– Можете открыть занавески.

Когда Беквит и миссис Филпот снова раздвинули тяжелые портьеры, гостиную залил яркий солнечный свет. Саманта уставилась на свои руки, боясь смотреть на Габриэля.

Маркиз взял дрожащую руку своей жены и крепко ее сжал. Даже Юджиния и Валери вышли из дремы и с надеждой уставились на доктора двумя парами зеленых глаз, так похожих на глаза их брата.

Но именно Габриэль нарушил напряженную тишину.

– Почему такая внезапная перемена, доктор? До этой ночи я даже не мог отличить свет от тьмы.

Заталкивая свое железное устройство обратно в сумку, доктор Гилби покачал головой.

– Возможно, мы так никогда этого и не узнаем. Я подозреваю, что сильный удар по голове сместил сгусток крови, который мог бы рассасываться несколько месяцев, если бы ему вообще это удалось.

Габриэль осторожно потрогал глубокую рану на виске.

– Мне давным–давно надо было приказать дворецкому дать мне по голове какой–нибудь из моих тростей.

Саманте хотелось подойти к нему, обнять и поцеловать его рану, которую он получил из–за нее.

Она не имела права прикасаться к нему, но она могла задать вопрос, который висел в воздухе невысказанным. Вопрос, который все остальные слишком боялись задать.

– Он будет снова видеть?

Доктор похлопал Габриэля по плечу, его голубые глаза засверкали.

– Может потребоваться несколько дней или недель, прежде чем ты сможешь разобрать что–то, кроме теней и очертаний, сынок, но у меня есть все причины думать, что вы полностью поправитесь.

Саманта прижала руку ко рту, заглушая уже готовый вырваться всхлип.

Гонория издала радостный возглас и бросилась Габриэлю на шею. За ней и остальные родственники окружили его – Юджиния, Валери и мать сжимали его в надушенных объятиях, а отец от всего сердца хлопал по спине. Даже Сэм подпрыгивал, присоединяясь к счастливому столпотворению и дополняя веселые взрывы болтовни и смеха своим пронзительным лаем.

Саманта оглянулась и увидела госпожу Филпот в объятиях Беквита, ее узкая спина дрожала от переживаемых эмоций. Дворецкий через плечо домоправительницы встретился взглядом с Самантой, и она готова была поклясться, что видела в его глазах понимание и симпатию.

Она встала и выскользнула от комнаты, понимая, что для нее там больше нет места. Она прошла по лестнице на второй этаж, ее спина была прямой, и голова гордо поднята на случай, если кто–то из слуг увидит ее. Наконец, добравшись до своего убежища в спальне, она зашла внутрь и заперла на засов дверь.

Прижимая руку ко рту, чтобы заглушить рвущиеся наружу рыдания, она съехала спиной по двери на пол и согнулась почти пополам от внезапно нахлынувших радости и горя. Даже когда слезы закапали на тыльную сторону ее руки, она не могла точно сказать, плакала ли она из–за Габриэля или из–за себя.

* * * 

Саманта в ночной рубашке сидела на краю постели и методично заплетала волосы. Это было единственным телодвижением, которое она совершила после того, как забаррикадировалась в своей спальне этим утром. Когда миссис Филпот прислала к ней Элси с подносом ужина, она покорно съела всю тарелку капустного супа, хотя на самом деле ей хотелось вылить его в окно. Если бы только она могла жить одним днем, то, вероятно, ей бы не пришлось оказаться лицом к лицу с будущим.

Будущим без Габриэля.

Ее пальцы дрогнули. Наполовину заплетенная коса выскользнула из руки. Она больше не могла отрицать правду. Ее работа здесь была закончена. У Габриэля больше не было в ней никакой потребности. Он вернулся туда, где он и должен был быть – в любящие объятия своих родственников.

Она слезла с кровати, подошла к большому платяному шкафу и вытащила свой потертый кожаный чемоданчик. Она оставила его открытым около кровати и отстегнула крышку своего сундучка.

Она никогда не думала, что будет тосковать по уродливой сарже и шерстяным чулкам, которые она носила с того момента, как приехала в Ферчайлд–Парк, но сейчас ей внезапно захотелось спрятать в них лицо и заплакать. Мягко сдвинув верхнюю одежду в сторону, она вытащила единственные чистые сорочку и нижнюю юбку и затолкала их в чемоданчик вместе с тонким томиком стихов Марлоу. Она уже собиралась закрыть сундучок, когда ей на глаза попался уголок писчей бумаги кремового цвета.

Письма Габриэля.

Она пыталась убрать их так глубоко, чтобы они больше никогда не показались на свет божий. И все же они снова оказались здесь, столь же непреодолимо привлекательные, что и в день, когда они были получены.

Саманта вытянула перевязанный лентой сверток и позволила крышке сундучка самой закрыться. Она пересела на край кровати и пробежала кончиками пальцев по бумаге, которая была так истерта от частого использования, что могла порваться просто от ее прикосновения. Она представила себе Габриэля, нежно касающегося тонких листков своими сильными руками и взвешивающим каждое слово так, словно оно было из золота.

Она знала, что потом возненавидит себя, но не смогла сопротивляться желанию потянуть за ленту, связывающую письма. Как раз, когда она развернула первое письмо и поднесла к свету горящей сальной свечи, что стояла на столике рядом с ее кроватью, в дверь постучали.

Саманта виновато дернулась и вскочила на ноги. В отчаянной спешке, она осмотрела комнату, затем пинком послала чемоданчик под кровать. Она была уже на полпути к двери, когда вдруг поняла, что сжимает в руке письма.

Стук раздался снова, он был явно нетерпеливым.

– Одну минуту! – крикнула она, и помчалась обратно к кровати, чтобы сунуть письма под матрац.

Когда она распахнула дверь, то увидела, что на пороге стоит Габриэль, одетый только в зеленый шелковый халат. И прежде чем она успела произнести хоть слово, он потянулся к ней. Обхватив руками ее лицо, он вошел языком в ее рот, целуя с такой страстной нежностью, что у нее перехватило дыхание. К тому времени, когда он отнял свои губы от ее, у нее уже кружилась от желания голова.

– И вам добрый вечер, милорд, – прошептала она, едва держась на ногах.

Отодвинув ее в сторону, Габриэль прошел внутрь комнаты. Он захлопнул за собой дверь и прислонился к ней.

– В чем дело? – Саманта бросила на дверь тревожный взгляд. – Вас преследует орда варваров?

– Хуже. Мои родственники. – Он взлохматил уже и без того взъерошенные волосы. – Они заполонили весь дом, словно стая голубей. Я уже думал, что никогда не смогу ускользнуть от них. Знаете, как трудно незаметно уйти, если вы не можете видеть?

Благодарная, что он также не мог видеть ее опухшие глаза и следы слез на щеках, она легко произнесла:

– Согласно доктору Гилби, скоро вам больше не придется об этом волноваться, не так ли?

Он покачал головой, словно все еще не мог полностью поверить в свою удачу.

– Потрясающе, правда? Но знаете, что самое удивительное во всем этом? – Он снова коснулся ее, его рука сомкнулась на ее тонком запястье. – Когда доктор Гилби сказал мне, что меня ожидает полное выздоровление, я понял, что из всех вещей на этой земле я больше всего хочу увидеть ваше милое лицо.

Саманта отвернулась от него.

– Я боюсь, что вы можете сильно разочароваться.

– Это абсолютно невозможно. – Из его голоса исчезло все веселье, уступив место загадочной грусти. – Вы никогда меня не разочаровывали.

Прикусив губу, она вытащила запястье из его руки и отодвинулась за пределы его досягаемости. Она гораздо меньше боялась, что он снова может начать ее целовать, чем того, что она сама может сделать, если он ее поцелует.

– Чем я обязана вашему неурочному визиту?

Габриэль прислонился к двери и скрестил руки на груди, от его убежденного и плотоядного взгляда она испытала волну восхитительной дрожи.

– Не изображайте передо мной невинность, мисс Викершем. Едва ли я первый лорд, который проник в спальню своей самой неприступной служанки.

– Но разве не вы, милорд, говорили мне, не имеете привычки сосредотачивать свое внимание на работающих на вас женщинах?