— Не стрелять! Не стрелять! — закричал вдруг д`Аламбор задней шеренге каре. — Расступись!

Три всадника проскакали в образовавшийся проход и оказались внутри каре. Шарп, повернувшись в седле, увидел герцога Веллингтона, кивнувшего в знак приветствия полковнику Форду, который тут же начал лихорадочно протирать очки. Шарп взглянул на французов: они стояли в опасной близости, но не пытались атаковать. Двое улан, недовольные ситуацией, метнули свои пики, но они, разумеется, не долетели до британцев. Красномундирники пригласили их подойти и забрать свои игрушки. Другой улан ткнул острием копья в запальное отверстие пушки, но ничего не сумел сделать.

— Теряют время, — прямо позади Шарпа раздался голос герцога.

Шарп повернулся и увидел, что герцог обращается к нему.

— Да, сэр.

По лицу герцога нельзя было ничего прочитать. Он потерял большую часть кавалерии в той дурацкой атаке, некоторые его союзники убежали прочь и у него осталась едва ли половина из тех людей, что были утром, но он выглядел спокойным и даже невозмутимым. Он даже изобразил что-то похожее на улыбку; в знак признания того, что они воюют вместе уже столько лет.

— Ну, что вы о нем думаете? — спросил герцог.

Ясно было, что герцог имеет ввиду Императора.

— Я разочарован, — коротко ответил Шарп.

Ответ удивил герцога.

— Возможно, он вас еще удивит. Он просто проверяет, на что мы способны, но рано или поздно начнет настоящую атаку, — герцог взглянул на ближайших французов. — Отлично выглядят эти дьяволы, не так ли?

— Да, сэр.

Герцог вдруг рассмеялся, удивив Шарпа.

— Я только что был в другом каре, и майор велел своим людям корчить рожи этим разбойникам! Поверить не могу. Корчить рожи! Может нам записать эту команду в устав, — он снова рассмеялся, затем спросил у Шарпа. — Сильно вас загружает работой Принц?

— Он уволил меня, сэр.

Герцог недоверчиво взглянул на Шарпа, затем снова громко хохотнул, так что некоторые солдаты удивленно взглянули на своего главнокомандующего.

— Я всегда считал, что он дурак, раз выбрал вас. Я говорил ему, что вы слишком независимы, но он не слушал меня. В таком возрасте юнцы всегда считают, что все знают лучше всех, — герцог снова взглянул на французов, которые все еще не выказывали намерений атаковать.

— Ваша светлость, — Шарп не смог удержаться, чтобы не задать этот вопрос. — Что известно о пруссаках, сэр?

— Их кавалерийские пикеты уже в пределах видимости, — очень спокойно ответил герцог, как будто он и не опасался весь этот день, что пруссаки предадут его. — Боюсь, что их пехоте понадобится некоторое время, чтобы дойти до нас, но, по крайней мере, их авангард уже виден, — герцог повысил голос, чтобы все каре слышало его слова. — Нужно немного продержаться. Благодарю вас за гостеприимство, Форд!

Он поскакал к задней шеренге каре, сопровождаемый двумя офицерами. Несколько французов погнались было за герцогом, но быстро поняли, что их уставшие лошади вряд ли догонят свежего скакуна Веллингтона.

— Правый ряд! Готовсь! — это был д`Аламбор, он предостерегал о группе французов, делавших последнюю попытку оправдать такие потери и прорвать каре.

В очередной раз выстрелили мушкеты, шомпола зазвенели в стволах, и снова сквозь дым рванулось пламя от выстрелов. Где-то вдали гусар выкрикивал имя любимой. Лошадь шла в сторону склона, хромая на заднюю ногу, из которой текла кровь. Попона с вышитой на ней вензелем «N» валялась на земле. Рядом с лошадью бежала собака и выла как от боли, хотя не была ранена. Она звала своего хозяина, который остался лежать где-то здесь. Кирасир, озлобленный неудачей, ударил палашом по пушечному стволу, но кроме звука молотка, бьющего по наковальне, он ничего не добился. Кирасир развернул лошадь и направился на юг.

Французская кавалерия была побита и, подобно волне, накатывавшейся на берег, схлынула обратно в долину. Они ехали медленно, окровавленные и перепачканные.

Французские пушки, убившие сегодня больше всего людей, продолжили свое дело.

Прусский конный разъезд уже достиг Плансенуа, деревеньки, находящейся всего лишь на расстоянии пушечного выстрела от правого фланга французов. Далеко к востоку от Плансенуа французские офицеры уже могли разглядеть колонну прусской пехоты.

Появление людей Блюхера означало провал стратегии Императора, разделить армии не удалось. Однако их связь была еще слишком тонка, а пруссаки еще не развернулись в наступательный порядок, а шли маршевой колонной. Чтобы развернуться в атакующую линию им понадобится не менее четырех часов, и за эти четыре часа Император должен разбить британцев и повернуться к пруссакам.

Было совершенно необходимо полностью уничтожить британцев. Атака корпусом пехоты провалилась, маршал Ней лишил Императора кавалерии в бесполезных безумных атаках на британские каре, и теперь Наполеон решил лично внести порядок в эти хаотичные атаки. Огромная часть его армии еще не вступала в бой, и среди них была элита его армии. Личная Гвардия Императора.

В Гвардию мог вступить не любой, а только тот, кто участвовал в сражениях. Гвардейцам платили больше, чем другим войскам и лучше экипировали. Но от них и ждали больше, и гвардейцы больше и выполняли. Гвардия никогда не терпела поражений. Другие французские войска возмущались гвардейскими привилегиями, однако когда в атаку шли гвардейцы, победа была обеспечена. Все гвардейцы носили усы и косицы, а в ушах серьгу как признак своего превосходства. А чтобы быть гвардейским гренадером, человек должен быть ростом не менее шести футов, элита элит.

Их называли «бессмертные», они были беззаветно преданы Императору и воевали за него яростно. Когда Император отрекся и был сослан на остров Эльба, гвардию расформировали. Но свои знамена они не сдали, гвардейцы их сожгли, пепел высыпали в вино и выпили его. Некоторые из «бессмертных» ушли с Императором в изгнание, но теперь они вернулись, встретились со старыми товарищами по оружию и получили новые знамена и орлов. Гвардия была элитой, непобежденной, бессмертной и именно она нанесет последний смертельный удар по британцам.

Но не сейчас. Было шесть часов, оставалось всего три часа светлого времени, пруссаки были далеко от места сражения, и Император решил еще больше ослабить британцев. Он приказал Гвардии строиться позади Ла-Бель-Альянс, но не наступать. Затем, оглядев задымленную долину, он пристально посмотрел на ферму Ла-Э-Сент. Она была как кость в горле. Стрелки, укрывшиеся за стенами фермы, могли обстреливать фланги любой французской атаки и защищать батареи в середине британских позиций. Ферму надо во что бы то ни стало захватить, тогда британская оборона ослабнет еще сильнее и настанет время гвардейцам нанести свой победный удар.

В битву вмешался Император, и теперь британцы узнают как он может сражаться.

По всей британской линии молотили французские пушки, убивая и раня людей. Британским батальонам приказали лечь, но французские пушкари уже пристрелялись и их снаряды часто перелетали гребень холма, собирая кровавый урожай среди англичан. Британские пушки были разбиты вдребезги; стволы слетели с лафетов, а колеса превратились в щепки, пороховая вонь от горящих телеги с боеприпасами смешивалась с запахом крови.

Вот так и сражается Император. Пушки, пушки, пушки, а когда британцы не смогут переносить смертельные потоки металла, он пошлет им смерть в лице своих «бессмертных».

От выстрелов пушек дрожал воздух. Шарп, оставив свою кобылу Харперу, прошел к гребню холма, где звуки залпов тяжелых французских пушек били почти как и сами ядра. Снаряд врезался в гребень, подняв в небо фонтан грязи, перелетел через гребень и упал где-то позади. За двадцать два года сражений Шарп не помнил такой канонады и никогда ранее не дышал воздухом с такой концентрацией дыма. Он как будто стоял перед открытой дверью какой-то гигантской печи.