Габриэль передернулся.

– Это еще хуже, чем я подозревал. Я не могу представить себе, что мной владело, когда я подумал … –

Беквит с невинным видом моргнул.

– Подумали что, милорд?

Габриэль отмахнулся от вопроса.

– Ничего. Совершенно ничего. Боюсь, это просто последствия того, что я слишком много времени провел в компании только себя самого. – Он поднял руку. – Пожалуйста, увольте меня от остальных деталей внешности мисс Викершем. Вероятно, некоторые вещи действительно лучше оставлять воображению.

Он тяжелым шагом направился к лестнице. Саманта зажала рот рукой, приглушая смех, но несмотря все ее усилия, сдавленный писк все же прозвучал.

Габриэль медленно повернулся вокруг своей оси. Ей только показалось, что он раздувает ноздри? А его губы подозрительно изогнулись? Она задержала дыхание, боясь, что любое, даже малейшее движение или звук выдадут ее.

Он наклонил голову.

– Вы слышали это, Беквит?

– Нет, милорд. Я ничего не слышал. Даже скрипа половицы.

Слепой взгляд Габриэля прошелся по полу и вернулся к Саманте со странной точностью.

– Вы уверены, что у мисс Викершем нет признаков принадлежности к мыши? Подергивающихся усиков? Страстного пристрастия к сыру? Тенденции ползать и шпионить за людьми, возможно?

Лоб Беквита снова заблестел от пота.

– О нет, милорд. Она нисколько не напоминает грызуна.

– Это удачно. Поскольку, если бы она напоминала, я бы мог поставить на нее мышеловку. – Выгнув золотистую бровь, он развернулся и стал подниматься по лестнице, оставив Саманту нервно задаваться вопросом, какую приманку он мог бы использовать.

* * *

Звонили колокола, выпевая свою песнь по поместью. Саманта перевернулась и еще глубже зарылась в мягкую подушку, видя сон о солнечном субботнем утре и церкви, заполненной улыбающимися людьми. Мужчина стоял у алтаря, его широкие плечи обтягивал светло–коричневый фрак. Саманта шла к нему с букетом сирени в дрожащих руках. Она чувствовала, что он ей улыбается, ощущала непреодолимо притягательное тепло его тела, но каким бы ярким ни был свет, проникающий через стеклянные витражи, или как бы близко она ни подходила к нему, его лицо все равно оставалось в тени.

Звон колоколов стал громче, менее мелодичным, а также более резким и фальшивящим. К их грубому и настойчивому звону присоединился еще более настойчивый стук в дверь ее спальни. Глаза Саманты распахнулись.

– Мисс Викершем! – с оттенком паники прокричал приглушенный голос.

Саманта выбралась из кровати и побежала к двери, по дороге набрасывая халат на свою ночную рубашку из простого хлопка. Она рывком открыла дверь и обнаружила на пороге обеспокоенного дворецкого, который стоял, сжимая в дрожащей руке канделябр.

– О боже, Беквит, что случилось? В доме пожар?

– Нет, мисс, это хозяин. Он будет звонить, пока вы не придете.

Она протерла заспанные глаза.

– Я думала, что буду последней, кого он вызовет. Особенно после того, как он утром выгнал меня из своей спальни.

Беквит покачал головой и своими трясущимися подбородками, его обведенные красными кругами глаза придавали ему вид человека, который только что горько плакал.

– Я пытался урезонить его, но он настаивает, что хочет только вас.

И хотя его слова давали Саманте возможность задержки, она просто сказала:

– Очень хорошо. Я сейчас приду.

Она быстро оделась, про себя благодаря простоту своего темно–синего длиннополого платья и новую французскую моду. По крайней мере, ей не приходится тратить драгоценное время в ожидании горничной, чтобы зашнуровать корсет или сражаться с сотней крошечных шелковых пуговичек.

Когда она вышла из своей спальни, убирая выбившиеся прядки из распустившейся прически, Беквит уже ждал ее в коридоре, чтобы отвести к постели Габриэля. Пока они быстро шли по длинному коридору, а потом по широкому лестничному маршу на третий этаж, Саманта беспрестанно зевала и прикрывала рукой рот. Судя по тусклому свету, просачивающемуся через свежевымытое окно, ночь еще только начинала сдаваться рассвету.

Дверь спальни Габриэля была приоткрыта. И если бы не энергичный звон, Саманта могла бы испугаться, что найдет его лежащим на полу при смерти.

Но он сидел на своей высокой кровати, откинувшись на ее узорную тиковую спинку, и выглядел вполне здоровым. Он был без рубашки, и судя по тому, что открывала сползшая ему на бедра шелковая простыня, и без панталон тоже. Свет свечей был бледно–желтым и создавал впечатление, что его кожу посыпали золотой пылью. Когда ее взгляд упал на его внушительные мышцы и сухожилия, у Саманты пересохло во рту. Искрящаяся дорожка волос узким конусом проходила по его животу и исчезала под простыней.

На мгновение Саманта испугалась, что Беквит бросит свечу и закроет ей глаза руками. Под шокированный вздох дворецкого Габриэль сделал последний несильный звонок колокольчиком, который был у него в руке.

– В самом деле, милорд! – воскликнул Беквит, ставя канделябр на соседний столик и возвращаясь на свой пост у двери. – Вы не думаете, что должны были хотя бы прикрыться, прежде чем придет эта молодая особа?

Габриэль же просто положил свою мускулистую руку на кучу подушек, лежащих рядом с ним, и потянулся, как большой и ленивый кот.

– Простите меня, мисс Викершем. Я не думал, что вы никогда раньше не видели мужчин без рубашек.

Благодаря бога, что он не может видеть, как ее щеки залились горячей краской, Саманта сказала:

– Не будьте смешным. Я видел большое количество мужчин без рубашек. – Ее щеки стали еще горячее. – Я имею в виду, во время своей работы. В качестве медсестры.

– Вам повезло. Но я все равно не хотел оскорбить ваши тонкие чувства. – Габриэль порылся в постельном белье, пока он не нашел мятый шейный платок. Он надел его себе на шею и с дьявольской улыбкой в ее сторону затянул неаккуратный узел. – Вот. Так лучше?

Теперь он выглядел еще более неприлично – без рубашки, но в шейном платке. Если это была мышеловка для нее, он поставил в нее хорошую приманку. Не желая сдаваться без борьбы, Саманта подошла к его кровати. Габриэль напрягся, когда она подсунула палец в его плохо сделанный узел и, потянув, развязала.

Несмотря на его осторожную неподвижность и ее сосредоточенные усилия, тыльная сторона ее ладони несколько раз коснулась горячего бархата его кожи, пока она придавала кружевному полотну форму белоснежного водопада, которым гордился бы любой камердинер.

– Вот, – объявила она, одобрительно похлопав по результату своей работы. – Так будет лучше.

Габриэль опустил золотистые ресницы.

– Я удивлен, что вы не задушили меня этим платком.

– Соблазнительная перспектива, но у меня нет никакого желания искать сейчас другую работу.

– Большая редкость найти женщину, которая может так умело завязать шейный платок. Ваш отец иди дед имели с этим трудности?

– Братья, – было ее единственным ответом. Выпрямившись, она вышла из пределов его досягаемости. Она боялась, что несмотря на свою слепоту, он видел больше, чем она хотела ему показать. – А теперь, может быть, вы просветите меня, зачем вытащили полдома из теплых и удобных постелей перед самым рассветом?

– Если бы вы знали, как меня снедают угрызения совести.

– Тогда я могу понять, почему такой редкий случай не дает вам спать.

Габриэль побарабанил длинными изящными пальцами по подушке в шелковой наволочке, это было единственное подтверждение того, что ее ответный удар попал в цель.

– Я лежал здесь в полном одиночестве в своей постели, когда вдруг понял, как был несправедлив к вам, препятствуя выполнению ваших обязанностей. – Его мрачный рот ласково выговаривал каждое слово, вызывая у Саманты странную дрожь, прокатившуюся по ее позвоночнику. – Вы явно женщина высоких моральных устоев. Едва ли было правильно ожидать, что вы будете бездельничать и брать свое щедрое жалование за то, что ничего не делаете. Поэтому я решил исправить ситуацию и вызвал вас.