— Слушай, майор, ты меня не зли! Прикажу — будешь и головой прошибать. Ты спецназ или кто?

— Спецназ, — подтвердил майор. — А не сапер. Дайте мне саперов, вскройте эту консервную банку — и мы с ребятами в два счета выковыряем вам вашего полковника, а так… Эту броню гранатой не возьмешь. Хотя, наверное, пробовали… — майор оглядел разрушения, царящие в ставке базы Чуфут-Кале. Разбитые компьютеры и телефоны, изуродованные столы… И целехонькая бронированная дверь в бункер.

— С ним есть какая-нибудь связь? — спросил Ширяев у безымянного штабного подполковника.

— По вот этому селектору.

Ширяев ткнул пальцем в кнопку, склонился над микрофоном.

— Господин полковник! Ваше благородие! С вами говорит майор Ширяев, командир батальона спецназа КГБ… Сдайтесь, пожалуйста. Вам ничего не будет. Если сдадитесь по-хорошему. Это же глупо — закупориться в бункере и сидеть там. Ничего вы там не высидите. Кроме своих яиц.

— Господин майор, — донеслось из репродуктора. — Ценю ваше чувство юмора, но сдаться не могу. Объект, доверенный мне, я могу сдать только по приказу моего командования. Либо генерала Павловича, либо полковника Чернока. Чернок убит, до Павловича я не могу дозвониться. Телефон в Главштабе не отвечает. Еще мне может отдать такой приказ наш премьер, господин Кублицкий-Пиоттух. Его кабинет тоже молчит. Как только я получу соответствующие распоряжения, я открою бункер. Вы, как человек военный, должны меня понять.

— Ваше благородие, они все уже сдались.

— Прекрасно! Пусть они мне сами об этом скажут.

— Упорный, как подшипник, — с уважением сказал майор. — Что делать будем? Товарищ генерал, может, звякнуть в штаб и попросить его начальство отдать ему приказ?

— Да что это такое, в конце концов! — Грачев бахнул по столу кулаком. — Мы что, уговаривать его должны? Майор, вы солдат или кто?

— Ну, тогда саперов сюда! Сколько там с ним народу, вы не знаете?

— Человек двадцать младших офицеров и низших чинов.

Ширяев поморщился и было отчего: штурмовать хорошо защищенный подземный бункер даже силами батальона — это не шутка. В подземельях численное преимущество не имеет никакого значения: один человек с автоматом из-за баррикады может уложить хоть роту.

— Может обратиться к нижним чинам? — предложил штабной подполковник. — Разагитировать их что ли…

— Валяйте, — великодушно уступил Ширяев. — Я не спец.

— Таких спецов, как вы, как раз в Афгане нехватка, — злорадно сказал Грачев.

— Если этот полковник чего-нибудь учудит, вместе туда отправимся. — Спокойно заметил Ширяев. — Ведь так, товарищ генерал? Ну, так вызывайте сюда саперов.

Западное побережье Крыма, 29 апреля, 11-15

Казачий городок Ак-Минарет стоит на берегу моря и каждому, кто проезжает или проплывает мимо, хочется там остаться, пустить корни, дожить до глубокой старости, умереть и быть похороненным на мысу, обнимающем бухту Узкую, где шепчет сухая пахучая трава и грустит на утесе аккуратненькая белая церковка.

Того же захотелось и старшему лейтенанту Афанасьеву, когда он с офицерами своей роты вошел в городок после принятия под охрану расположения казачьего разведбата (который служащие там казаки упорно именовали полком).

Они гуляли по просторным одноэтажным улочкам и отмечали полезные моменты, которые неплохо было бы ввести и в Союзе. Вот, например, велосипедисты не путаются под колесами водителей, а едут по тротуару, по специальной дорожке — круто! Или, скажем, полиэтиленовые кульки, которыми застелены урны — тоже круто! Или, к примеру, светофор срабатывает не по часам, а когда пешеход кнопку нажмет…

Но вот стоило ему задержаться, чтобы немного подкрепиться после сделанной работы (а принять батальон, чтобы все в порядке было — это та еще работа!), как городок окатил его ледяным презрением.

Офицеры разведроты и десантной роты Афанасьева зашли в небольшое придорожное кафе «Маруся'з драйв»и встретили там весьма сдержанный прием.

— Что надо? — спросила тощая бабешка лет сорока. Ее интонации весьма живо напоминали ненавязчивый советский сервис.

— А что есть? — спросил Афанасьев.

Баба ткнула пальцем в панель наверху, где было изображено нехитрое меню «Маруси»: пирожки с творогом, пирожки с яйцами и пирожки с капустой, гамбургер, супергамбургер, гамбургер с сыром, жареная картошка и три вида напитков.

— Спиртного не держим, — процедила баба.

— Спасибо, нам не надо, — вежливо откликнулся лейтенант Пуртов, командир разведчиков.

Заказы тетка оформила споро, про деньги даже не заикнулась, но все посетители «Маруси» смотрели на советских офицеров так, что кусок им в горло не шел, поэтому они поспешили убраться из «Маруси» и съесть обед на улице, сидя на броне БМД.

Афанасьев жевал мягкую булку, переложенну. сочной котлетой, пил «Кока-колу» и отмечал изменения, которые произошли в городке с момента их появления. Еще десять минут назад было людно, а сейчас все попрятались. Казачки в джинсах и мужниных ковбойских рубашках загнали детей по домам. Афанасьеву стало обидно: не фашисты же в город пришли, в конце концов!

Он не знал, что весь Ак-Минарет видел по ТВ сцену гибели командного «Дрозда» с Черноком. Он не знал, что Чернок в казачьей среде — один из наиболее уважаемых армейских командиров. Он ничего этого не знал, и потому ощутил легкое раздражение. Ладно, почему есаул при сдаче волком глядел — понятно, но мирные-то граждане почему паникуют?

Афанасьев решил наладить с местным населением контакты. Причем начать с есаула.

Есаул Денисов разругался со всеми своими товарищами и подчиненными. Они были за Общую Судьбу, а он — против. Как можно соединяться со страной, где, считай, еще вчера ломали церкви и вешали священников, где крестьян морили голодом, где с казаками расправились так, что только кости хрустнули? Всего два поколения назад шла непримиримая, насмерть, война, в которой брат шел на брата, а сын — на отца. Младший брат казака Петра Денисова, захватив его, раненного в ногу, выбил ему еще и глаз, зверски избил и (эту подробность Григорий узнал, когда вырос) изнасиловал его жену, бабку Григория. Ночью на станицу налетели врангелевцы, перебили красных казаков, а тех, кого захватили в плен (в том числе Денисова-младшего) связали попарно и побросали в Дон. Ожидавшего смерти Петра освободили. Жена вместе с детьми пристала к обозу, где везли раненого мужа, и таким манером их семейство оказалось в Крыму. Татарский поселок Ак-Минарет, где отыскавшие друг друга казаки поселились вместе, уже на памяти гришиного отца стал славным городком, живущим главным образом за счет добычи и обработки даров моря. И всю эту благодать, всю эту размеренную прибрежную жизнь, за которую деды платили своей плотью и кровью, всю эту свободу отдать обратно красным? Они говорят, это теперь другая страна! Ка-кая там, на хрен, другая? Люди, которые истребили девять миллионов своих земляков, еще живы, находятся на свободе, получают пенсию и воспитывают внучат. Я себе представляю, как они их воспитывают!

Случай с Черноком серьезно поколебал позиции сторонников ИОСа, но что-либо делать было уже поздно. Советские десантники хозяйничали на территории батальона, причем в отсутствие офицеров распоясались совершенно.

Подчиненные, запертые вместе с есаулом в подвале, признали его правоту, но это его не радовало.

Поэтому, когда ближе к вечеру его привели под конвоем в его собственный кабинет к командиру роты, есаул был готов плюнуть советскому лейтенанту в лицо и сказать все, что о нем думает.

А лейтенант настроился на душевную беседу, и даже выставил бутылку «Столичной», поддержав ее с флангов нарезанной колбасой «Салями» и банкой соленых корнишонов.

«Он думает, что я с ним водку пить буду!» — возмутился про себя Денисов. Но вслух ничего не сказал. Он ждал, что имеет ему сообщить «голубой берет».