Я пыталась схватиться за сиденье стула, но ладони соскальзывали.

– Вы заподозрили Анну в заказном убийстве, потому что я упомянула о ее чувствах к Лайонелу? Но одно с другим не стыкуется! – ринулась я на защиту подруги.

Сестры согласно кивали головами, а глаза Глэдис Шип за стеклами очков казались шляпками грибов.

– Наяда мешает, да? – Гиацинта встала, прошлась по комнате, снова села. – Это серьезная помеха, но Анна могла сделать ставку на трагическое обаяние безутешной вдовы. «Цветам-Детективам» не остается ничего другого, как уповать на то, что верность клубу у миссис Делакорт чуть слабее, чем у остальных вдов. И если к ней обратится кто-нибудь из близких, то…

Гиацинта сделала многозначительную паузу. Я закончила за нее:

– …то сможет внедриться в клуб! – Книга Эдвина Дигби, которую я машинально ухватила, обожгла мне пальцы, словно была раскалена добела. – Я не могу… Не могу позвонить Анне и сказать: знаете, меня только что осенило, как много у нас общего, оказывается, я тоже хочу прикончить своего мужа. А если что-нибудь пойдет не по плану? Если я зайду так далеко, что мы не сможем остановить ход событий?

Жесткая решимость в глазах Примулы очень не шла к ее розовым бантикам и часикам с Микки-Маусом.

– Элли, здесь убивают людей. Вы сможете с этим жить?

– Но я вовсе не уверена, что их убивают, – огрызнулась я.

– Тогда, моя дорогая, не случится ничего страшного, если вы просто поболтаете с Анной о вашем несчастном браке, о том, как вы отчаянно ищете выход.

Я молчала. Все слова куда-то вдруг подевались. Тогда я раскрыла «Веселых вдовушек» и продолжила чтение с той строки, на которой остановилась:

«Героиней нового романа становится глупенькая женщина, которая в конце концов получает по заслугам…»

– А теперь, моя дорогая Элли, – объявила Примула, – пора назначить возлюбленную для Бена. Не забывайте, что в соответствии с требованиями Вдовьего Клуба вы должны обвинить его в поведении, недостойном женатого джентльмена.

Лицо мисс Шип пошло красными пятнами.

– Готова послужить общему делу! Так сказать, по зову долга…

Улыбка Гиацинты пригвоздила мисс Шип к стулу.

– Несомненно, идеальная кандидатура – кузина Ванесса. Ее интерес к викарию можно легко представить хитрой уловкой. Кстати, Элли, прежде чем звонить миссис Делакорт и просить ее представить вас членам клуба, рекомендую выждать несколько дней для приличия. Может быть, в эти дни вам подкрепить силы сбалансированным питанием?

Мисс Шип что-то одобрительно чирикнула. Ко всем прочим недостаткам она наверняка ела как слон и при этом не набирала вес.

Далеко за полночь, после марафонской беседы с сестрами Трамвелл, я прокралась в Мерлин-корт, аки тать в нощи.

– Элли, – Бен возник из темноты холла и сжал меня в объятиях, – я решил, что ты сбежала от меня! И впал в отчаяние: я ведь знаю, что монахиней тебе стать не захочется. – Он вымученно рассмеялся. – И обижаться было бы не на что, тебе здорово досталось из-за меня. – Поцелуй в шею, мое самое слабое место. – Болезнь не оправдание… – Судя по интонации, Бен надеялся на обратное. – Я вел себя непростительно.

Я уже не была той наивной дурочкой, что стояла у алтаря. Теперь я знала, что иногда супруга должна прощать непростительное поведение, если не хочет в один прекрасный день пополнить ряды разведенок. А Бен, в довершение ко всем моим мукам, был неотразимо соблазнителен. Мои руки бессильно повисли вдоль тела, я стояла, уткнувшись носом Бену в ухо.

– Элли, знаю, что и без этой ужасной истории с Чарльзом Делакортом тебе пришлось немало вынести. Сначала Мамуля, а потом и Папуля обрушились на нас со своими проблемами. Но, в конце концов, главное – наша любовь, правда? Мы бы поженились и без всякого наследства! Дом и деньги – просто как украшения на свадебном торте, и больше ничего.

И этого человека я замышляю хладнокровно убить! Пусть я действую во имя благой цели и вовсе не собираюсь доводить дело до победного конца, что из того?! Жалкие оправдания! Бен имел полное право знать о моем заговоре с «Цветами-Детективами», ведь ему предстояло сыграть главную роль! Но если я поведаю хоть малую толику истины, то до конца дней своих он станет винить себя, что довел меня до состояния идиотской доверчивости. Мало того, в приступе неуклюжей рыцарственности Бен наверняка потребует, чтобы я все это выбросила из головы и не смела ничего делать. Мне и самой страшно хотелось все бросить и забиться в темный уголок. Но кто же тогда сразится со вдовами-злодейками? А вдруг им придет в голову расширить поле своей деятельности? Неужели мои дети явятся в мир, в котором отсекают головы бабушкам, отказавшимся посидеть с внучатами в воскресенье, и учителям, скупым на пятерки?

Как я могла в таком настроении упасть в объятия любящего супруга? В ту ночь меня нисколько не тревожило, что я не слышу пения скрипок, – в моей голове трезвонил погребальный колокол. А как известно, колокольный звон и фригидность идут рука об руку.

Однако еще оставался проблеск надежды. Бен считал, что в моей сдержанности виновата Мамуля, которая всю ночь напролет мерила шагами свою комнатку в башне. Мы слышали каждый скрип половиц, каждый щелчок бусин в четках.

Папуля, со своей стороны, создавал аудиопомехи днем. Несмолкаемый визг пилы мог доконать кого угодно. Он превратил террасу в мастерскую, и опилки висели в воздухе, как песок в Сахаре во время самума. Я всеми силами старалась изобразить восторг – в конце концов, Папуля ваял тот самый торт, из которого я должна буду выскочить в спектакле Наяды, а до представления оставалось всего две недели. Я рассчитывала на одноразовое изделие, но Папуля создавал величественный шедевр, способный пережить следующие пять поколений. Правда, в моем магическом кристалле следующих поколений пока не просматривалось.

Утром в понедельник, через три дня после похорон Чарльза Делакорта, я начала наконец спасать свою семью. Первым делом накинулась на роскошные низкокалорийные деликатесы, которыми Бен в избытке снабжал меня. Если потолстею на полкило – ну, значит, так тому и быть. На тернистом пути к званию идеальной жены, я забыла, что для поддержания формы мне нужна помощь Бена, да, честно говоря, уже и не ждала ее. В те далекие дни, когда нас связывала лишь нежная дружба, мы были более женатыми, чем сейчас.

О, если бы… если бы нам представилась еще одна попытка!

Покончив с едой, я приняла второе, не менее судьбоносное решение: в девять тридцать – плюс-минус час – позвоню Анне Делакорт.

Мы с Мамулей были одни в кухне, но я осознала ее присутствие, только когда она заговорила:

– Если я тебя чем-то огорчила, Жизель, скажи прямо. Не бойся меня обидеть, я крепче, чем кажусь. – Магдалина обеими руками с трудом приподняла молочник. – Я черпаю силу в служении близким.

Охотно верю. Кухня просто преобразилась. Над окном болтались раскрашенные яичные скорлупки, из которых выглядывала какая-то лилипутская поросль, на полу радовал глаз огромный лоскутный ковер, а на спинке кресла-качалки красовалась вязанная крючком салфеточка. Новая армия статуэток выстроилась на шкафу. Но больше всего изменилась сама Мамуля – ее серенькое воробьиное личико так и светилось. Они с Папулей все еще не разговаривали, и Магдалина всякий раз крестилась, стоило ему войти в комнату, но делала это теперь как-то иначе. Неужели безвременная кончина Чарльза навела Мамулю на мысль, что все в этом мире преходяще, в том числе и внебрачные загулы?

– Вы ничем меня не огорчили, Магдалина. Я просто задумалась.

Добрая невестка обняла бы свекровь, но мои никчемные руки плетьми висели вдоль тела. Еще несколько минут – и придется пройти нескончаемо долгий путь к телефону.

– Что ж, поверю на слово, я не из тех, кто лезет в чужую душу. – Мамуля открыла дверь, впуская Пусю, и нахмурилась. – Гм! Идет миссис Мэллой.

– Доброе утречко! – Рокси шуганула Пусю сумкой с пожитками. – Отпадная малявка: просится в дом, когда ей неймется по нужде!