Но жертвы случайного попадания наших ракет во время поединка пилотов и зенитчиков, были последними среди мирного населения Одессы: подполковник Сидиков сложил оружие. Других боев в городе не было, и противоположное утверждение — ложь, которую я буду опровергать всеми доступными средствами…”

Арт Верещагин

“The Trigger: a Battle for Island of Crimea”

Одесса, тот же день, 1850

— Господа! — Верещагин надеялся, что выглядит убедительно. — Я принял решение пробиваться в Скадовск. У вас есть десять минут — попытаться переубедить меня. За последнее время появились какие-то новости, которые резко меняют картину?

— Что думает полковник Казаков? — спросил Ровенский.

Арт редко когда в своей жизни испытывал такое сильное желание соврать.

— Полковник Казаков по-прежнему в тяжелом состоянии. Ближайшим транспортом его отправят в Симфи.

— Арт, вы с ума сошли? — сдавленом голосом спросил полковник Шалимов, командир второго отдела. — Вообразили себя Наполеоном?

— У вас есть возражения по существу, Энвер Аблямитович? Не касающиеся моей персоны?

— Где вы рассчитываете прорвать линию обороны красных? — спросил Ровенский.

— В районе Березовки… — Верещагин изложил свои соображения.

— Может получиться, — спокойно заметил Ровенский.

— Возражения, Энвер Аблямитович? — Верещагин повернулся к полковнику. — Вы только что говорили, что ресурсов у нас не хватит, чтобы обороняться в течение суток. А чтобы бежать — хватит.

— Я боюсь, что мы не пробьемся.

— Я тоже боюсь.

— Что мы делаем с теми кораблями, которые не успеем повернуть? — Траубе не поднимал глаз от стола.

— Пусть конвой следует в Скадовск. При малейшей опасности — авиацию в воздух.

— В воздух — и куда?

— Увидим. По обстоятельствам.

— Значит, сворачивать отступление из-под Березовки? — начальник первого отдела покачал головой. — Шлыков будет в восторге…

“Через пять минут после сдачи “королевского полка” к штабу фронта подъехал полковник Казаков. Мы сели в штабной вертолет и полетели в гражданский аэропорт: именно там было решено развернуть штаб группировки.

Сделав крюк к порту, мы увидели высадку группы “Дрейк-3”. “Дрейк-1” и “Дрейк-2” уже направлялись к своим целям: авиабазам Лиманское и Буялык. “Дрейк-3” должен был уничтожить Одесскую авиабазу.

Каждая группа состояла из горноегерского батальона и саперной роты. “Дрейку-3” ввиду большого объема работ придали две саперные роты.

Группа “Ингленд” (бронемобильная бригада) закончила выгрузку и следовала в направлении Солдатской Слободы. Один из ее батальонов пересекся с “Дрейком-2”, который, по идее, должен был следовать на Пересыпь. Вся Одесса, конечно, очень велика, но они умудрились пересечься. Иногда мне кажется, что главное военное искусство заключается в умении всех правильно развести, так чтоб никто не путался у других под ногами.

В аэропорту уже развернули мобильный диспетчерский пункт. Разгонять гражданские самолеты и эвакуировать пассажиров не пришлось: красные это сделали до нас, рассчитывая использовать аэродром как военный. Теперь на него садились две эскадрильи поддержки с воздуха: F-15A и А-7Е. “Сапсаны” (будь прокляты главштабовские орнитологи! — “Харриеры”) по-прежнему базировались на “Севастополе”: мы считали разумным держать яйца в разных корзинках. Один из секторов был отдан вертолетам: “Воронам”, “Кречетам” и “Дроздам”. Диспетчеры готовились также к приему транспортников С-130 (“Лебедей”), которые должны были привезти боекомплект для нашей авиации.

А в это время, как писали в приключенческих романах начала века, в Николаеве готовилась к выходу мотострелковая дивизия. Несмотря на объявленную готовность номер один, по нашим прикидкам, им понадобилось бы два часа на то, чтобы прийти действительно в боевую готовность, и три часа на выдвижение — по самой короткой дороге, через Коблево. Это при самом оптимистичном для них раскладе.

Против нас было развернуто три дивизии: в Скадовске, Херсоне и Николаеве. Но выдвигаться они могли только по одной дороге, нанизанные на нее как бусины на нить. Эта дорога пересекала разветвленную, заболоченную дельту Днепра, устье Южного Буга, и вот уже здесь, на выходе из Николаева, раздваивалась, широкой рогатиной обходя Тилигульский Лиман. С севера — через Березовку, пересекая речку Тилигул, а с юга — перепрыгивая через реку Березань и ПГТ поселок Березанка и протискиваясь между лиманом и морем в районе поселка Коблево.

Такая ситуация дала нам неоценимое преимущество: драться не со всеми одновременно, а по очереди.

Четырехкилометровое “бутылочное горлышко” у Коблево было очень легко перекрыть оборонительным рубежом, поэтому предполагалось, что основные силы красных все-таки пройдут не здесь, потому что какой смысл терять людей и технику в бесплодных атаках? Гораздо, гораздо опаснее представлялся Березовский участок. Перекрыть его было невозможно, да и незачем: любую позицию красные легко обойдут. Поэтому оборона здесь должна быть мобильной и грамотной… Этому участку при планировании операции уделили особое внимание, выделив на Коблево, с которым вроде как все было ясно, группу “Сильвер”: четвертый батальон горноегерской бригады, минометный и противотанковый дивизионы, батарею “Князь-пушек”, батарею “Князь-гаубиц” и подразделения обеспечения. В качестве мобильного резерва, и заодно проследить, чтобы красные на форсировали лиман, в Коминтерновское был направлен второй батальон морской пехоты.

Операцию рассчитывали, исходя из естественной реакции противника на происходящее — концепция Шлиффена. Но точки зрения на естественное поведение были разные. Что естественно для советского командира дивизии — развернуть широкое наступление в районе Березовки или попытаться мясом продавить оборону под Коблево? Со своей дивизией я сделал бы первое. А с красной мотострелковой дивизией — второе, ибо первое требовало на порядок большего мастерства…

Я решил лететь в Березовку. Посмотреть своими глазами на местность, виденную до того лишь на картах и спутниковых фотографиях. Проверить, не возникнет ли здесь то самое “гладко было на бумаге”…

В районе Березовки долина Тилигула заболочена на ширину от трехсот до тысячи метров. По длине заросшая кустарником, камышами и вербами низина тянется в общей сложности на пятьдесят километров: от Донской Балки, где начинается Тилигульский Лиман до деревни с трогательным названием Сиротинка. Это место, казалось, самим Господом создано, чтобы держать здесь оборону. Семь автомобильных мостов и один железнодорожный уничтожались легко. “Коршунам” авиаподдержки для этого хватило одного рейда — три “Мэврика” понадобились только железнодорожному мосту в Березовке.

Все это время мы вели радиопереговоры с группой “Ингленд” и с двумя “Ястребами” воздушной разведки. От них мы узнали, что из Николаева уже выдвинулись первые части 150-й мотострелковой дивизии и 61-го отдельного полка морской пехоты. В Варваровке они разделились: танковый полк повернул на Березовку, полк морской пехоты и разведывательный батальон двинулись по дороге на Коблево. Я велел связаться с 5-й бригадой и штабом, “обрадовал” Казакова и Шлыкова. В этот же миг радист, поддерживавший связь с группой воздушной разведки, получил сигнал, что их атакуют советские истребители. Сигнал тут же прервался: разведчиков, по всей видимости, сбили.

Мы подлетали к Коминтерновскому, где, по расчетам, уже должен был находиться батальон морской пехоты. Впрочем, неприбытие на место грозило неприятностями скорее ему, чем нам: местные жители представляли собой куда меньшую опасность, чем атакующие советские штурмовики, которые прошли над нашей головой через несколько минут.

Налету подверглись позиции группы “Ингленд”, разворачивающейся по линии Степановка — Викторовка, и Одесский гражданский аэродром. Особого вреда там не наделали: все наши самолеты на тот момент были в воздухе, красные эскадрильи получили отпор и отступили с потерями. Я спешил в Одессу и приказал вылетать.