С этим недоумением солдаты и разошлись — на учебу, на стрельбы, на отдых…
Центром оперативной информации стала караулка, где солдаты, несшие дежурство, слушали радио. Советский Союз, как назло, передавал «Лебединое озеро», которое никак не соответствовало сегодняшнему настроению солдат и унтера. Поэтому настройка была мгновенно переведена на «Радио-Миг». Под «Smoke on the water» расчертили листик из унтерского блокнота, достали кости и, благословясь, начали партию в американский покер.
Около одиннадцати утра передали, что советские уже в Бахчисарае.
В глазах проигравшего в пух и прах рядового Костюченко затеплилась надежда.
— Вот сейчас здесь будут… — сказал он. — И не доиграем…
— Бросай, — рядовой Хесс подтолкнул ему стаканчик с костями. — Меньше работай языком, больше руками.
Время шло, а надежды Костюченко не оправдывались. Он уже был должен Хессу тридцать четыре тичи, Смирнову — восемь и Андронаки — двенадцать с половиной, когда на дороге, петляющей между холмами, показалась голова советской танковой колонны.
Быстрее танков в батальоне оказались советские БМД, ехавшие от Почтовой. Свернув с дороги, машины начали окружать базу. Из люков выскакивали «голубые береты» и, рассыпаясь цепью, двигались к батальону короткими перебежками, время от времени залегая с оружием.
— Чего это они? — удивился Костюченко.
— Ты не отвлекайся, ты бросай.
Момент был драматический. После двух бросков у Костюченко имелась на руках пара шестерок. Столбики пар и троек уже полностью закрылись, спасти рядового могло только каре.
Костюченко принялся сосредоточенно громыхать костями в стаканчике.
— Паркинсон, — буркнул Хесс.
— Нервная дрожь, — поправил его Андронаки.
Костюченко шмякнул стаканчик донышком вверх, затаил дыхание, открыл кости…
— Ты гляди — покер! — поразился Новак.
Рык БМД приблизился и замер метрах в двадцати от КПП.
— Эй, на посту! — раздался крик со стороны советских. — Выходи по одному без оружия! Считаю до десяти, потом открываю огонь на поражение!
— Серьезные парни, — по-английски сказал Хесс.
— Раз… Два…
Новак, не вынимая сигары изо рта, вышел с поднятыми руками. За ним — Хесс, Андронаки, Смирнов и Костюченко.
От цепи БМД шло человек десять «голубых беретов».
— Ты не забудь, Костюк, с тебя сорок, — Сказал Смирнов.
— А в пересчете на рубли? — тихо спросил Костюченко.
— Shut up! — рыкнул Новак.
В изысканном языке Парижа, в пряных диалектах Лангедока и Гаскони, в подсоленном наречии Бретани и Нормандии насчитывается около шестисот слов, оборотов и выражений, которыми обозначается самая древняя из игр и те части тела, которые принимают в ней участие. И это кое-что говорит о французах.
В русском языке есть столько же, а то и больше выражений для обозначения выпивки, связанных с ней ритуалов и ее последствий. И это кое-что говорит о русских.
Русский человек не просто выпивает, он может принять, а может и врезать, может клюкнуть, а может дерябнуть, может хлопнуть, тяпнуть, дернуть, вздрогнуть, поддать, двинуть, опрокинуть, навернуть, бахнуть, выкушать, дербалызнуть, вжарить, хряцнуть, забухать, может на этом остановиться или напиться вдрызг, нажраться в дупель, набраться в стельку, накушаться в хлам, нализаться в дребадан, насосаться в пень, намазаться в сосиску, в полено, вусмерть, до ушей, до чертиков, до квадратных глаз, до зеленых веников, как зюзя, как падла, как сорок тысяч братьев, а поутру поправиться, похмелиться, заполировать или опять же принять…
Планируя праздник «Весна», спортсмены из Минобороны не учли одной особенности, вообще характерной для русских праздников — что военных, что спортивных. А может, чрезмерно положились на буржуазную умереннось Крыма. Зря они на нее положились. Население Острова, будучи на 30% не русским, в отношении выпивки являлось русским поголовно. Пили не так чтобы много, но со смаком. 15% национального дохода составляло виноделие — так отчего бы и не пить?
И вот советский солдат, целенаправленно год-полтора выдкржанный «всухую», дорвался до гигантских бесплатных запасов качественного пойла. Налетай, братва!
И нужно признать, как это ни обидно, что советские офицеры порой тоже оказывались далеко не на высоте…
Евпатория, 29 апреля, 1130
— Где Помазуев и Гречкосий? — в сто сорок первый раз спрашивал у капитана Оганесова майор Беляев.
Капитан Оганесов, зам начальника штаба, пожимал плечами. Два комбата растворились, исчезли в туманной дали, сгинули в неизвестном направлении, и следы их были смыты прибрежной волной (поэтическая метафора).
Майор Беляев матюкнулся. Очень трудно командовать людьми, которые тебе в отцы годятся. Особенно трудно, если они на все уже забили хрен и хотят только одного: чтобы их оставили в покое.
— Сидят опять, нажираются в каком-нибудь кабаке! — ярился он. — Найди их, Леня, Бога ради!
Найди — легче сказать, чем сделать. В насквозь просоленной Евпатории приезжий и местный народ испытывал постоянную жажду и удовлетворял ее в небольших барах, винных погребах, открытых кафе, ресторанах, шантанах, борделях, казино, варьете и кабаре. Заведения питейного характера располагались на каждом первом углу, а питейно-увеселительного — на каждом втором. В этой ситуации майоры Помазуев и Гречкосий уподоблялись иголке в стогу сена, ибо зайти они могли в любое из этих заведений, а уж если они туда заходили, то оставались там до тех пор, пока их не выносили.
Освещая проблемы майора Беляева, придется прибегнуть к Евангельско-алкогольной терминологии. Майор был молодым вином, влитым в старые мехи. Чего Христос, если вы помните, делать крайне не советовал. Потому что или мехи лопнут, или вино испортится.
Амбитный и нестарый майор Валентин Беляев и несколько таких же амбитных, нестарых капитанов и лейтенантов, прямо со скамьи попали в 161-й полк — кто из училища, кто из Академии — заменив собой комполка, одного комбата и нескольких ротных, ушедших на пенсию.
В ближайшие годы такая же судьба ждала и остальных командиров подразделений. Но пока возрастной разрыв между старыми и новыми офицерами составлял пятнадцать-двадцать лет. То, что западные социологи называют generation gap. Обычно в армии смена поколений идет как-то плавно, но раз на раз не приходится… В 161-ом полку она происходила резко. Результатом этого был раздрай в работе: старики обижались на «пацанов», по-черному завидовали их здоровью, энергии и перспективам, «молодые львы» упрекали стариков в косности, устарелом мышлении и откровенном пьянстве.
Кстати, в противовес системе «никудышний командир-компетентный начштаба» в 161-ом полку была система «отличный командир— прескверный начштаба». Майор Жохов не просыхал бы круглые сутки, если бы человеку не требовалось определенное время на сон. А так он не просыхал в сутки только 16 часов. Поэтому Беляев сбагрил его местному комдиву, чтобы не путался под ногами.
Раз уж мы коснулись темы «зеленого змия» вплотную, то можно приоткрыть завесу над тайной исчезновения комбатов Помазуева и Гречкосия. Комбаты находились на улице Святого Креста в кабачке «Приют alkoholikoff», принадлежащем Жоржу Александриди, поручику запаса, ветерану турецкой кампании, большому гурману и безбожному вралю. Правда, врал Жорж не по всякому поводу, а лишь относительно войны с турками. Все постоянные посетители «Приюта» знали его байки наизусть и делили на восемь. Поэтому на две новые жертвы хозяин накинулся с особым рвением.
Александриди усадил комбатов за лучший столик, налил им вина собственного изготовления, трехлетней выдержки, поставил по блюду с запеченной в тесте форелью и завязал непринужденный мужской разговор…
А Жоржево вино — и это знает каждый завсегдатай — обладает особыми свойствами. Подают его в трехпинтовых кувшинах и пьется оно, как вода. После первой пинты у тебя поет душа, после второй — звенит в ушах, после третьей ты хочешь пойти в туалет и обнаруживаешь, что ноги тебя не слушаются…
