Глава 12

Храм Фамира

Вспоминая первую неделю, которую Гекамеда провела в моих покоях в качестве рабыни, я с трудом удерживаюсь от смеха, ибо меня тревожило то, что по прошествии времени кажется нелепым. К тому же меня постоянно страшило, что Гекамеда убежит из дворца, так как я не присвоил ей номер в списке дворцовой прислуги и она могла свободно уходить и приходить, как сам царь Приам.

Мне было нелегко скрывать правду от друзей, которые навещали меня. Узнай они об истинном положении дел, надо мной потешалась бы вся Троя, в то время как одного взгляда на Гекамеду было для них достаточно, чтобы осыпать меня поздравлениями.

— За еще одну такую Гекамеду, — заявил Эвен, — я готов в одиночку сразиться со всем греческим войском!

Остальные разделяли его мнение, но я мог лишь улыбаться с болью в сердце, ибо Гекамеда по-прежнему держалась со мной холодно и враждебно. Ее полные губы никогда не улыбались, а в глазах постоянно светились гнев и презрение. Часто я заставал девушку плачущей, но больше не пытался предлагать ей свое сочувствие. Я начинал думать, что Гекамеда в самом деле ненавидит меня, хотя не мог забыть ее ласковый взгляд при нашей первой встрече в шатре Нестора. Кроме того, разве она не помогла мне бежать? Впрочем, Гекамеда могла поступить так назло грекам, убившим ее отца и сделавшим ее рабыней.

Мои обязанности вестника в этот период никак нельзя было назвать обременительными. Каждое утро я составлял расписание дневных празднеств и жертвоприношений, а во второй половине дня посещал заседания совета.

Должен заметить, что меня тревожила враждебность Оилея, жреца Фамира. Он не забыл, что я перенес ежегодные жертвоприношения Елены Аргивской из его храма в храм Гефеста, и не простил мне этого. Конечно, Оилей не мог по-настоящему мне навредить, но его тайные попытки дискредитировать меня в глазах царя Приама и посеять раздоры среди жрецов действовали на нервы.

Я подумывал о том, чтобы попросить царя о его удалении.

Осада протекала как обычно — то есть никак. Греки казались обескураженными повторяющимися успехами Гектора и Энея. Было хорошо известно, что они рассчитывали на капитуляцию Трои в течение первого года, но прошло более девяти лет, а они находились дальше от победы, чем в начале войны, — к тому же не было никакой надежды вернуть Ахилла на поле сражения. Большую часть времени они сидели в шатрах, поедая сухари.

— Если они не поторопятся, — сказал мне как-то Кисеей, — Елена умрет от старости, и сражаться будет не из-за чего.

Я не видел Елену с того дня в ее покоях, когда Гортина обратила ее шутку в потрясение. Она не появлялась даже во время утренних собраний на Скейских башнях.

Несколько раз Елена присылала гонца с вопросами о Гекамеде, на которые я отвечал, что дочь Арсиноя здорова и счастлива, как только может быть счастлива изгнанница.

Я знал, что такой ответ должен тронуть сердце Елены.

Как-то раз после очередного заседания совета я лениво бродил по дворцовому саду. В тот день старый Антенор был разговорчивее обычного, и я улыбался, вспоминая его напыщенные фразы. Потом мои мысли переключились на Гекамеду, и я ускорил шаг, снова почувствовав страх не застать ее по прибытии.

Внезапно я услышал позади женский голос, тихо произнесший мое имя.

Повернувшись, я увидел Елену, сопровождаемую Эфрой и Клименой. На ней была небрежно накинутая мантия, поэтому я решил, что она не ходила в город, а просто вышла подышать вечерним воздухом. Я остановился и, когда она подошла на расстояние вытянутой руки, приветствовал ее поклоном. К моему удивлению, Елена не обратила на меня внимания, и я уже было решил, что меня не намерены удостоить ни словом, ни взглядом, но она внезапно обернулась и еле слышно произнесла:

— Берегись Гортины.

Прежде чем я успел опомниться от изумления и ответить, Елена уже двинулась дальше.

Сначала я хотел догнать ее и потребовать объяснений столь странного предупреждения, но потом решил этого не делать. «Если бы она хотела сообщить мне большее, — подумал я, — непременно так бы и поступила».

Кроме того, мне пришлось бы войти в дом Париса, где я мог случайно столкнуться с Гортиной. Елена не могла вступать со мной в беседу на общественной территории.

Что же могло означать это предупреждение? Знала ли Елена о каких-то враждебных намерениях Гортины в отношении меня? Или она всего лишь хотела сообщить, что Гортина одержима мстительными замыслами? Хотя последнее я уже знал — как и то, что Гортина способна на все.

Внезапно мне пришла в голову ужасная мысль. Я повернулся и со всех ног помчался к дворцу — пробежал мимо стражников у входа, по коридорам и вверх по лестнице к моим покоям.

Но мои страхи были беспочвенны. С Гекамедой ничего не случилось. Она сидела в своей комнате на мраморной скамье у окна, задумчиво глядя на террасу и деревья в саду.

При звуке открываемой двери она встала и повернулась ко мне.

— Кто-нибудь был здесь? — задыхаясь, осведомился я.

Гекамеда казалась удивленной.

— Никого, — кратко ответила она.

— Вот и хорошо. — Я направился к двери, но снова повернулся к ней: — Когда меня нет, Гекамеда, ты должна надежно запирать входную дверь. У меня есть враги, и я боюсь, что они попытаются похитить мое сокровище.

— Твое сокровище? — Она огляделась с равнодушным видом. — Оно здесь? Почему ты не спрятал его в подвал?

— Я имел в виду тебя, Гекамеда, — улыбнулся я. — Ты — мое сокровище. Я не могу спрятать тебя в подвал, хотя ты, несомненно, была бы этому только рада.

— Как будет тебе угодно. Ты мой господин.

— Знаю — незачем напоминать мне об этом. Кстати, сегодня я говорил с дочерью Приама, Поликсеной, — она мой друг. Я рассказал ей о твоем одиночестве, и она обещала навестить тебя.

— Я не желаю видеть дочь Приама и других твоих друзей.

— Мне это известно. Но ты примешь Поликсену, когда она придет?

— Если это твой приказ.

— Отвечай! Ты примешь ее?

— Да, если ты мне приказываешь. Я предпочла бы обойтись без этого.

— Тогда мы обойдемся без тебя! — И я вышел, сердито хлопнув дверью.