 июля мы снялись с привала и отправились в Кен-шебер, откуда намеревались начать исследование области Мустаг-аты. На южном берегу Басык-куля мы прошли необычайно красивую, расположенную цирком морену, имевшую около 100 метров в диаметре. Посреди находилось маленькое круглое озерко, охваченное кольцом белых отложений соли, в свою очередь окруженным кольцом растительности; самое же наружное кольцо образовывал увал с проходом по направлению к озеру. Хотя озерко лежит на уровне озера и непосредственно на самом его берегу, так что с полным основанием можно было бы предполагать подземное соединение вод, вода в озерке горько-соленая, откуда и название его Шор-куль (Соленое озеро). Киргизы уверяют, что стоит овцам напиться этой воды, как у них делаются судороги и они околевают.

Около Тамга-таша мы встретили бека Тогдасына, желавшего сделать мне сюрприз и поднесшего барана и кринку якового молока. Он проводил нас до Кен-шебера, где провел с нами ночь. Вечером барана зарезали, и все обитатели аула были собраны на пир. В это время налетел страшный вихрь, который угрожал снести нашу юрту. Все люди повыбежали, одни ухватились за остов кибитки, а другие принялись укреплять ее веревками и подпирать шестами.