Значит, так: забегаю в подъезд, стучусь в первую попавшуюся квартиру, вызываю в школу «Скорую» и «МЧС» (надеюсь, они-то откроют железную дверь), и уже потом, не торопясь, выполняю просьбу директора. Можно, конечно, сразу побежать к школе, но я не хочу, чтобы он что-нибудь заподозрил. Мне же потом это все и аукнется. А так наш директор, надеюсь, подумает на кого-то из физруков, а я останусь не при делах. Нет, я, конечно, могу не париться, принести ключи и прикинуть, чем он займется потом, но ведь там Галька… А вдруг она все же умрет?

Как ни странно, проблем с осуществлением плана не возникает. Я спокойно проникаю в подъезд, благо о такой нужной вещи, как домофон, жильцы, видно, и слыхом не слыхивали (хотя кто бы говорил, у нас его тоже нет). О лифте, видимо, тоже… впрочем, зачем он в советской пятиэтажке? Поднимаюсь на второй этаж и нахожу нужную дверь. Она обита кирпичным дерматином (ей-богу, наш, вишневый, выглядит куда лучше) и украшена тремя звонками. Вот уж дурацкая причуда, даже если это коммуналка (а, наверно, так и есть, потому, что обычном жилье комнаты не нумеруют).

Звоню в ближайший звонок. Эффект нулевой. Поочередно тыкаю пальцами в остальные кнопки и, наконец, добиваюсь того, что в глазке (он, кстати, всего один) мелькает какая-то тень.

— Добрый день! — безуспешно пытаюсь придать голосу несвойственную ему официальность. — Мне требуется алкого… э-э-э, дворник Павлыч. Не помню, Иван он или Семен. А еще — телефон. Нужно вызвать «Скорую» и полицию.

Ура! Дверь распахивается, в проеме появляется мрачная тетка моложе меня лет на десять. Она скептически оглядывает мою скромную персону, хмыкает и ловко перегораживает своим телом вход.

— Чего надо?

Похоже, с первого раза она не расслышала. Повторяю свою патетичную речь, на меня гневно сопят, заставляют снять обувь, после чего все-таки пропускают к телефону. Осторожно шагаю по длинному, грязному коридору, борясь с желанием зажать нос. Воняет в квартире ужасно. Хозяева, наверно, уже принюхались и почти не чувствуют, но я ловлю себя на мысли, что то и дело поглядываю на стены в надежде обнаружить противогаз.

По пути нагибаюсь, чтобы погладить по спинке метнувшуюся под ноги кошку (о, генератор запаха обнаружен!) и отчетливо отмечаю, что в не особо приятное амбре кошачьего туалета каким-то неведомым образом вплетаются куда более омерзительные нотки. Выпрямляюсь и следую за хозяйкой, смерив подозрительным взглядом неплотно прикрытую межкомнатную дверь. Между прочим, вторую справа.

Ускоряю шаг, добираюсь до большой комнаты и, машинально пересчитывая выцветшие цветочки на грязном халате не рискнувшей оставить меня одну женщины, последовательно вызываю «МЧС» и «Скорую» (пожалуй, опустим подробности того, как я втолковывала первым, что железная дверь закрыта, а за ней человек без сознания, а вторым — приметы, по которым я вычислила, что у Гальки случился инсульт). Хозяйка ведет меня обратно, бурча под нос, что зря я пришла, потому, что «дружок-алкоголик в запое». Кивает на ту самую, источающую подозрительные миазмы дверь, и отступает в сторону. Заходить туда она явно не собирается.

Переступаю через порожек и попадаю в небольшую, темную комнату. Хм, хм… признаться, жилище дворника выглядит довольно уютно (запах, правда, с уютом не сочетается, ну да ладно). Ни книг, ни телевизора в комнате не имеется, но стены покрыты относительно новыми бежевыми обоями, на окнах — симпатичные шторы в цветочек, а мягкую, удобную кровать, на которой и возлежит господин алкоголик, я с удовольствием забрала бы себе. На полу, правда, не ковер, а линолеум… тоже мне новшество! Как говорится, хозяин — барин, но стелить линолеум в спальню….

Качаю головой, раздвигаю занавески, подхожу к растянувшемуся на кровати дворнику…и принимаюсь лихорадочно шарить в торбе. Достаю телефон и набираю номер директора.

На «Скорую» я уже не размениваюсь. Если у мужика в груди торчит нож, она едва ли ему понадобится.

Особенно, если он уже начал пахнуть…

Услышав о том, что я опять — второй день подряд! — нахожу труп, дражайший директор, конечно, в восторг не приходит. Правда, относится с пониманием — сначала, судя по звуку, роняет телефон, потом долго кашляет в трубку, после чего, заикаясь, умоляет меня успокоиться.

— Борис Семенович, что мне делать? — бормочу я, отодвигаясь от трупа на максимальное расстояние. Оказываюсь у двери, лицезрею в щелку круглую щеку подслушивающей хозяйки и, поборов неприличное желание резко пнуть дверь, дабы та отпечаталась у нее на носу, возвращаюсь к окну.

— Вызывайте полицию, — поколебавшись, произносит директор. — О подобных вещах нужно докладывать сразу же. Иначе проблем не оберешься.

Вот ведь заявочки, а? Да кто бы говорил! Хотя… может, это он на основе собственного опыта?

— Марина, вы слушаете?

Хм… хороший вопрос. Я стою в чужой квартире, рядом с не особо свежим криминальным трупом (о да, нож в груди — основной признак насильственной смерти) и… да, естественно слушаю.

— Ага.

— А вы так, случайно, не знаете, кто вызвал в школу «МЧС»?

Подскакиваю на месте и крепко сжимаю директорский телефон, чтобы случайно не уронить. Вот это, называется, я попала! Директор, наверно уж, обо всем догадался… но признаваться мне все же не хочется. А вдруг он еще не уверен? Впрочем, открыто лгать своему непосредственному начальнику у меня тоже желания нет — придется импровизировать.

— Лежит, — понижаю голос до шепота, — лежит на кровати и не шевелится. Не шевелится. Вообще! А в груди — нож.

Вот она, вот она, сила искусства! Директор мгновенно меняет тон и начинает меня успокаивать. Просит взять себя в руки, не терять сознание и спокойно, максимально хладнокровно хлебнуть валерьянки. А уж потом добраться до городского телефона, вызвать полицию и т. д. и т. п.

Киваю и, вспомнив про телефон, тихо шмыгаю носом.

— Д-до свиданья.

Нажимаю на кнопочку и еще успеваю услышать, как наш дражайший директор издает длинный, нервный, не особо членораздельный вопль. Хм. Надеюсь, он это не мне.

В принципе, в школе и так-то хватает объектов для воплей, а тут и МЧС, и менты…

О, кстати! Бросаю на труп последний, прощальный взгляд, и, немного подбуксовывая на линолеуме, решительно направляюсь к двери. Тетка в халате за какую-то долю секунды до, казалось бы, неотвратимого столкновения успевает возмущенно отшатнуться от косяка (а я, признаться, забыла о ее присутствии), после чего упирает руки в бока и щурит глаза. Маленькие такие, блестящие… не сказать, чтобы поросячие, но очень недобрые.

— Простите, мне снова нужен телефон, — торопливо бормочу я.

— Че, сразу было никак?

Виновато пожимаю плечами:

— Простите, так получилось. Я нашла этот труп две минуты назад.

Черт! Черт!! Вот кто меня за язык-то тянул?! Хозяйка, уже повернувшаяся в сторону кухни, мгновенно разворачивается обратно. Полы не слишком чистого халата облепляют пухлые ноги, нижняя челюсть медленно отвисает:

— К… к…

А что это значит? «К. к…». Наверно, «какой». Поколебавшись, я открываю дверь и заботливо просвещаю:

— Вот этот!

Тетка, естественно, в шоке. Недоверчиво щурясь — видимо, первый испуг прошел — заходит в комнату, издает нервный звук и тут же вылетает обратно. В ее хриплом сипе слышится возмущение — и я, кажется, знаю, почему.

Немного приоткрываю дверь, нагибаюсь — пожалуйста, в щелочку труп не видно, а дальше хозяйка, наверно, и не заглядывала. Тогда как мертвый мужик может лежать здесь и день, и два…

— Т-ты… — бормочет тетка.

Похоже, в ее неплохо обработанном мыльными сериалами мозгу зарождаются какие-то подозрения. Спешу их развеять.

— А я тут причем? Похоже, что Павлыч лежит тут с неделю.

Ну, это я, конечно, прибавила. Не больше двух дней. Хотя… да откуда мне знать? Эксперт разберется.

Тетка в халате заметно спадает с лица и на подгибающихся ногах ведет к телефону, после чего оставляет наедине с аппаратом и молча уползает пить валерьянку.