Усаживаюсь в машину, везут куда-то за город, куда конкретно — не говорят (точнее, отделываются ничего не значащими фразами вроде «Федор Иваныч расскажет»). Вскоре мне и вовсе становится не до расспросов, потому, что нормальная, асфальтированная дорога заканчивается: появляются жуткого вида колеи и ямы, и наша «Нива» скачет по ним, как сайгак. В итоге мы приезжаем на какую-то старую дачу, где весело суетится толпа мужиков с Хучиком во главе.

Федор Иванович тоже не разбежался отвечать на вопросы. Вместо этого он приветственно щурит сияющие голубые глаза и подводит к зловещего вида автомобилю. Ой-ей… машина высокая, темная и квадратная, и вообще, до ужаса напоминает труповозку. И охрана рядом с ней колоритная — словно из фильма ужасов. Руки — во! ноги — во! а уж физиономии…

Коварный следак заманивает меня в труповозку, подзывает стажера, тот запихивает следом двух каких-то мужиков (похожи на понятых), отчего в машине становится страшно тесно.

— Марина Васильевна, взгляните сюда, — Хучик плавно расстегивает молнию на каком-то зловещем черном мешке. — Это лицо вам знакомо?

Мне почему-то становится холодно, ручки сами собой начинают трястись, а ноги становятся ватными. Пошатываясь, подбираюсь поближе к мешку и… Твою дивизию!

Первая мысль — отпрыгнуть подальше и заорать. Отличная идея! С тихим вскриком отшатываюсь в сторону, налетаю на понятого, с испугу не разобравшись, отскакиваю назад, и, не сумев ни за что зацепиться (не ментов же хватать, в самом деле!), шлепаюсь на пол. Не в мешок, но рядом. А дальше — лишиться сознания! Вот с этим возникают проблемы. Похоже, в последнее время я видела столько трупов, одним больше, одним меньше — нервной системе уже все равно.

А третья мысль, как всегда, самая идиотская: с чего вдруг «это» — «лицо»? У него же и черепа нет, в пакете лежит безголовый скелет!

Хватаюсь за подвернувшегося под руку стажера, поднимаюсь на ноги и дважды чихаю, чтобы скрыть возмущение.

— Марина, вы в норме? — осведомляется Хучик. — Налить валерьянки?

— Да нет, спасибо, я как-то привыкла…

Преодолевая страх, приближаюсь к скелету (ха, в этой тесной машине и приближаться особо некуда, так, сделала один шаг и почти в мешке) и неуверенно говорю:

— Да вроде бы не знаком…

Вот если б на нем сохранились ошметки мяса, я, может, и что-то б сообразила, а тут даже стоматолог не разберется — зубов-то нет. Казалось бы, причем тут противные работники бормашины, но я хорошо помню, что в крутых зарубежных детективах такие вот скелетированные трупы частенько опознают именно по зубным картам…а еще они (в смысле, стоматологи) обожают имитировать самоубийство: засунут в рот пациенту какой-нибудь пистолет, нажмут на курок — и мозги по стене! Ох, и намучался Пуаро же это расследовать…

Ну ладно, вернемся к скелету. Сейчас, как ни странно, он кажется мне знакомым. Казалось бы, кости и кости, но все-таки…

Прищуриваю глаза и вглядываюсь повнимательнее. Знаешь, мужик, я тебя где-то видела.

— Гамлет? Точно, Гамлет. Вылитый он. Хотя скелеты, они же все вылитые…

— Почему Гамлет? — спокойно уточняет Федор Иванович. Чую, что старый лис знал наперед, кому принадлежит этот скелет. Вот только откуда?

— Почему, например, не Йорик? — козыряет интеллектом стажер.

— Ну, Йорик это был череп, а тут у нас целый комплект. Хотя черепа как раз нет, он проходил как вещдок. Лежит сейчас где-то на складе, если не выкинули за ненадобностью.

— В соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом вещественные доказа… — влезает было Вадим, но Хучик его обрывает:

— Достаточно. Все на выход, а вы, Марина, пройдемте со мной.

Всей толпой вылезаем из труповозки; мирно шныряющие по округе менты не обращают на нас никакого внимания. Мы с следаком усаживаемся в давешнюю потрепанную — а теперь и забрызганную грязью — «Ниву». Федор Иванович лукаво щурит бледно-голубые глаза и спрашивает о здоровье.

— Простите, какое конкретно: физическое или психическое?

Хучик смахивает с сиденья пару шалушек от семечек:

— Оба.

— Физическое нормально, но после того, как вы показали мне тот скелет, за кражу которого я отсидела нечеловеческое количество лет, психическое здоровье… Уф! Да где вы его нашли?!

Хучик в задумчивости комкает в руке пакетик из-под семечек с тремя дырками с разных сторон:

— А где он вообще должен быть? Куда подевался? Обрисуйте мне ситуацию.

Негромко фыркаю — как будто он не читал ее в моем личном деле! Ну, должна же у следаков быть какая-то база, в которой они узнают, что этот мужчина — опасный рецидивист, а тот пока еще не сидел?

Громко хлопает передняя дверь, на сиденье плюхается стажер. Поворачивается ко мне и задорно сверкает глазами, по кожаной куртке стекают капли воды. Похоже, ему тоже интересно. Ну что ж…

Пересказываю печальную историю с Гамлетом начиная с его воцарения в нашей лаборатории и заканчивая пропажей:

— … и я бы не сказала, чтобы он был нам так нужен, но в нашем НИИ как раз проходила проверка, и им, кажется, очень хотелось кого-нибудь посадить. А у Гамлета даже инвентаризационный номер был. Так что когда череп нашли в моих личных вещах, на меня быстренько возбудили уголовное дело, — это я сейчас так спокойно рассказываю, в те времена психовала будь здоров. — Ну а дальше статья, суд, тюрьма и другие радости жизни. А остальной скелет, кстати, так и не нашли. Трясли с меня и трясли, но я-то откуда знаю…

Раздраженно передергиваю плечами. Я вроде бы только что говорила, что отношусь к той истории совершенно спокойно? Кажется, прихвастнула. Уф, ручки-то дрожат и язык заплетается, два слова нормально связать не смогла.

— А что? И где вы его нашли? И мы, вообще, сейчас где?

Хучик коварно так ухмыляется, вертит в руках сигарету, хорошо, что не зажигает. Терпеть не могу запах курева. Зато к виду самих сигарет — никаких претензий.

— Мы находимся на даче Валентина Данилова. Скелет был обнаружен в старом колодце.

— Федор Иванович вообще любит шариться по колодцам, особенно по заброшенным, — потихоньку просвещает меня Вадим. Учитывая, что сидит он далеко не вплотную, шепот выходит не слишком конспиративным.

А я… пропускаю его слова между ушей (в смысле, в одно влетело, в другое вылетело), пытаясь сообразить, кто же такой этот Данилов. Понимание приходит неожиданно — да это же физик! Значит, эта зараза стащила скелет, отделила башку и подбросила мне. Вот ведь гадюка! Руки сами собой сжимаются в кулаки. У меня всего два вопроса: какого фига ему это понадобилось и, блин, КАК он ухитрился протащить скелет через проходную?! Дергаю ручку, со второй попытки открываю дверь, и, провожаемая сочувственным взглядом стажера и стабильно-беспристрастным — Хучика, вылезаю под дождь. Не такой он, кстати, и сильный — так, упадет по две капли в минуту, не более того.

Стою под дождем, сама плохо понимаю, зачем. Вроде как собираюсь с силами залезть обратно в машину и продолжить разговор, а на деле перебираю известные ругательства, выбирая наиболее полно отражающее физиковскую гнусную сущность.

О, раньше — отдадим должное тупости! — мне и в голову не приходило, что вся эта история была затеяна для того, чтобы способствовать кое-чьему карьерному росту. Сначала я думала, что меня это не касается, потом — что все как-нибудь разберется само собой, а оно вот… не разобралось. Интересно, пошел бы физик на это предательство, если бы знал, что рано или поздно мы с ним окажемся в одной школе? С одной лишь разницей… а нет, с двумя или тремя. Он — учитель, я — уборщица, у меня есть судимость, а у него — постоянные муки совести (по крайней мере, должны быть). Стал ли он устраивать все эти манипуляции, если бы знал, что через пару лет наш НИИ развалится, и он вылетит оттуда вместе со своей новой должностью? Хотя кто его знает, может, и стал бы — исключительно из природной вредности, которой у него нехилый запас.

Стоять под мелким, но от того не менее противным дождем удовольствие еще то, так что я снова залезаю в машину, и, воспользовавшись тем, что Хучик опять общается с кем-то по телефону, принимаюсь разглядывать дачу. Мрачное зрелище! Больше всего этот домик похож на обычную деревянную хибарку. Когда-то он был покрашен не то зеленой, не то коричневой краской (а, может, обеими сразу), но теперь она облупилась, и цвет так просто не разобрать. На окнах что-то вроде занавесок, одно разбито. Вокруг домика несколько аккуратных деревьев, в некотором отдалении растет что-то вроде старого бурьяна. Такой обычно вырастает на старых, заброшенных грядках. Сначала там царствуют сорняки — осот в человеческий рост, березка, достигающая корнями если не до ядра земли, то до мантии точно, и прочие приятные вещи, название которых я не помню, потому, что перестала заниматься сельским хозяйством лет двадцать назад. Через несколько лет они куда-то исчезают, но нормальной травы все еще не растет, вылезает такая непонятная хрень. Не думаю, что наш физик когда-то увлекался садоводством — скорее всего, на рабских плантациях горбатилась мать или жена. Даже, наверное, первое — не думаю, что его сволочную персону способно долго терпеть какое-то существо (а матери-то деваться некуда!).