19 июля.

Черниговская земля.

Павел, Ирочка.

«Человек, воюющий с миром за свою свободу, срывается в одиночество. Разрушая сковавшие его живые связи, он попадает в сети мертвых. Лелея и холя собственную уникальность, он незаметно для себя становится удобным объектом манипуляций. Ибо легче всего манипулировать крайностями — восторженной толпой или раздробленной массой одиночек. Уникальность — в неповторимости связей с миром. Истинная свобода — погружение в мир со всеми его недостатками. Свободный человек чувствует почву под ногами, чувствует поток событий и идет навстречу им. И тогда он получает возможность выбрать возможное, а не мечтать о выборе».

— «Отжившие бредни бренного мира», — как говорила Софья Петровна. Еще Бакунин писал, что свобода не может быть ограничена. Или она есть, или ее уж нет, — Павел сладко потянулся в мешке и провел носом по своей любимой ложбинке под Ирочкиной ключицей. — И вообще, когда тебе надоест будить меня всяческим электронным мусором? До подъема еще десять минут.

— Вот и протрешь глаза за эти минуты. А то вылезаешь из палатки, как суслик. Перед соратниками не стыдно?

— Стыдно, стыдно, — и отец Павел, как звали его «соратники», еще глубже зарылся в неровности Ирочкиного тела, вызывая своими движениями ее хохоток и повизгивания — боевая подруга боялась щекотки.

— Нет, ты послушай, это модная вещица! Ее сейчас все читают... Ой-й. Ну что ты там забыл? Старый крот, вот ты кто. Маркса начитался, и туда же — все роешь... Вот: «Неограниченная свобода — всегда миф, мираж, виртуальная мечта завороженного своей индивидуальностью сознания».

— Обратный адрес у этого умника есть?

— Как не быть.

— Тогда отправь ему, чтоб не умничал: «Вам не хватает одного, чтобы быть свободным, смелости. Чтобы определять свой путь самому, нужно только решиться на это. Свободные — решительны».

Ирочка продиктовала машине монументальное изречение, пока Павел вылезал из мешка на свет Божий.

— Ты будешь смеяться, но уже есть ответ.

— Там что, робот сидит, что ли?

— Видимо, у автора есть ответы на все случаи жизни и он забил их в компьютер заранее. Машина сортирует запросы по примерному содержанию. Вот что досталось нам: «Дорогой Александр Матросов, идя на штурм, не забудь бронежилет. Это поможет тебе дожить до того времени, когда ты станешь менее решительным и более свободным».

— Ну вот, я так и знал. Автоматика его подвела. Он спутал нас с каким-то своим знакомым Матросовым и ответил назиданием, предназначенным не для меня. Вставай, красавица, труба уже охрипла. Так что там в мире делается?

Видео наполнило палатку взрывами, бегущими людьми, сжимающими кто оружие, кто скарб. Мир сотрясался в самых своих основах, и как всегда, на Ближнем Востоке. Воины Халифата лезли на желтые глиняные уступы в окрестностях Иерусалима. Брали массой. Горы трупов служили им прикрытием. Напичканные электроникой бастионы молчали. Судя по всему, их защита уже была подавлена.

Средиземное море, съемки сверху. Рой автолетов покидает Палестину. Воды не видно. Новый Исход...

Замигал красный значок в виде черепа и скрещенных костей. Это значило, что далее последует сцена, не предназначенная для глаз детей и тех, кто не любит кровавых кадров. Мавры прижали роту израильтян к Великой палестинской стене. Несчастные бойцы не могут отойти к Иерусалиму. Взорвать стену нельзя — прочнейшая технология. Перелезть? Лихорадочно гуртуются, карабкаются на плечи товарищей... Залп. Месиво трупов. Кровь стекает по стене, построенной ради защиты одного народа от другого.

Дальше пошло интервью с командующим палестинской дивизией «Арафат», прикрывавшей Тель-Авив плечом к плечу с остатками израильской армии: «Мы слишком долго боролись за свободу, чтобы уступить ее даже исламской империи...» Экстренное сообщение! Землеройки мавров прошли под линией обороны Иерусалима. Город оставлен израильско-палестинской армией.

— Что за землеройки?

— Ну как же, это переделанные немецкие туннелепроходчики. Идут под землей со скоростью километр в час. Нет такой западной технологии, которую Халифат не мог бы использовать в военных целях.

Ирочка выключила «машинку», змейкой вползла на Пашу, обняв его руками и ногами:

— Неси на волю.

— Дорогая, для начала надо хоть что-нибудь на себя надеть, а то наши православные коллеги опять будут креститься всю дорогу. Нехорошо портить людям настроение.

— Да это они только вид подают. А на самом деле им приятно увидеть меня такую красивую на тебе таком могучем. Тем более что ты уже в штанах, так что мы почти одеты.

— Презумпция невиновности. Не будем подозревать их в двуличии и соблазнять нашими мирскими обычаями, — Павел осторожно положил подругу на горку одежды и вышел из палатки.

Лагерь просыпался неторопливо, позвякивая котелками, шурша палатками, покрякивая на незлобные шуточки. Умывшись и облачившись в рубаху защитно-пятнистого цвета, координатор похода Павел Слепцов занялся делом. Как и положено лидеру, он будил заспавшихся, мудро шутил с проснувшимися, раздавал первые на сегодня поручения — так сказать, нес миссию, ставшую уже привычной за месяц похода. Народ потянулся за завтраком, выстраиваясь к кострам в несколько разноцветных хвостов: туристического вида бродяги, длинноволосые лесачи, пятнистые хаки, черная когорта монахов. Только экзотические поклонники восточных культов еще звенели бубнами, рискуя остаться, как давеча, без рисовой каши.

Павел, снова обвитый Ирочкой, складно рассуждавшей о свободе и экзистенциализме, принялся за завтрак. Вскоре метрах в двухстах от костра обнаружилась какая-то буза. Он надел черные очки, превращавшие его в грозного терминатора, и пошел разбираться.

Бузу затеял абориген — здоровый седой мужик на пневматическом велосипеде. Он громко корил пришельцев, которые не знали, что ответить, и оттого гуртовались во все более внушительную толпу. Аборигена это не пугало: то ли он знал, что имеет дело с пацифистами, то ли вообще не привык теряться в таких ситуациях.

— Вот, приперлись, дел других нету. А еще знамя зеленое вывесили (это о палатке «зеленых»), то же мне, аллахи.

— При чем здесь Аллах, — важно возразил один из длинноволосых экологистов, — видите подсолнух. Это знамя Зеленого движения — защитников Природы.

— Это вы-то защитники природы? А кто всю траву тут вытоптал?

Трава на лужайке действительно представляла собой жалкое зрелище. Экологист не нашелся, что ответить, и начал смущенно оглядываться по сторонам.

— Трава должна выдерживать естественную нагрузку, — с ходу вступил в полемику отец Павел, нависнув над оппонентом. — Трава отрастет, а вот люди могут погибнуть. Вам что, травинки жалко, а людей нет?

— А это что за терминатор? — Мужичок уставился на Павла.

Тот поправил виртуальные очки, настраивая их на собеседника. Если его лицо есть в базе данных, очки должны выдать информацию. Но мужичок ни в каких базах не числился.

— Павел Никитич Слепцов, координатор похода.

— Ага, значит, ты за весь этот бардак отвечаешь.

— Какой бардак?

— Известно, какой. Привалили тут толпой, траву помяли, мусор накидали, деревьев нарубили...

— Ну это, господин-товарищ-гражданин, форменная клевета. Травку, правда, примяли немного, а вот жгли только сушняк. Ничего не рубили. Мусор собираем и утилизируем. Все по последнему слову экологии.

Для пущей убедительности Паша включил дистанционное управление мусоркой, и она хищно заурчала в надежде получить свою порцию отходов для превращения их в пеносмолу.

— А-а, ну тогда ничего, — внезапно сменил гнев на милость защитник здешних мест. — А про что это ты говорил, что кого-то убить могут? Что, банда завелась?

Павел принялся уже привычным путем разъяснять цели похода: угроза столкновений между этносами в Крыму; противостояние военизированных групп; международная обстановка; исламский фактор.