Точно зная, что находится в полном одиночестве, Габриэль коснулся языком тыльной стороны ладони и ощутил соленые капли.

Тяжело сев на стул, он опустил голову на руки.

– Она права в одном, ты глупый чурбан, – пробормотал он, обращаясь к самому себе. – Тебе безусловно нужны уроки по ведению светской беседы за ужином.

Прошло довольно много времени, прежде чем Габриэль почувствовал, что теплая рука опустилась на его плечо.

– Милорд? Я могу вам помочь? – Голос Беквита дрогнул, словно он уже готовился к резкой отповеди.

Габриэль медленно поднял голову.

– Вы знаете, Беквит, – сказал он, оборачиваясь и накрывая рукой руку преданного слуги. – Я думаю, что только вы и можете.

«Моя дорогая Сесиль,

Не могу сказать, какое я испытал облегчение, узнав, что Вы восхищаетесь в мужчине смелостью…»

* * * 

Саманта дулась.

Она не слишком умела это делать. Ребенком ей редко приходилось прибегать к капризам, чтобы получить желаемое. Обычно милой улыбки и логического аргумента было достаточно, чтобы выпросить у родителей то, что она хотела. Но сейчас у нее не было никакой надежды получить желаемое.

Три дня она почти не выходила из спальни, за исключением обедов вместе со слугами на кухне. И всякий раз она брала с собой книгу. Если кто–то и показывал всем своим видом, что хочет заговорить с ней, она утыкалась носом в книгу, пока ее не оставляли в покое, и ловила на себе краем глаза продолжительные взгляды и обеспокоенные вздохи.

Она знала, что ведет себя как ребенок, что, не выполняя свои обязанности, она дает Габриэлю совершенно законную причину послать своему отцу сообщение через Беквита и добиться ее увольнения. Но она сейчас не могла заставить себя ухаживать за ним.

Ее настроение не улучшило понимание того, что он избегает ее так же искусно, как и она его. Очевидно, что даже простая мысль о случайном столкновении с ней была ему настолько противна, что он приказал запирать двери гостиной всякий раз, когда он находился там. Саманта проходила мимо этих дверей, решительно игнорируя залпы странных ударов и иногда прорывающиеся ругательства, которые достигали ее ушей.

Беквит и миссис Филпот казались совершенно безразличными к ее страданиям. Дважды она заставала их в каком–то укромном уголке болтающими на самые отвлеченные темы. Они виновато захлопывали рты в ту же минуту, как видели ее, и разбегались, бормоча о таких неотложных делах, как полировка супового половника или проверка количества крахмала, которым Мэг накрахмаливает скатерти и салфетки. Саманта предполагала, что они обсуждали, как лучше всего сообщить ей, что ей стоит начать подыскивать себе другую работу.

Она обнаружила, что ей стало очень трудно заснуть. На третью ночь после ссоры с Габриэлем она лежала в постели и хмуро смотрела в потолок, когда живот у нее начал урчать от голода. Поскольку она уже провела полночи в попытках заснуть, она решила спуститься вниз и стянуть кусок холодного пирога с опустевшей кухни.

Проходя мимо гостиной, она услышала приглушенное пение. Подумав, что очень странно видеть двери гостиной запертыми посреди ночи, она прижала ухо к позолоченной панели.

Нет, она не сошла с ума. Звуки, которые она услышала, были музыкой. В каком–то смысле. Мужчина мурлыкал себе что–то под нос, а женщина аккомпанировала ему своим сопрано.

Не успела она расслышать слова песни, как мужчина начал петь стаккато:

– Раз, два, три, четыре … раз, два, три, четыре …

Послышался громкий звук удара. После долгой и таинственной тишины, кто–то заспешил к двери.

Саманта бросилась через холл, едва успевая нырнуть за мраморную статую Аполлона в натуральную величину, как одна из дверей распахнулась.

Их темной комнаты появился Беквит, явно обиженный, его редкие пряди волос, казалось, были взлохмачены женскими пальчиками. У Саманты отвисла челюсть, поскольку за Беквитом вышла миссис Филпот, разглаживая передник и убирая за уши выбившиеся из прически волосы.

Домоправительница задрала свой аристократический нос.

– Доброй ночи, мистер Беквит.

– Спите крепко, миссис Филпот, – ответил он, склоняясь в официальном поклоне.

Когда они разошлись в разных направлениях, Саманта вылезла из–за статуи с открытым от удивления ртом. Она не была бы так ошеломлена, если бы из гостиной тайком вышли, хихикая и краснея, Элси и Филипп, но она никогда бы не заподозрила уравновешенного дворецкого и строгую домоправительницу в том, что они забавляются полуночными рандеву. Кажется, что старшее поколение слуг Ферчайлд–Парка было более счастливо в любви, чем она. Качая головой, она стала осторожно подниматься по лестнице, ее аппетит был испорчен.

К полудню следующего дня мрачное настроение Саманты стало действовать на нервы ей самой. Схватив шаль, она решила как следует прогуляться по просторам парка, надеясь, что бегущие облака и шумный апрельский ветер вымоют из ее головы все мысли о Габриэле.

Вернувшись, она нашла на своей кровати большую прямоугольную деревянную коробку.

Бросив шаль на ближайший стул, она осторожно приблизилась к коробке. Возможно, ее Беквит прислал, чтобы ей было во что собирать вещи, когда ее выкинут за ухо на улицу.

Она осторожно приподняла крышку и задохнулась от удивления. Внутри коробки, пахнущей сандаловым деревом, лежало кремовое платье для леди из тонкого муслина. Неспособная сопротивляться искушению, Саманта вынула платье и прикинула к своей груди.

Очень давно она не видела ничего настолько изысканного. Короткие рукава с буфами были обшиты белой лентой, а широкая полоса атласа собирала ткань чуть ниже ее нежной груди. Квадратный лиф имел низкий вырез, достаточно низкий, чтобы притягивать глаза мужчин. Сама же ткань была так легка и прозрачна, что под нижнюю часть, классического покроя, можно было надеть только самое тонкое и женственное белье.

С прозрачных плеч до самого шлейфа платье переливалось пышными оборками, оно не могло бы подходить Саманте больше, даже если бы оно было выкроено специально для нее в одном из самых фешенебельных салонов парижских модисток.

– Я думаю, что на вас что–то в этом новом и скандальном французском стиле.

Хрипловатый баритон Габриэля все еще звучал у нее в ушах, когда она нашла этикетку, выглядывающую из складок платья.

С платьем в обнимку, она сняла карточку с коробки и узнала аккуратный почерк Беквита.

– Лорд Шеффилд просит вас оказать ему честь и поужинать с ним сегодня в восемь часов вечера, – прочитала она.

Карточка задрожала в ее пальцах, и она медленно положила платье на кровать, понимая, как смехотворно оно будет выглядеть на ней после ее обычного коричневого платья из шерсти.

У нее не было выбора, она должна была отклонить подарок Габриэля и его приглашение. Она не одна из его прежних любовниц, которых можно задобрить дорогими подарками и сладкими речами. Ее задумчивый взгляд вернулся к коробке. Платье ее настолько одурманило, что она даже не осмотрела все сокровища в ней.

Она вернулась к ней, и ее пальцев ласково коснулась…

– … кашемировая накидка – мягкая, как крылья ангела – свисает с вашей так подходящей для поцелуя ямочки на внутренней стороне локтя.

Саманта отдернула руку. Откуда слепой мужчина мог узнать об этой ямочке? Такая ямочка есть у каждой женщины, – серьезно напомнила она себе. Габриэль, вероятно, перецеловал их в изобилии, прежде чем потерять зрение.

Она смела крышку, настроенная обезопасить этот ящик Пандоры до того, как еще одно, еще более соблазнительное искушение предстанет ее взору.

– У вас на ногах пара мягких розовых туфель, совершенно фривольных и неподходящих для чего–то, кроме скольжения по бальному залу всю ночь напролет.

– Нет, только не туфли, – прошептала Саманта, обвивая пальцами крышку коробки. – Конечно же, он не может быть таким дьяволом.

Положив крышку на кровать, она осторожно сдвинула накидку в сторону. С ее губ сорвался беспомощный стон. Туфли, лежащие на самом дне коробки, были мягко–розового цвета и казались настолько прекрасными и неземными, что больше подходили для сказочной принцессы, чем для обычной земной женщины.