– Элли, ты в порядке? – спросил Бен.

– Да. – Я смотрела, как вдова поднимается по ступенькам.

– Так мы никогда не попадем на собственную вечеринку!

Мы направились к кладбищенским воротам, и тут ветер снова швырнул фату мне в лицо. Смеясь, Бен помог мне размотать ее.

Скорбящие скрылись в церкви. Мрачные личности подхватили гроб и медленно взошли по ступеням. Луч солнца на секунду прорвался из-за туч. Девочка с русыми косичками шагнула вперед и осторожно положила мой букет на крышку гроба.

Дождь припустил с новой силой.

– Платок вдовы… – Губы Гиацинты изогнулись в улыбке, тяжелые веки прикрыли глаза. – Ага, так я и думала: сух, как песок пустыни…

Небо потемнело, дождь перешел в ливень. Значит, мне на роду написано явиться на прием в честь собственного бракосочетания утопленницей, выловленной из водных глубин. Медовый месяц мы с Беном проведем, дружно прихлебывая микстуру от кашля вместо шампанского. Не суждено мне томно возлежать в кружевной пене жемчужно-розового пеньюара на широкой кровати отеля «Ройял Дербишир», рассеянно переворачивая последние страницы «Тайн Брачного Ложа: руководство для начинающих». Какой идиот сказал, что любовь слепа? Если Бен сочтет меня привлекательной с распухшим красным носом и лихорадкой на губах, я потеряю к нему всякое уважение.

– Ничего не поделаешь, Элли, ныряем в укрытие!

Мой суженый открыл дверь первой попавшейся машины, и я с лицемерными протестами уселась рядом с ним на переднем сиденье.

Бен на треть опустил стекло со своей стороны, в кабину ворвался ветер, с силой дернул за фату, ледяной лапой зашарил под тонким лифом платья.

– Как уютно! – соврала я. Хорошая жена должна считаться с мужской гордостью. Бен ужасно стесняется своей клаустрофобии, которая преследует его после страшного случая в детстве: бедняжку заперли в ларе с картошкой в лавке его отца, когда он с приятелями играл в прятки.

– Если тебе не вполне подходит наше убежище, можно найти что-нибудь получше. – Бен уткнулся лицом мне в шею.

– Здесь просто з-замеч-чательно…

– Ты хочешь сказать, что воздух спертый, а мы уселись на щетку для волос.

У дождя есть мерзкое свойство: он усиливает все неприятные запахи. Салон машины источал смрадный дух прокисшего молока, окурков, старых газет и собачьей шерсти. Сидеть было очень неудобно, причем не только из-за щетки, но я не собиралась проверять белой перчаткой чистоту нашей тихой гавани. А также постаралась не углубляться в размышления об участи свадебного букета, нашедшего приют на крышке гроба.

Если честно, то мне было уютно до непристойности. До чего же приятно после омерзительно добродетельного существования оказаться в чужой машине, млеть под поцелуями Бена, ощущать тепло его тела! Интересно, как прикажете вести себя, если Бен предложит перебраться на заднее сиденье?

Двери машины подрагивали под натиском ветра, бесновавшегося снаружи. Окна рыдали дождем. Но мы с Беном были счастливы, как мистер и миссис Ной после того, как все до единого грешники утонули, земля опустилась под воду, а ковчег весело запрыгал по волнам.

Какое мне дело до того, что тетя Астрид и тетя Пулу развлекают гостей, швыряясь друг в друга тортами? Пускай дядюшка Морис сколько душе угодно охмуряет какую-нибудь дуреху с подавленными сексуальными инстинктами. Нам с Беном надо побыть наедине, чтобы как следует подготовиться к испытанию под названием «свадебный банкет».

Руки Бена скользнули под фату. Он методично избавил мои волосы от шпилек, тяжелая мягкая волна упала на плечи. Мамочка весьма своеобразно готовила меня к жизни. Наливая себе рюмочку бренди, она с мечтательным вздохом говорила: «Элли, доченька, если люди занимаются любовью в постели, значит, они безнадежно стары!» Дыхание Бена приобрело угрожающую хрипотцу. Пуговицы его пиджака впивались мне в тело, но я даже не чувствовала боли. Мне стало трудно дышать, температура скакала, как лифт в универмаге в час пик. Неужели я все-таки подхватила воспаление легких? Я ослабела, не в силах сопротивляться натиску Бена. Тяжесть его тела заставила меня откинуться назад, и я видела только его глаза, сиявшие, как сапфиры… нет, изумруды… нет, звезды – звезды, сверкавшие то зеленым, то синим огнем, пока я не закрыла глаза, боясь ослепнуть.

Время куда-то провалилось, как в эпоху старика Ноя. И тут над самым ухом раздался оглушительный лязг. Кто?! Что?! О господи! Кровь зашумела в ушах. Как знать, может быть, собственная постель не так уж и плоха. Я рывком села, скатерть-фата жалобно затрещала. Я оттолкнула Бена.

– Что стряслось? Разве нам было плохо? – Голос его звучал сварливо, но глаза смеялись.

Лязг утих. Может, это был всего лишь ветер? Я замотала волосы в узел: шпилька – страж респектабельности.

– Ненаглядный мой, – ответила я, – давай поклянемся никогда так себя не вести… кроме сегодняшней ночи. Разве порядочные люди станут подвергать испытанию безутешную вдову? Ты только представь – бедная женщина распахивает дверцу, чтобы всласть выплакаться, и что же она видит – парочку бесстыдников в помятых одеждах…

– Извини, любимая. – Бен после долгой борьбы распахнул свою дверцу и выпрыгнул под дождь. Через минуту он с глумливой ухмылкой втиснулся обратно. – Холодный душ – самое верное средство от подобной напасти.

Я воздержалась от замечания, что этот душ ворвался и внутрь машины. Хорошая жена никогда не станет пилить мужа.

– Ты не считаешь, что я веду себя как заплесневелая старая дева? – Я заботливо вытерла его лицо фатой.

– Родная моя, ты просто восхитительно… права. – Бен поправил мою диадему. – Моя Мамуля покончит с собой, если по лондонской Краун-стрит поползет слушок, что меня арестовали за нарушение общественной нравственности.

– М-м-да…

Поскольку я в глаза не видела миссис Хаскелл, мне трудно было судить о ее мнении по каким-либо вопросам, кроме одного. Свекровь полагала, что, переступив порог англиканского храма, она обратится в соляной столп. Но подобные мысли хорошая жена держит при себе.

– Как ты думаешь, – озабоченно спросила я, – не многовато ли катастроф для одного дня?

– Я закаленный, – улыбнулся Бен. – В детстве мы с Сидом любили забраться в какую-нибудь пустующую квартиру и насладиться порнушкой по телику. Правда, злобный домовладелец частенько отлавливал нас и отправлял в полицейский участок. Элли, по-моему, нам стоит рискнуть и пуститься вплавь.

Своевременное замечание. Дождь ожесточенно молотил по машине, плевался в приоткрытое окно, но домой и в самом деле пора. Иначе мы рискуем оскорбить толпы незнакомых людей, столь любезно откликнувшихся на наше приглашение в «Оратор дейли».

– Что ты там делаешь? – поинтересовался Бен, заметив, что я роюсь на сиденье. – Собираешься спереть зонтик?

– Прекрасная мысль, но я хочу всего лишь уничтожить следы нашего незаконного пребывания.

Уколовшись, я с торжеством выудила зловредную щетку, провалившуюся за сиденье. А это что? Ага… старая кофта, вязаная шапочка… А здесь? Перчатка, комок газет, раздавленная коробка одноразовых носовых платков, теперь ее можно запросто запихнуть в щель почтового ящика. Вряд ли она была такой до нашего вторжения.

Я попыталась вернуть коробке былую форму.

– Бен, милый, следовало сесть назад. Он испустил тяжкий вздох.

– Прекрати дразнить меня!

Коробка с платками опустилась ему на голову.

– Я всего лишь хотела сказать, что хозяин машины привык устраивать помойку из переднего сиденья, и мы раздавили эту свалку…

– Хозяйка. Машина принадлежит женщине.

– Прошу прощения, женонена…глядный ты мой, но нельзя делать выводы только на основании одной лишь кофты розового цвета.

– Элли, машина англичанина – его крепость. Только женщина способна управлять автомобилем, сидя посреди такого хаоса. – В доказательство своих слов Бен выудил откуда-то сережку и подкинул ее на ладони.