— Простите, Пётр Аркадьевич, — сказал я. — Мне больше так нравится. Если у человека благородия нет, то никакими титулованиями это не изменишь. При людях он меня правильно титулует, а при виде вас растерялся.

— А вы действительно Ангел? — спросил Столыпин.

— Все мы ангелы по рождению. — сказал я. — Ангелы Божьи знают больше, потому что Книгу судеб читали и судьбу людей знают. И им дано право наставить людей на путь истинный. Только вот никто не знает, какой же путь истинный. И Ангелы этого не знают. Является ли добром проявление милосердия к Каину, убившему своего брата Авеля? Является ли справедливостью отрубание руки человеку, укравшему кусок хлеба, чтобы не умереть с голода? Преступно ли стремление раба к свободе? И однозначного ответа на эти вопросы найти нельзя. Не тот враг, кто тебя столкнул яму, и не тот друг, кто тебя вытащил из ямы. Всё взаимосвязано и цепочка событий может выстроиться так, что никто не сможет предугадать, что получится в итоге.

— А вы знаете, как в России трактуется притча о человеке, упавшем в яму? — спросил Столыпин.

— Знаю, Пётр Аркадьевич, — сказал я, — и, к большому сожалению, это является самой полной характеристикой русских.

— А если ЕИВ прикажет схватить вас и казнить? — допытывался премьер-министр.

— Я не удивлюсь этому, — сказал я. — Я не удивлюсь, если ЕИВ даст народу выбор — казнить меня или Ваньку-Каина. И народ выберет меня. Значит народ от Рождества Христова не изменился ни на йоту и сколько сынов Божьих не будет ниспослано к ним, чтобы искупить грехи человеческие, народ будет так же грешен, как и был. И стоит ли жалеть такой народ? Не стоит. Изобретение Марии-Склодовской Кюри окажется тем Армагеддоном, по сравнению с которым Всемирный потоп был прогулкой на лодках по искусственному пруду в парке. И власть царская не от Бога, а от народа, который его терпит. Если бы власть императоров была от Бога, то большинство их заканчивало бы свой жизненный путь в геенне огненной, а не в своей постели. И если царь хочет испытать свою судьбу, то пусть испытывает. Я палец о палец не стукну, чтобы ему помочь. И народ вместе с ним окунётся в пучину массовых репрессий и будет подличать, чтобы хоть как-то выжить. Кстати, вы первым можете ощутить на себе, прав я был или не прав. У оружейников я заказал пластинчатую кирасу из броневой стали для вас, и прошу вас ежедневно носить её и снимать только во время сна. Бережёного и Бог бережёт. Тогда не будем тревожить улей и дождёмся вашей поездки в Киев.

Вошедший Терентьев принёс нам чай с мелиссой, корнем валерьяны, чабрецом и листом лимонника.

После чая Столыпин выглядел бодрым, но чувство тревоги не спадало с него ни на один день.

Я начал игру и думал, что буду от неё в стороне, но, похоже, мне придётся играть первую скрипку в оркестре.

Дома я старался быть таким же, как и всегда, но не всегда мне это удавалось, что было замечено и МН.

— Что случилось? — спрашивала она.

— Никак не могу решить одну проблему, — говорил я, — но она секретная и с кем-то поделиться с ней нельзя. Даже с тобой. Но скоро всё решится.

— Это опасно? — спрашивала МН.

— Как тебе сказать, — отшучивался я, — вся наша жизнь состоит из опасностей. Чуть зазеваешься и на тебя извозчик наедет. А уж у военного человека так опасность на опасности. Слишком сильно вытянулся перед начальством — растяжение всего организма и всё тело начинает болеть. Если всё перечислять, то придётся писать целую книгу, а у меня на это времени нет.

МН была человеком любознательным и натурой творческой, что вообще-то не так характерно для медицинских работников. А, с другой стороны, как не медикам быть творческими натурами. Ведь они ваяют нового человека, потерявшего своё здоровье в суровых условиях жизни в нашей стране.

Мы с ней ходили на выставки современных художников, на концерты модных поэтов. Я старался ничего не говорить, чтобы не обижать художественные вкусы МН и её знакомых, не без интереса поглядывающих на её мужа. Я думаю, что и МН это понимала, поэтому всегда была начеку и быстренько отшивала знакомиц, попробовавших заглянуть за красную линию.

На одном из камерных поэтических концертов декадентского жанра кто-то из этих знакомиц сказал, что среди нас присутствует известный поэт и предложил попросить его прочитать свои стихи. Все начали удивлённо оглядываться и наконец все взгляды вперились в меня, так все другие мужчины поэтами не были по определению, а я с золотыми погонами как последователь Михаила Юрьевича. Все начали аплодировать мне и говорить: просим, просим.

Делать нечего, декадентствовать, так декадентствовать.

— Весеннее, — сказал я.

— Браво, браво господин офицер, — аплодировали участники.

Вот ведь какая закавыка. Офицеру запрещалось снимать военную форму. Он должен всегда быть в форме и ему не рекомендовалось выступать на концертах и прочих мероприятиях, хотя это правило часто нарушалось, так как среди офицеров было много талантливых людей и их выступления наоборот способствовали росту авторитета офицеров. Поэтому на эти мелкие нарушения начальство смотрело сквозь пальцы.

Первого числа июля я сопровождал Верховного Правителя на встречу с ЕИВ в Царском селе. Пётр Аркадьевич был уже не Верховным правителем, а премьер-министром.

Мне для размещения был выделен небольшой флигель в полосе гостевых домиков, рядом с флигелем премьер-министра.

Из окна я видел, как по алее прогуливались Пётр Столыпин и Григорий Распутин. Как два закадычных друга. В коридорах министерства уже носились слухи, что премьер и святой старец закорешились, это уже традиция, что все, кто работает в министерстве внутренних дел традиционно ботают по фене, и что это укрепляет авторитет шефа наверху.

Завтра будет аудиенция и мне нужно подготовиться. Я прилёг на диванчик и стал вспоминать всё, что я знал о начале Первой мировой воны, о революции, о том, как во время мирной революции в феврале люди практически и физически уничтожили полицию, которая терроризировала местных жителей. Повезло казакам, которых не было в столице, иначе бабы и мужики забили бы их дрекольем и свинцовыми цепами на базе ухватов. Пострадали и члены семей служащих полиции. Говорили бескровная революция, а вот он русский бунт бессмысленный и беспощадный.

Не так давно вызывал меня к себе директор департамента полиции, хотел посоветоваться по одному вопросу.

Речь шла о пропаганде социал-демократов. Они использовали рисунки талантливых художников и сделали книжечки-комиксы, где были нарисованы рыцари с погонами городовых и полицейскими медалями за усердие на шее. Лица у них закрыты забралами, чтобы никто их не узнал, и они кулаками и палками бьют крестьян, студентов, интеллигентов, идущих с лозунгами "свобода, равенство, братство и счастье". За спиной лежат избитые люди, а впереди несчастные граждане, пришедшие к царю.

Книжечки разбрасывали везде, и они получили очень широкое хождение среди всех слоёв общества. Полицейских офицеров стали чураться и общение с ними стало признаком дурного тона.