Верещагин, как истинный плебей, полагал всю проблему надуманной.

— Традиции и анахронизмы существуют постольку, поскольку мы их поддерживаем. Расторгни помолвку — и все дела.

— Меня распнут. — Князь немного помолчал.

— Пытаться сохранить этническую чистоту в условиях Острова — по меньшей мере неразумно.

— Мои родные думают решить проблему за счет Общей Судьбы. Должен же в Грузии остаться кто-то из Джапаридзе или Тцеретели.

— Тебе и в самом деле годится только аристократка?

— Не мне — этим бешеным бабам, моим теткам, и матери.

— А если никого не найдется?

— Тогда, может быть, они согласятся на мой брак с Дженис. — Князь снова показал зубы. — Ты думаешь, почему я вступил в ваш клуб самоубийц?

— С дальним прицелом… А если серьезно, Гия — почему?

Берлиани слегка задумался.

— Не знаю, Арт. Может, потому, что я все-таки солдат. А солдату неловко сдаваться без драки.

— «Я дерусь, потому что дерусь»?

— Что-то вроде.

— Подвезти тебя в верхний город?

— Ого! Твоя царица живет в верхнем городе? А где же твое классовое чутье?

— Она там гостит.

Они расплатились и вышли на набережную. В море отражался вечер, бриз ворочал трехэтажные облака.

Артем высадил Князя возле особняка его матери.

— Когда увидимся? — спросил Георгий.

— Завтра.

— Уже завтра… — Берлиани оттянул пальцем воротничок. — Ладно, до завтра. Чимборазо и Котопакси…

— Керос и Наварон, Гия.

Они засмеялись, и вечер улыбнулся им улыбкой их детства.

Севастополь, 28 апреля, 17-20

Девицы Бутурлины, Мари и Натали, пребывали в некоторой растерянности. Сложилась, знаете ли, несколько нештатная ситуация. Нет, то, что в гости к их экономке Анне Михайловне приехала ее дочь Тамара — мы вместе росли, знаете? Она была нам как сестра! — так вот, эта ситуация являлась вполне штатной. Но, видите ли, к Тэмми пришел ее молодой человек, капитан Вооруженных Сил Юга России, и вдобавок к тому — альпинист, который поднимался на Эверест вместе с Жоржем Берлиани (мечтательный взмах ресниц — ах, этот Жорж!). Конечно, такого человека никак нельзя не пригласить в гостиную. Девицы Бутурлины вцепились в капитана с двух сторон так, словно хотели препарировать его на предмет поисков пресловутой «военной косточки». Но не тут-то было: капитан оказался крепким орешком, и вдобавок — совершенно неинтересным типом. И как Жорж мог иметь дело с таким бесцветным человеком?

— Как вы относитесь к Идее Общей Судьбы, капитан? — Мари Бутурлина держалась в нарочито демократическом стиле и чай пила неформально, восседая на спинке дивана.

— Адекватно, мэм! — отсолдафонил Верещагин. В доме Бутурлиных он был не единожды, но дочерей хозяйки видел в первый, и надеялся, что в последний раз.

Мари встопорщила перышки.

— Что значит «адекватно»?

— Это значит «как прикажут», мэм.

— Мари, не донимай господина Верещагина своей Идеей. — Натали работала на контрасте, она была светская барышня. — Извините ее, капитан, она такая фанатка ИОСа, что порою кажется более «левой», чем сам Лучников. Знаете, ведь Андрей у нас бывает… Не часто, конечно, но так, иногда… Он любит сидеть в том самом кресле, в котором сидите вы…

Артем добросовестно изогнулся, чтобы получше рассмотреть кресло.

— Я все-таки не понимаю, — ершилась Мари. — Вы будете стрелять в советских солдат, если вам прикажут?

— Приказ есть приказ, мэм.

— Перестаньте меня так называть, мы не в казарме. Мне просто хочется знать, какие-то свои, личные убеждения у вас есть?

— Сейчас Мари начнет обращать вас в свою веру, — Натали томно закатила глазки. — Мне так надоели эти политические диспуты! Иногда я думаю: хоть бы скорее пришли Советы, тогда все, по крайней мере, перестанут спорить, хорошо это или плохо…

О да, подумал Верещагин, спорить действительно перестанут.

— Хватит об этом. Лучше расскажите немного о себе. Знаете, Тамара так мало о вас рассказывает. Кажется, вы только сегодня из Непала? Удивительная страна, не правда ли?

— Да, сударыня. Удивительная страна.

— Ваш загар совершенно великолепен. Мы еще не успели так загореть. Как называется гора, на которую вы поднимались?

— Мы не поднимались, мэм. Мы проводили экспедиционную разведку. Гора называется Лхоцзе.

— Наверное, альпинисты — это очень мужественные люди.

— Наверное, мэм.

— Знаете, все это так увлекательно, что когда-нибудь я все же соберусь и поеду в Гималаи.Что вообще в Гималаях опаснее всего? Лавины? Камнепады?

— Амебная дизентерия.

Мари разразилась хохотом, которому позавидовала бы любая портовая камелия с натруженными лопатками. Натали сделала вид, что ничего не заметила. Артем прикинул, не описать ли девушкам затруднения с диагностикой амебной дизентерии в горах — в общем-то, на большой высоте начинает нести многих, и поди ты разбери, от чего тебя несет… Но потом решил, что это будет перебор: в конце концов, он изображает бравого капитана, а не бравого фельдфебеля.

— Знаете, капитан, я всегда была поклонницей философии буддизма, — наконец нашлась Натали. — Реинкарнация, переселение душ… Как вы думаете, кем вы были в прошлой жизни?

Верещагин никогда об этом не задумывался.

— М-м… стыдно признаваться, но в горах я становлюсь гораздо более ревностным христианином, чем на равнине.

— Но все-таки, — не унималась Натали. — Неужели вас не заинтересовали обычаи непальцев?

Верещагин улыбнулся. В Непале улыбка — самый что ни на есть национальный обычай. Нет, их улыбки — это не американское холодное, фирменно-белозубое и стандартное, как пожарный гидрант keep smiling. Улыбка непальца щербата, темна и согрета солнцем, как молитвенный камень у дороги в Намчебазар…

— Да, обычаи у непальцев забавные, — с воодушевлением сказал он. — Знаете, я как-то битый час простоял на набережной, глядя, как сжигают покойников… Чрезвычайно занимательное зрелище… Дров там не хватает, и в реку часто сбрасывают недожаренный труп… Полгорода, что интересно, пьет из этой реки, давно уже должны вымереть от кишечных инфекций — ан нет. Река считается священной… Вот, что делает вера…

Мари поперхнулась, сдавленно извинилась и выскочила из гостиной, едва не сбив с ног Тамару, которая появилась (наконец-то!) с такой естественностью и грацией, словно это она, а не две светские лошади, была хозяйкой дома.

— Арт, это слишком, — заметила она.

— Что вы, что вы! — кисло возразила Натали. — Тамара, ваш кавалер необычайно интересный собеседник. Для человека своего происхождения он весьма оригинален…

Он решил отбить выпад.

— Кстати, мадемуазель, вы знаете, кто может считаться гражданином Непала?

— Нет, сударь…

— Любой, кто был зачат непальцем и непалкой.

Оставив Натали переваривать это пикантное сообщение, они покинули особняк. На выходе Верещагин слегка получил между лопаток.

— Вот тебе, — сказала Тамара, — Чтоб не задирался. Скажи, зачем тебе это понадобилось?

— Ненавижу безразличные расспросы. Месснеру за это хоть деньги платят…

— Сегодня они расскажут моей матери, какой ты солдафон. А завтра я по телефону в очередной раз услышу от нее, что ты мне не пара.

— Но ты же ей не поверишь…

— А какого черта? Если человек не умеет себя вести в приличном доме…

— Виноват, вашбла-ародь! Больше не повторится, вашбла-ародь!

— Когда ты начинаешь бравировать своим плебейством, ты просто ужасен.

Она поймала себя на том, что начинает испытывать раздражение уже в самом начале вечера — боже мой, а ведь только что была до умопомрачения рада его звонку и его появлению! Раздражение выплеснулось в вопросе:

— Ну, что у нас сегодня? Ужин во французском ресторане и ночь в мотеле? Ужин в китайском ресторане и ночь на яхте твоего друга? Ужин в турецком ресторане и ночь в твоей квартире?