Перерываю весь дом в поисках самых рваных и грязных вещей (униформа уборщицы тут не годится) и страшно радуюсь, обнаружив в шкафу скромный косметический набор времен Брежнева. Набор осталось от мамы — сама я ничем подобным не пользуюсь, благо привлекательнее все равно не стану (только страшнее).
Внимательно разглядываю добычу: помада выглядит так, что можно декорировать ею зомби, а тушь засохла, наверно, еще в прошлом десятилетии. Зато румяна и тени еще ничего. Обильно украшаю себя голубыми тенями — над глазами и немного вокруг, не менее щедро обмазываюсь румянами. Не помню, куда конкретно их наносить, поэтому распыляю по всей физиономии. Больше всего приходится на щеки и губы (а что, надо же их как-то накрасить). В зеркале отражается страшная рожа не то хронической алкоголички, не то престарелой путаны. Сильно престарелой. Можно сказать, мечты геронтофила.
С помощью удачно подобранных аксессуаров акцент удается сместить в «алкоголичкину» сторону, и я, выходя из дома, ловлю на себе брезгливые взгляды всех встречных соседей. Хотя пару раз попадаются и сочувствующие — по-советски бесформенная коричневая юбка, торчащая из-под куртки цвета перележалых слив определенно наводит знакомых на мысли о том, что я превращаюсь в копию бывшего мужа.
Но это еще не все! Фальшиво насвистывая «Февраль» Вивальди (ох, он, наверно, в гробу переворачивается), спускаюсь к магазину бытовой химии. Придирчиво изучаю ассортимент. Тут много отличных вариантов, но я выбираю классику — не стареющий и не особо дорожающий со временем одеколон «Тройной». Выхожу из магазина и обильно душусь этой мерзостью. Похоже, я первая, кто использует данный товар по прямому назначению.
Распространяя удушающие миазмы, я покупаю самую дешевую водку и отправляюсь «на дело». Найти дружбанов почившего дворника не составляет труда — соседи мгновенно «сдают» двух приятелей-алкашей из соседнего подъезда. Один из них очень удачно оказывается в гостях у другого. Правда, на этом везение заканчивается и начинается всякая ерунда.
Начнем с того, что возле дома таинственным образом обнаруживается знакомая машина. Черт… Хучик! Похоже, что наши мысли идут в одном направлении… но я не хочу с ним встречаться! Пытаюсь позорно слинять, не успеваю — пока решаю, в какую сторону драпать, искомый мент выходит из подъезда и натыкается на меня. Вот незадача! Спасаться бегством бессмысленно, мне остается лишь выйти вперед и поприветствовать его широкой улыбкой. При виде нее мент слегка вздрагивает и сбивается с шага. С чего это вдруг? Вроде зубы на месте, я не рискнула закрасить их черным (хотя собиралась). Наверно, его поразил весь облик, целиком.
— Марина?
— Здравствуйте, Федор Иванович!
Следак подходит ко мне и, подозрительно прищурив глаза, вдыхает «божественный» аромат дешевого одеколона. Ну и зачем было подходить? От меня же разит за три метра.
— Что это с вами? Вы пили? Или облились?
Светло-голубые глаза пронзают меня насквозь. Ощущения малоприятные. Пытаюсь не встречаться взглядом с этим излишне проницательным субъектом, но тут вспоминаю, что именно так ведут себя люди, которым есть, что скрывать. Мгновенно нахожу его глаза — даешь прямой немигающий взгляд — и понимаю, что вот теперь точно повела себя как преступница. Уф!
— Ничего такого, Федор Иванович. Не обращайте внимания.
— Да? — скептически хмыкает мент. — Тогда почему вы выглядите так, будто… — жует губами, пытаясь подобрать сравнение, — решили уйти в запой?
Ага! Маскировка работает! Опускаю глазки к земле.
— Ну… просто мне захотелось пообщаться с друзьями… — с чьими конкретно, не уточняю. — Да и вообще… — резко меняю тон с раболепного на несколько возмущенный. — За последний месяц меня проткнули ножом, убили двоих знакомых, третьего ранили, а четвертого сбросили мне на голову! Могу я немного расслабиться?
Мент закатывает глаза и явно проглатывает так и рвущиеся с языка нотации. Определенно он хочет наставить меня на путь истинный. Хах, знал бы еще, в чем именно заключается «расслабление»…
Справа мелькает высокий парень в кожаной куртке — Вадим. Надеюсь, в его присутствии Хучик не станет рассказывать мне о вреде «Тройного» внутренне и наружно. Уверена, мент способен отличить вонь дешевой туалетной воды от неземного абре перегара, и, наверное, понимает, что я пока не пила — но, с другой стороны, он не мог не заметить бутылку в пакете.
— О, Марина.
— Здрасьте, Вадим. До свиданья.
Я виновато пожимая плечами а-ля «хочу поболтать, но опаздываю», обхожу их машину и проскальзываю в подъезд. В двух шагах от двери оборачиваюсь в надежде, что стражи правопорядка уехали… как бы не так! Стоят, сердешные, смотрят мне вслед.
Ну нет, не смотрят, поглядывают так… искоса. Стажер с любопытством, а мент с подозрением. Вот блин! Говорил же внутренний голос, не надо бежать сразу в нужный подъезд, поброди по двору, отведи подозрения! А я…эх… да Шерлок бы за такое…
Ну ладно, черт с ними. Пускай стоят. Не бегут же за мной… ну, пока не бегут. Не стоит давать им повод для подозрений, пойду по своим делам.
Поднимаюсь в подъезд и без особого труда нахожу необходимую дверь. Это просто. Находишь самую загаженную лестничную площадку, выбираешь наиболее обшарпанную дверь, желательно без звонка и… шучу, у меня был их адрес. Но приметы совпали.
Втереться в колдырское доверие тоже не слишком сложно. Для того, чтобы недобомжи разделили со мной стол и стул, вполне достаточно поставить на первый бутылку и поведать душещипательную историю о том, что я работаю уборщицей в той же школе, где Павлыч вкалывал дворником. Логично? Логично, тем более, это правда. Могу показать трудовой договор… а, стоп, не надо, хроническая алкашка не должна говорить таких слов.
А дальше идет полный бред. Страдаю, я, значит, по факту кончины несчастного дворника, и обсудить это не с кем. Ну а какой был мужик! Не то, что теперь… Терзалась, страдала, хотела ему рассказать, собралась, значит, с силами…. И тут его кто-то убил! Эй, вы не знаете, кто это был? У Павлыча были конфликты? Он проворачивал темные схемы? Тут нужно добавить немного истерики. Любимый ссорился с женщинами? Его пришила моя соперница?!
Чушь? Чушь. Согласна. Я в это бы не поверила. Как можно влюбиться в Павлыча? Тем более, что у гадкого физика это же отчество. Но меня не особо и слушают. Колдыри проникаются доверием в первые десять минут, и дальнейшее наматывание лапши на их серо-бурые уши сопровождается методичным бульканьем и позвякиванием.
При этом я максимально увиливаю от попойки — сначала вроде толкаю речь, а потом, когда мужики принимаются обсуждать покойного дворника и поднимать «бокалы» за упокой, подношу одно… кхм, судя по виду, как минимум десятиразовый платиковый стаканчик к губам, а потом, не желая даже пробовать эту дрянь, по-тихому выливаю водку на юбку. Не на пол же плескать? А так, если что, скажу, что облилась. Рука с перепоя дрогнула или что.
Скоро мужикам надоедает тема дворника и они принимаются обсуждать власть, погоду, своих бывших жен и баб в целом, кошмарный процесс загнивания России и собственную несчастную судьбу — деликатно поддакиваю и осторожно возвращаю разговор в прежнее русло. Сидим мы долго, часа два-три, за это время на меня выливается водопад бесполезной информации. Если извлечь из него жалкие крохи полезной, получается вот что….
Если вкратце, то Павлыч был самым обычным алкашом. Давно, в бытность приличным человеком, он был женат и имел двух детей, потом начал пить. Жена не выдержала и свалила, прихватив с собой потомство, отчего «бедный» мужик запил еще больше. Друзья его покинули, знакомые отвернулись, и только младший брат, какой-то крутой мужик, периодически принимал участие в его никчемной алкоголической жизни: купил эту комнату в коммуналке, устроил в школу и периодически помогал материально. Не рискуя совать колдырю деньги, брат эпизодически набивал холодильник продуктами, которые дворник радостно продавал соседям. Справедливости ради стоит отметить, что он не был таким уж законченным алкашом — запои случались не чаще, чем два раза в месяц, а все остальное время он был нормальным среднестатистическим мужиком. По крайней мере, когда не пил, он ходил на работу… и даже работал! Герой, однозначно, герой…