Я уехала за неделю до рождества. Через несколько дней пришла телеграмма: «СОГЛАСНА ЛИ ВЫЙТИ ЗА МЕНЯ ЗАМУЖ ТЧК ЛЮБЛЮ ТЧК ГУГО».
Мы решили пожениться в Лондоне после нашего возвращения из Америки. Праздник удался на славу. Фигурка Дэвида Седобородого венчала свадебный торт, а стены зала были украшены огромными цветными фотографиями Дэвида, Голиафа, Фло, Фифи и других наших друзей. К сожалению, с нами не было Луиса Лики, но он прислал приветственную речь, записанную на магнитофонной ленте. Недели за три до нашей свадьбы нам сообщили из заповедника, что Фло родила сына. Мы решили не отменять торжества, но ограничили медовый месяц тремя днями и тут же отправились в Гомбе-Стрим.
Однако добраться до шимпанзе было уже не так-то просто. Из-за сильных ливней реки вышли из берегов, дороги были размыты, и нам приходилось совершать многокилометровые объезды, а в одном месте даже перевозить лендровер на поезде. Когда мы наконец попали в заповедник, новорожденному сыну Фло исполнилось уже семь недель. Мы назвали его Флинтом. Он был необычайно маленьким и хрупким, с совершенно голой розовой кожицей на животе и груди. Я все еще помню то неописуемое волнение, которое охватило нас, когда Фло вместе с вцепившимся в нее младенцем подошла совсем близко к нам. Флинт был само совершенство: его маленькое, бледное, морщинистое личико с блестящими темными глазами, круглыми розовыми ушками и слегка изогнутым ртом было обрамлено шапкой лоснящихся черных волос. Он вытянул одну ручку и согнул малюсенькие розовые пальчики, потом снова ухватился за шерсть Фло и начал нащупывать ротиком сосок. Фло помогла ему, приподняв его немного повыше. Он пососал минуты три, по-видимому заснул, и Фло медленно заковыляла прочь, бережно обхватив его рукой.
Самым первым новорожденного увидел Доминик. 28 февраля Фло приходила в лагерь с огромным животом, а на следующий день появилась уже с младенцем. Ее, как обычно, сопровождали Фифи и Фиган. Они оба долго и пристально рассматривали младенца, а потом Фифи занялась обыскиванием матери. После этого Фиган, казалось, потерял всякий интерес к своему новому братцу, зато Фифи была без ума от него.
У Доминика и Криса за время нашего отсутствия накопилась уйма новостей. Много новых шимпанзе, в том числе и несколько самок, начали регулярно посещать лагерь; Голиаф уступил свое лидерство Майку; Мелисса, одна из молодых самок наблюдаемой группы, забеременела. Услышали мы и менее приятные вести: поведение шимпанзе в лагере становилось ужасающе бесцеремонным. Они портили и ломали наши сооружения. Джей-Би научился вырывать из земли ящики и проволоку, так что Хассану пришлось залить их бетоном, а проволоку пропустить по дорогостоящим подземным трубкам. Тогда Джей-Би начал выкапывать трубки, так что и их пришлось заливать бетоном. Там, где не помогала грубая сила, действовала ловкость. Фиган и Эверед просовывали под проволоку палку и открывали стальные створки крышек. Увеличилось число шимпанзе, которые по примеру Дэвида забирались в палатки и разбрасывали вещи и постельные принадлежности. Пришлось убирать все имущество в массивные железные или деревянные ящики. С легкой руки Голиафа у всех обезьян вдруг проснулась страсть к брезенту. Шимпанзе усаживались небольшими группками и отрывали куски от палаток или рвали в клочья сиденья стульев и сосредоточенно жевали их. Некоторые палатки пришли в полную негодность. Потом в моду вошло дерево — исчезла дверца у одного из шкафчиков, ножка у деревянного стула.
Но и это было еще не самое страшное: некоторые из самых крупных и дерзких самцов начали совершать набеги на хижины африканцев. Мы очень боялись, как бы кто-нибудь из рыбаков, пытаясь отстоять свое имущество, не напугал шимпанзе и не вызвал гнева сильных животных, а это могло привести к тяжелым последствиям — африканцы и не подозревали, до какой степени шимпанзе перестали бояться людей. Мы тщательно обсудили эту проблему и пришли к единственному выводу — срочно перенести станцию подкормки подальше от деревни, в глубь долины.
Как ни странно, переселение прошло сравнительно быстро и легко. Сначала с помощью Хассана мы установили в новом месте ящики для бананов, а потом перенесли туда же палатки и оборудование. Все это было сделано ночью, чтобы не вызывать беспокойства у шимпанзе.
Оставалось лишь познакомить с новшеством самих обезьян. Утро я провела на станции подкормки в надежде, что кто-нибудь из шимпанзе случайно забредет сюда. Я приготовила для них бананы. Гуго был в нижнем лагере, и мы переговаривались с ним при помощи переносной рации. Часов в 11 Гуго сообщил мне, что в лагерь пришла большая группа обезьян и он ведет их к новому лагерю. Некоторое время он молчал, а потом я услышала его тяжелое дыхание и прерывистый голос. Я с трудом разобрала, что он говорит: он просил, чтобы я как можно быстрее разбросала вдоль тропы, ведущей к лагерю, побольше бананов.
Я схватила большую гроздь и помчалась навстречу Гуго. Вскоре я увидела его — он бежал по тропе с ящиком под мышкой и бананом в руке. Швырнув назад этот единственный плод, Гуго, задыхаясь от бега, свалился на землю. И тут же на тропе показались шимпанзе. Они увидели разбросанные кругом бананы и, пронзительно крича от возбуждения, начали целоваться и обниматься в предвкушении неожиданного пира. Постепенно их крики становились все глуше и глуше и наконец смолкли — рты были набиты бананами.
Гуго рассказал мне, что он, взяв один банан, показал его Дэвиду, подхватил пустой ящик, в котором мы обычно хранили бананы, и побежал по крутой скользкой тропе, ведущей к новому лагерю. Гуго не был уверен в успехе своей затеи, но доверчивый Дэвид, издавая громкие лающие звуки, пустился за ним. Вслед за Дэвидом побежали еще несколько самцов. Гуго пришел в ужас — он боялся, что взволнованные шимпанзе догонят его, выбьют ящик из рук и, обнаружив, что он пуст, придут в ярость.
Шимпанзе быстро привыкли к новому месту подкормки. Это не представляло для них особого труда, ведь они всегда кочевали по лесу в поисках пищи: вначале фиги поспевали в одной долине, потом — в другой. Вот так же и бананы — после чересчур долгого «плодоношения» в одном месте они «созрели» в другой части долины и, как прежде, в странных подземных ящиках.
В новом лагере, расположенном вдали от озера, шимпанзе чувствовали себя гораздо спокойнее. За бананами стали приходить новые неизвестные нам особи. Это нас очень обрадовало — мы могли наконец восполнить пробелы в наблюдениях: некоторые возрастные группы, в особенности подростки и юные самки, раньше почти совсем не посещали нашу станцию. Заметив нового пришельца, мы немедленно прятались в одной из палаток и следили за ним через окошечко с опущенной москитной сеткой. В отсутствие людей новичок быстрее привыкал к пугающей обстановке лагеря — к непривычному для него виду палаток и ящиков. Мы даже вынимали из ящиков большие гроздья бананов и раскладывали их на видном месте в надежде, что вновь пришедший сможет выпросить несколько бананов у одного из наших старых знакомых или хотя бы подберет выброшенную кожуру. Однако новые гости вели себя очень нерешительно: они подолгу сидели на окружающих лагерь деревьях и внимательно следили за действиями своих сородичей. Мы же следили за ними, изнемогая от жары в раскаленной и душной палатке. Но наши страдания были не напрасными.
Как-то раз Голиаф появился возле лагеря в сопровождении незнакомой нам самки. Мы с Гуго быстро выложили перед ящиками гроздь бананов и спрятались в палатке. Увидев наш лагерь, самка молниеносно вскарабкалась на дерево и уселась там. Голиаф на минуту остановился, посмотрел на нее, потом перевел взгляд на бананы и решительно двинулся по направлению к лагерю. Пройдя несколько шагов, он снова остановился и опять посмотрел на самку. Она оставалась на прежнем месте. Голиаф пошел дальше, но в этот момент самка бесшумно спустилась с дерева и скрылась в кустах. Обнаружив ее исчезновение, Голиаф опрометью бросился назад. Через несколько минут самка уже карабкалась на дерево, а следом за ней — взъерошенный Голиаф. Он начал лихорадочно обыскивать ее, но мысль о бананах, видимо, не давала ему покоя — он то и дело посматривал в сторону лагеря. Голиаф не приходил уже почти десять дней, и теперь при виде бананов у него, должно быть, слюнки текли.
