Далее путь наш пошел слегка в гору. Грунт был настолько рыхлый, что копыта лошадей уходили в него целиком, поверхность же такая ровная, что, если бы не русла, оставленные дождевыми потоками, едва ли можно было бы определить, в какую сторону она имеет уклон. Вдобавок почва была пропитана сыростью после недавно выпавшего снега, и животным нашим стоило большого труда подвигаться по ней.
Дождевые борозды направлялись к западу, пока мы не достигли небольшого озерка, имевшего в ширину всего несколько сот метров. Вероятно, оно является одним из истоков Кара-мурана, но теперь было совершенно отрезано от верховьев реки. По следам, оставленным водой на берегах, видно было, что в половодье уровень воды в озерке повышается. Вода в озерке была слегка солоновата; в расстоянии нескольких футов от воды вокруг озерка шло кольцо выцветов соли.
Отсюда мы повернули к юго-востоку. Недолго шли мы по новому направлению, как наткнулись на небольшой источник, где и решили, ради верного обеспечения водой, разбить лагерь. Окрестность была совершенно безжизненной. Только кое-где высовывал свои похожие на войлок кусты неприхотливый япкак, и наши проголодавшиеся животные с жадностью принялись поедать их.
Вода сочилась из почвы по каплям, и в нескольких метрах дальше источник уже иссякал в песке. Люди вырыли небольшую яму, в которой понемногу и скопилась вода. Животных напоили по очереди. Сегодня мы сделали 21 километр, а в два предыдущих дня 26,7 и 28,7 километра.
10 августа запись в дневнике гласит: «Лихорадка Фонг-Ши все усиливается, пульс достигает 120 ударов в минуту, голова болит ужасно. Он смотрит совсем умирающим и думает, что с каждым днем ему будет все хуже. Я решил отослать его обратно. Ислам тоже опасается, что Фонг-Ши умрет, если мы потащим его за собой дальше, или что его болезнь причинит нам долгую и гибельную в этих местах задержку.
Да, насколько прежде общество Фонг-Ши было приятно, настолько же тягостно оно стало в последние дни, когда он непрерывно стонет и жалуется на свои недуги.
Но как же теперь быть с китайцами? Забраться вовнутрь Китая без переводчика не особенно приятная перспектива. К счастью, я уже успел извлечь некоторую пользу из общества Фонг-Ши, заучил важнейшие слова, а остальному нужда выучит.
В общем Фонг-Ши обошелся нам не дешево. Он уже получил жалованье вперед за три месяца, а теперь мне предстояло еще оплатить его обратный путь да снабдить его лошадью, продовольствием, запасом хинных облаток, шубой и провожатым на случай, если он сляжет дорогой. Он решил немного отдохнуть в Далай-кургане и простился со мной растроганный и благодарный.
Горделивые мечты молодого китайца въехать в ворота Пекина, узреть резиденцию своего баснословно могущественного императора и, быть может, с моей помощью добиться там положения и наконец сменить свою оставленную в Хотане супругу тюркского происхождения на кровную китаянку, — все эти мечты рассеялись, как дым у подножия Арка-тага. Молчаливый, грустный стоял Фонг-Ши среди этой пустынной местности, глядя вслед нам, стремившимся к желанной, далекой цели!»
Ночью шел порядочный снег, и почва была еще совсем сыра, когда мы двинулись по долине, где стояли лагерем. Решили, что лошадиный караван, подвигавшийся быстрее, будет впредь выбирать направление, причем Исламу было только внушено держать курс по возможности на юг, чтобы мы наконец могли перейти через Арка-таг. Вообще же он должен был сообразоваться с условиями поверхности и с силами караванных животных. Мне никогда и не случалось быть недовольным его выбором, так как у него был зоркий, верный глаз и он отлично соразмерял силы верблюдов.
Мало-помалу долина расширилась и перешла в волнистую нагорную равнину. Налево от долины показалась удивительно живописная горная страна, представлявшая собрание сплюснутых и плоских конусов с зубчатыми боками. Конусы состояли частью из красноватого песчаника, частью из необычайно твердой, кирпично-красной горной породы, похожей на брекчию.
Вершины этих конусов были покрыты горизонтальными слоями черного туфа. Слои туфа явно защищают лежащую под ним горную породу от выветриванья. Отдельные вершины видны были издалека, напоминая бакены, разбросанные по этой равнине. Вокруг подножий конусов лежали большие и малые обломки туфа, упавшие с вершин. Мелкие обломки туфа мы продолжали находить на красном песке на довольно большом протяжении по равнине. Около подошвы горного массива эти обломки рисовались на красном фоне черными пятнами.
Около подошвы хребта мы пересекли направлявшийся к востоку сухой сай, довольно значительных размеров, но, видимо, несущий воду лишь после обильного выпадения атмосферных осадков. К юго-востоку от него простирался кряж, формой напоминавший опрокинутую ложку; такая форма поверхности попадалась нам потом часто. Затем шла небольшая впадина, сухое дно которой белело соляными отложениями. Подобные соляные озерки также составляют характерную особенность местности.
Воздух был ясен. Далеко впереди, словно черные точки, двигались караванные лошади, и я по ним мог определить верные пеленги в полмили. Единственным растением, способным произрастать на скудной почве, являлся япкак, но многочисленные следы показывали, что области эти посещаются время от времени антилопами-богу. Ислам-бай, однако, тщетно выслеживал это быстроногое животное, которого ему так ни разу и не удалось застать врасплох.
Небо большей частью было покрыто необыкновенно красивыми, пушистыми и причудливыми белыми облаками, которые, словно живые существа, плыли совсем близко над поверхностью земли и кое-где только открывали чистую лазурь неба.
По небольшой ложбине, сырой от последнего выпавшего снега, мы поднялись на новый гребень, более значительный, нежели предыдущие. С его слегка выпуклой вершины нам открылось столь же неожиданное, сколько отрадное зрелище. Перед нами расстилалась неглубокая впадина, покрытая светло-зеленой растительностью, без сомнения, скудной, но тем не менее желанной для наших постившихся уже четыре дня животных. Особенно проголодались лошади и теперь нетерпеливо ржали в ожидании подножного корма.
Эмин-Мирза, славный таглык, сменивший Фонг-Ши в должности моего секретаря, с удивлением указал мне, что караван наш не выказывает намерения остановиться. Ислам, видимо, хотел сыскать воду — необходимое условие для разбивки лагеря. Низенькая, тоненькая и редкая травка представляла не очень-то завидное пастбище; надо было много терпения, чтобы накормиться тут. Многочисленные следы свидетельствовали, что место это было знакомо антилопам. Водились здесь и полевые мыши, питавшиеся травой и ее корнями. Мы видели только корни, а самих мышей не видели.
На следующее утро трое людей оказались больными и просили день отдыха. Я согласился тем охотнее, что животные были истомлены шестью тяжелыми переходами и что здесь у нас были под руками и подножный корм, и вода. Только насчет топлива было туговато. Япкак рос лишь кое-где, и люди бродили по окрестностям, собирая его корни.
Всю ночь и все утро шел снег; вся поверхность побелела. Но как только взошло солнце, снеговой покров растаял, чему много способствовала и сухость воздуха. Снег был зернистый, твердый и весело барабанил по парусине палатки.
Отдых для всех нас был желанным. Кругом было тихо, животные разбрелись далеко от лагеря, отыскивая подножный корм получше.
Недомоганье людей, однако, усилилось в течение дня. Большинство из них жаловалось на головную боль; даже Ислам-бай лежал и стонал, и так как он был караван-баши, то другие тем более упали духом.
Погода тоже не способствовала поднятию духа; небо хмурилось, снег с небольшими перерывами продолжался весь день. После трех часов дня подморозило, и поверхность побелела. Западный ветер дул порядком, и немудрено, что меня не тянуло на воздух. Я предпочитал сидеть в палатке, закутавшись в шубы, и заниматься разработкой своих набросков или чтением.
Закололи овцу, но, хотя нас и было много, мясо осталось несъеденным — горная болезнь уменьшает аппетит. Мне баранина перестала нравиться, так как ее никак нельзя было уварить до мягкости. Пилав тоже выходил невкусным — рис оставался жестким. Приходилось довольствоваться бульоном из баранины да окаменелым хлебом.
