Валери выпрямилась и сжала руку Юджинии, ее светло–зеленые глаза сверкнули слезами.

– Это нечестно, Гонория. Мы скучаем по Габриэлю, так же сильно, как и ты. Но та сварливая скотина, которая бранилась и ругалась в последний раз, когда мы приезжали сюда, не была нашим братом. Мы хотим, чтобы к нам вернулся наш Габриэль!

– Хватит, хватит, девочки, – пробормотал их отец. – Не делайте эту трудную ситуацию еще хуже, ссорясь между собой. – Гонория снова уперлась своим угрюмым взглядом в окно, и он выдавил из себя призрак улыбки. – Возможно, когда ваш брат увидит то, что мы привезли для него, он смягчит свое отношение.

– Но в этом и есть проблема, – выпалила леди Торнвуд. – Согласно вашим драгоценным врачам, он ничего не видит, не так ли? И не увидит не только сейчас, но и когда–либо. – Ее пухлое лицо сморщилось, по напудренным щекам потекли слезы. Она взяла у мужа предложенный носовой платок и приложила к глазам. – Возможно, Валери и Юджиния правы. Возможно, мы вообще не должны были приезжать. Я просто не знаю, как я смогу смотреть на моего любимого мальчика, запертого в этом темном доме как какое–то животное.

– Мама? – Гонория протерла заляпанное грязью окно экипажа, в ее смягчившемся голосе послышалось удивление.

– Не тревожь маму сейчас, – возмутилась Юджиния. – Разве ты не видишь, что она обезумела от горя?

Валери вытащила из сумочки нюхательную соль и протянула ее матери.

– Вот, мама. Понюхай ее, если почувствуешь, что начинаешься приступ.

Леди Торнвуд отмахнулась от нюхательной соли, ее внимание захватило ошеломленное выражение лица младшей дочери.

– В чем дело, Гонория? Ты выглядишь так, словно увидела призрак.

– Возможно, и увидела. Думаю, тебе лучше самой посмотреть.

Когда Гонория открыла окно, леди Торнвуд перегнулась через колени своего мужа, придавив ему пальцы ног, и присоединилась к дочери. Сгорая от любопытства, Валери и Юджиния замаячили за их спинами.

За окном разворачивалось некое развлечение. Его участники рассеялись по всему травянистому склону, на котором стоял особняк, смех и крики, словно музыка, наполняли воздух. Они были слишком заняты своим весельем, чтобы заметить приближающийся экипаж.

Вытянув шею, чтобы что–то разглядеть через стену из шляп, маркиз застыл с открытым ртом.

– Почему это, спрашивается, слуги тратят время на такую ерунду, когда они, как предполагается, должны работать? Они что, думают, что сегодня Рождество? Я прикажу, чтобы Беквит уволил их всех!

– Сначала тебе придется его поймать, – сказала Валери, когда дворецкий понесся через склон за визжащей миссис Филпот.

Юджиния зажала рот рукой, чтобы приглушить шокированное хихиканье.

– Ты только посмотри на это, Вэл! Кто бы мог подумать, что этот чванливый старый козел так может?

Маркиза повернулась, чтобы упрекнуть дочь за дерзость, но тут ее взгляд упал на мужчину, обходящего веселящихся по окружности. Она так сильно побледнела, что казалось, ей действительно может понадобиться нюхательная соль.

Когда мужчина остановился на вершине холма, и его командирская фигура озарилась светом ярко–голубого неба, она прижала руку к сердцу, на какой–то ликующий момент, поверив, что ее сын вернулся к ней. Он стоял там, высокий и прямой, его плечи были расправлены, а золотистые волосы мерцали в солнечном свете.

Но он повернулся, и она увидела рваный шрам, исказивший его прекрасное лицо – мрачное напоминание о том, что Габриэль, которого она знала и любила, ушел навсегда.

* * * 

Саманта знала, что не может вечно ускользать от Габриэля. Но она могла убегать от него в веселой погоне, что она и делала, кружась за спинами слуг, которые снова включились в игру. Ему, может, и недоставало зрения, но ходил он с грацией пумы, вот почему ее так потрясло, когда он споткнулся о кочку и камнем упал на землю.

– Габриэль! – закричала она, не замечая, что зовет его просто по имени.

Подобрав юбки, она помчалась обратно, в его сторону. Она упала на колени в траву около него, предполагая самое худшее. Что, если он раздробил лодыжку? Или ударился головой о камень?

Незваными пришли воспоминания о его окровавленном теле, распростертом на полу спальни. Она положила его голову к себе на колени и нежно убрала волосы со лба.

– Вы слышите меня, Габриэль? С вами все в порядке?

– Теперь да. – И прежде, чем Саманта смогла отреагировать на его хрипловатый приглушенный голос, он обхватил ее за талию и перекатил в траву, сбив с носа ее очки.

Она не ожидала, что он осмелиться швырять ее на землю прямо перед своими слугами и Господом Богом, словно он был пастушком, а она молочницей, готовой к соблазнению. Но сделав это, он запутался ногами в ее юбках, и они оба взорвались от смеха.

Следующим, что она осознала, было, что она лежит на спине, а большое теплое тело Габриэля накрывает ее собой. Его хватка стала нежной; смех замолк.

Слишком поздно Саманта поняла, что все остальные замолкли также.

Моргая в скособоченных очках, она посмотрела через плечо Габриэля. Над ними стоял незнакомец – крепкий, бочкообразный мужчина, облаченный в чулки в желто–зеленую полоску и старомодные бриджи до колена. Поблекшее золото его волос было слегка напудрено, мешая определить его возраст. Манжеты из изысканных валансийских лент обрамляли его толстые запястья. Когда он вытянул к ней руку, огромное рубиновое кольцо с печаткой, венчающее его средний палец, вспыхнуло в солнечном свете, как капля свежей крови.

– М–м–милорд, – заикаясь, выговорил Беквит. Его повязка для глаз съехала, закрывая один глаз, что придавало ему вид пухлого и одутловатого пирата. – Мы не получали никаких сообщений. Мы не ожидали вас.

– Это совершенно очевидно, – рявкнул мужчина властным тоном, который Саманта знала слишком хорошо.

Только сейчас она поняла, что она таращится на строгий облик Теодора Ферчайлда, маркиза Торнвуда, отца Габриэля – и ее собственного работодателя.

«Моя дорогая Сесиль,

Могу Вас заверить, что моя семья будет, как и я, обожать Вас…»

* * * 

Игнорируя протянутую руку маркиза, Саманта отпихнула от себя Габриэля и стала вставать. Габриэль, не тратя время попусту, поднялся на ноги, его поза была застывшей, а лицо настороженным. Остальные слуги стояли, неуклюже сбившись в кучки и выглядя так, словно предпочли бы сейчас мыть ночные горшки или чистить конюшни.

Поправив очки, Саманта сделала глубокий реверанс.

– Рада познакомиться с вами, милорд. Я Саманта Викершем, медсестра вашего сына.

– Мне совершенно очевидно, почему со времени нашего последнего визита, у него наступило такое заметное улучшение. – Несмотря на грубый голос, она могла бы поклясться, что видит искорки смеха в глазах маркиза.

Она представляла, насколько скандальным был ее вид. Юбка помята и вся в пятнах от травяного сока, щеки раскраснелись, выбившиеся из прически волосы свисают до половины спины, и вероятно, она больше походит на деревенскую девку, чем на уважаемую женщину, которую можно было бы нанять для ухода за их сыном.

Четыре изящно одетые женщины толпились на склоне за спиной маркиза, каждый их локон под изысканными шляпами, каждый бант, каждая лента и каждый шнурок был накрахмален до совершенства. Саманта почувствовала, как ее губы напряглись. Она слишком хорошо знала такой тип женщин.

Несмотря на то, что они заставляли ее чувствовать себя еще сильнее уличной девчонкой, Саманта гордо подняла голову, не желая позволить им унизить себя. Если бы семья Габриэля не отказалась от своей ответственности за него, не было бы необходимости ее нанимать. А если его отец сейчас уволит ее, то не останется никого, кто бы мог о нем заботиться.

– Возможно, вы найдете мои методы достаточно нетрадиционными, лорд Торнвуд, – сказала она. – Но я считаю, что много солнечного света и свежего воздуха могут улучшить состояние и тела и духа.

– Бог знает, что у меня есть достаточно просторная комната для совершенствования и того и другого, – пробормотал Габриэль.