Глядя ему в глаза, я сказал на брабантском диалекте:

— Выезжай на переговоры.

Я не ошибся. Брабантец от удивления открыл было рот, но потом решил подъехать поближе и выяснить, кто я и откуда знаю его язык? Вместе с ним, по бокам, отставая на пол лошадиного корпуса, приехали два рыцаря. Один был, скорее всего, француз, а второй, если не ошибаюсь, — немец.

— Александр, князь Путивльский, — представился я.

— Бодуэн де Рине, рыцарь, — назвался командир.

Судя по еле заметной запинке, фамилию он позаимствовал или придумал.

— Феодор у нас в плену, так что ваш договор с ним потерял силу. Иван Асень, царь Болгарии, предлагает вам перейти на службу к нему на тех же условиях, на срок до конца лета, с возможным продлением, — сообщил я и сделал предложение еще слаще: — После совершения оммажа, каждый рыцарь получит боевого коня, рыцарские доспехи и оружие, а каждый пехотинец — пехотные доспехи и оружие.

Если у рыцарей и были сомнения по поводу царя Болгарии, знакомое слово «оммаж» должно их развеять. Так оно и случилось.

Брабантец сумел сдержать радостную улыбку, произнес с наигранным равнодушием:

— Нам надо посовещаться.

— Не говори ерунду, Бодуэн! — сказал я, ухмыльнувшись. — Такое хорошее предложение ни ты, ни твои люди не получали за всю жизнь. Поверь мне, вы не пожалеете.

Командир наемников улыбнулся в ответ и спросил:

— Откуда ты знаешь наш язык?

— Много где воевал, пока не получил княжество в наследство, — ответил ему.

Я объяснил Ивану Асеню, как совершать оммаж. Бодуэн де Рине, встав на левое колено и положив ладони на ладони царя, поклялся за весь отряд. Это действо, включая поцелуй, понравилось болгарскому царю.

Латинские пехотинцы сразу были расставлены по периметру долины, чтобы пленные не разбежались. В это время наши дружинники собирали и сортировали трофеи. Их было очень много. Даже половцы, обычно зорко следившие, чтобы их не надули при разделе добычи, потому что сами постоянно обманывали, и те потеряли обычную бдительность после того, как царь Иван пообещал, что отдаст им два сундука с золотом из захваченной казны Эпирского деспота. Три сундука предназначались мне. Остальные пять Иван Асень оставлял себе на карманные расходы.

— Надо с пленными что-то делать, — напомнил я. — Слишком их много.

— Да, ты прав, — согласился болгарский царь и посмотрел на Феодора Ангела, который лежал на боку на земле и больше не рыдал.

Казалось, бывший деспот беспробудно спит, как отревевшийся ребенок.

Поняв ход мыслей Ивана Асеня, я сказал:

— Если прикажешь ослепить всех его солдат, больше никто не сдастся тебе в плен.

— Они клятву не нарушали, — произнес более важный для него аргумент царь Иван. — Значит, муку не должны принять. Бог дал мне знак и теперь проверяет, — продолжил он и, пока я пытался понять, что он имеет в виду, принял решение: — Я их всех отпущу.

— Какой знак? — полюбопытствовал я.

— Сегодня день Сорока Севастийских мучеников, а я как раз перестраиваю базилику, посвященную им, — ответил он. — Только сейчас вспомнил и понял, почему не сомневался в победе.

А что бы он вспомнил, если бы мы проиграли?!

Через три дня в долину прибыли болгарская пехота и боярское ополчение и мои арбалетчики и кибитки. Болгарские бояре теперь все были за царя Ивана Асеня. Победа сделал его национальным героем. За эти дни мы собрали и поделили трофеи. Большую часть доставшегося мне оружия, доспехов и лошадей продал по дешевке царю Болгарии. Ему надо оснащать армию, стремительно разраставшуюся. Тряпки и прочую ерунду загнали адрианопольским купцам, которые появились на следующее после битвы утро. До Адрианополя всего полдня пути. Купцы тоже считались эпирцами, что абсолютно не мешало им торговать с болгарами. Себе я оставил только самое лучшее, что сможем перевезти на судне и кибитках домой. В том числе и две сотни боевых коней, которые пойдут своим ходом и повезут в тюках часть добычи. Всё это было доставлено в Созополь, где будет дожидаться нас под охраной отряда из пятидесяти арбалетчиков. Слишком много там стало ценностей. Как бы не привели в искушение такие слабые души созопольцев.

Получили обещанное и латиняне. Я теперь для них самый важный человек в болгарской армии. Кто-то просветил их, что я был автором этой дерзкой атаки. К тому же, они были уверены, что я — бывший наемник, которому с помощью меча удалось подняться высоко. С такой мечтой идет по жизни каждый наемник. К тому же, я был родственником известного им Жоффруа де Виллардуэна-младшего, князя Ахейского. От наемников узнал, что мой тесть умер в прошлом году. Для Алики отец будет живым, пока я не вернусь домой.

Часть отпущенных пленников, около пяти сотен, сразу попросились на службу к царю Ивану. Среди них был и наш старый знакомый Алексей Тарханиот.

— Мне показалось, что ты в прошлый раз понял, что лучше не нападать на Болгарию, — поддел я ромея.

— Я и не нападал. Мне приказали привести пополнение. Собирался утром уйти в Адрианополь. Вы помешали, — рассказал он, кривя губы в виноватой улыбке.

Врет, конечно. Наверное, Феодор Ангел вернул ему имение, отнятое латинянами, за что потребовал отслужить. Поскольку у Ивана Асеня после победы появились грандиозные планы, для осуществления которых требовалась большая армия, Алексей Тарханиот был принят на службу командиром этих пяти сотен, большинство из которых составляли славяне. В итоге под знаменами болгарского царя собралось около восьми тысяч человек. С этим войском мы и двинулись к Адрианополю, который считался первым ключом к Константинополю. Вторым была крепость Цурул.

Во время перехода к городу Алексей Тарханиот пожаловался нам с царем Иваном:

— Феодор вел себя с нами, как с врагами. Его солдаты отбирали все, что понравилось, а деспот не слушал наши жалобы. За это господь и покарал его.

В плане набожности ромей не уступал царю. Они любили подолгу вести теологические дискуссии. Хохмы ради я подкинул им интересный вопрос, якобы заданный мне половецкими язычниками:

— Если бог всемогущ, способен ли он создать такой камень, который не сможет поднять?

Оказалось, что это верный способ поменять тему разговора на светскую.

Адрианополь был большим городом. По размеру и количеству жителей где-то посередине между Черниговом и Киевом. Под его стенами в тысяча двести пятом году болгарский царь Калоян нанес сокрушительное поражение крестоносцам, после чего расширение Латинской империи прекратилось. Город окружали три рва, каждый шириной метров семь и каменные стены высотой метров десять с множеством башен, круглых и четырех— и даже шестиугольных. На стенах стояли горожане, готовые защищаться. За последние два года они перешли из рук латинян к никейцам, а потом к эпирцам. Такие частые смены власти кого угодно озлобят. Штурмовать Адрианополь, не имея тяжелых осадных машин, было глупо. Оставалось осаждать долго и нудно.

Алексей Тарханиот подсказал третий вариант:

— Если царь Иван проявит милосердие и не тронет жителей и их имущество, они могут добровольно перейти под его руку.

— А если уменьшит налоги, введенные предыдущими правителями, то сделают это с еще большим удовольствием, — добавил я.

Иван Асень согласился с нами. Алексей Тарханиот с небольшой свитой был отправлен в город на переговоры.

Когда он отъехал достаточно далеко, я посоветовал царю Болгарии:

— Назначь его наместником Адрианополя.

— Он предаст меня при первой возможности, — возразил Иван Асень.

— Это сделает любой, кого ты сюда назначишь, — сказал я. — Этот, по крайней мере, усвоил, что воевать против тебя — себе дороже. Будь сильным — и все будут тебе верны.

Алексей Тарханиот вернулся часа через два с сообщением, что адрианопольцы с радостью станут подданными болгарского царя. Нам открыли главные, Константинопольские ворота, через которые Иван Асень въехал в город в сопровождении трех сотен своих бояр и двух сотен моих дружинников. Остальное войско встало лагерем у городских стен. Заходить внутрь царь им запретил. Болгары и половцы не были так милосердны к ромеям, как Иван Асень.