Глава 8
Ради любви и славы
Я понял, что нужно действовать без промедления.
Связанный, я использовал единственный способ движения — переворачиваясь с одного бока на другой, начал катиться по земле в сторону солдата и Гекамеды. Почувствовав внезапно какое-то препятствие, я увидел копье охранника и стал перепиливать о его острие ремни, стягивающие мои запястья. Мне удалось освободить руки, хотя я и порезал их в нескольких местах.
Пришедший в ярость солдат, забыв обо мне, повалил Гекамеду наземь и душил ее своими ручищами, рыча, как дикий зверь. Понимая, что еще секунда — и будет слишком поздно, я подполз к ним на четвереньках (мои лодыжки все еще были связаны) и вонзил копье в спину солдата.
С диким воплем он рухнул на землю рядом с девушкой, извиваясь, как змея, но вскоре перестал дергаться.
В следующий момент я перерезал ремни на лодыжках, оттащил солдата в сторону и опустился на колени возле Гекамеды. Она тяжело и прерывисто дышала, ее глаза были закрыты, на горле темнели следы пальцев солдата, напоминающие пятна грязи на статуе из паросского мрамора.
Я начал растирать ей шею. Ее дыхание стало ровнее, и наконец она открыла глаза, пытаясь нащупать лоб беспомощными и неуверенными движениями руки.
— Гекамеда! — негромко окликнул я. — Ответь мне!
— Идей… — хрипло заговорила девушка с исказившимся от боли лицом. — С тобой все в порядке?
— Не думай обо мне. Что с тобой? Тебе очень больно?
— Нет. Сейчас все пройдет.
При виде ее улыбки мои глаза наполнились слезами.
Я помог ей встать, и вскоре Гекамеда смогла говорить без особых усилий. Бросив взгляд на тело солдата, она воскликнула с внезапной свирепостью:
— Надеюсь, он мертв? — Удостоверившись в этом, девушка снова повернулась ко мне: — Ты должен немедленно бежать!
Я улыбнулся:
— Это невозможно, Гекамеда. В этих доспехах меня остановят, не успею я отойти и на десять шагов от шатра. Кроме того, меня знают в лицо. Нет, здесь я в большей безопасности.
— Значит, все, что я сделала, бесполезно для тебя? — воскликнула она, в отчаянии ломая руки. — Но клянусь, тебе удастся спастись. Я должна придумать какой-то способ… Нестор сейчас в своем шатре…
Гекамеда задумчиво наморщила лоб, потом, велев мне ждать ее возвращения, выскользнула из шатра.
Я понятия не имел, каковы ее намерения, и занялся телом солдата. Его облачение не могло мне помочь — кроме грязного и дырявого плаща, на нем ничего не было. Я вытащил кинжал, который Гекамеда воткнула ему в бок, и спрятал его в своих доспехах; извлечь копье, пронзившее солдата насквозь, оказалось невозможно.
Я предпринимал отчаянные попытки это сделать, когда услышал голос Гекамеды:
— Скорее, Идей! Это для тебя.
Девушка держала в руках полный комплект доспехов. Как ей удалось их донести, было выше моего понимания, тем более что они были достаточно тяжелыми, в чем мне вскоре пришлось убедиться.
Я поспешил облегчить ее ношу.
— Как ты достала… — начал я, но она прервала меня:
— Сейчас не время объяснять. Это доспехи Менестона — сына Нестора; я взяла их в шатре Нестора, когда он сидел спиной ко мне. Быстро надень их, скрой лицо забралом — и тебя никто не узнает.
Я сразу оценил ее план, и меня не пришлось уговаривать. Когда я стал снимать свои доспехи, Гекамеда повернулась ко мне спиной, и я увидел, как порозовели ее шея и плечи. Несмотря на всю опасность моего положения, я улыбнулся при виде подобной стыдливости и начал спешно надевать доспехи Менестона. Наколенники были мне малы, но я смог застегнуть серебряные пряжки, после чего прикрепил кирасу, латный воротник, меч и наконец щит.
Со шлемом в руке я подошел к Гекамеде:
— Я готов. Не знаю, как тебя отблагодарить…
— Не думай об этом. Уходи скорее! — Она положила руки мне на плечи, словно собираясь вытолкнуть меня из шатра.
— Но, Гекамеда, я должен знать, почему…
— Прошу тебя, уходи! Неужели я приложила столько усилий ради того, чтобы видеть, как тебя схватят из-за твоей медлительности?
— Если бы я мог взять тебя с собой…
— Это невозможно. Уходи, Идей, и помни Гекамеду. Да будут боги милостивы к тебе. — С этими словами она выбежала из шатра, понимая, что только так можно ускорить мое бегство.
Я последовал за ней, надев шлем и прикрепив его к кирасе. Выйдя на солнечный свет, я сразу почувствовал, что мужество возвращается ко мне. Приблизившись сзади к шатру Нестора и обнаружив там несколько привязанных и уже оседланных лошадей, я вскочил на ту, которая показалась мне самой быстрой, и повернул ее к полю битвы и Трое.
Это была бешеная и опасная скачка. В любой момент меня мог остановить один из греческих вождей, знавший, что Менестон сегодня не участвует в сражении, и полюбопытствовавший, кто носит его доспехи.
Но мне повезло. Боевые действия исчерпывались стычками между небольшими отрядами, и меня никто не задерживал. Оказавшись на троянской стороне поля, я сбросил шлем и поскакал с непокрытой головой. Некоторые узнавали меня, но я не останавливался, чтобы ответить на их вопросы. Миновав равнину, я проехал через ворота, когда удары гонгов на Скейских башнях созывали жрецов на вторую молитву.
У порталов дворца я передал лошадь стражнику и поднялся к входу, перескакивая через три ступеньки.
Пройдя без задержек по главному коридору и взбежав по лестнице, я услышал свое имя и, обернувшись, увидел Киссея, выходившего из покоев Полита.
— Идей! — радостно воскликнул он. — Я беспокоился о тебе. Слава богам, ты вернулся целый и невредимый. Ты смог повидать свою даму?
— Смог, — ответил я, — но сейчас у меня нет настроения для шуток. Пойдем со мной, Кисеей, я должен многое рассказать тебе.
Он взял меня за руку, и мы направились в мои покои.
Я ожидал — как мне казалось, не без оснований, — что столкнусь с серьезными проблемами, объясняя свой визит во вражеский лагерь и возвращение во дворец в доспехах греческого воина. Очевидно, я переоценил собственную важность, так как никто не обратил внимания на мое отсутствие, за исключением царя Приама, но и он ограничился равнодушным вопросом, почему я не пришел к нему в обычное время утреннего совещания, и даже не удостоил меня вниманием, чтобы выслушать мой красноречивый ответ.