— Но ведь ты тоже воин.

— Я перестал им быть.

— Кем же ты себя называешь?

— Философом.

— Философом? Что это значит?

— Философ — тот, кто смеется над всеми людьми, включая себя, потому что он их понимает.

— Полагаю, включая и женщин?

— Да. Всех, кроме одной. В моем случае это ты.

— Забавно! Право, мне нравится слушать твои речи.

Но ты пока еще не должен называть меня по имени.

— Значит, я могу надеяться? — энергично осведомился я, схватив ее за руку.

Елена убрала руку, но мягко и с улыбкой.

— Ты дерзок, — промолвила она, но в голосе ее не слышалось недовольства. — Кажется, ты забыл, что я — Елена Аргивская, супруга Париса. Сейчас я хочу поговорить с тобой о жертвоприношении Афродите.

Пришлось согласиться. Я сообщил ей количество жертвенных животных и описал сосуды для вина. Елена радовалась, уверенная, что жертва будет принята благосклонно.

Воспользовавшись случаем, я заговорил о нелепых суевериях религии и о том, что ее мифы коренятся в прославлении героев древности, которые были простыми смертными.

— Тебе меня не убедить. — Елена покачала головой и беззвучно забормотала молитву. — А что ты скажешь о золотом яблоке, присужденном Афродите[51]] ? — спросила она. — По-твоему, Парис смог бы выманить меня из Спарты без обещанной помощи богини?

— Ты отлично знаешь, что все это было подстроено, — с презрением сказал я. — Мой друг Кисеей по меньшей мере раз двадцать в беседах с Парисом касался истории с яблоком, и тот каждый раз увиливал и старался сменить тему. «Ты в самом деле видел Афродиту?» — допытывался Кисеей. «Нет». — «Тогда что же ты видел?» — «Я видел яблоко». Подумать только, что люди вроде Энея притворяются, будто верят в эту чушь!

— Нельзя отвергать богов, — повторила Елена дежурную фразу жрецов.

Но я не собирался спорить с ней о религии и снова попытался вытянуть из нее признание. Однако Елена, осторожная, как и все греки, ни в чем не признавалась и ничего не обещала. Она не могла отрицать, что я отлично справился с ее поручением, но ограничивалась словами, что мне рано рассчитывать на ее благодарность, еще придет время.

— Но, Елена, как ты можешь просить меня ждать, видя мое нетерпение? Клянусь богами, разве я не сказал, что люблю тебя?

— Эта клятва в твоих устах звучит фальшиво, Идей.

— Тогда клянусь моим поясом, памятью Фегея, золотом моего отца!

— Ха! Это на тебя похоже. Как бы то ни было, давай подождем. Ты слышал, что я говорила Парису, и, следовательно, знаешь, что я думаю о нем. Он трус и баба.

Я скучаю, а ты кажешься мне забавным. Ты умеешь петь?

— Немного.

— А греческие песни?

— Я их знаю.

Елена дернула шнур, и, когда через минуту появилась Гортина, она велела ей принести лиру. Потом Елена лениво откинулась на подушки, и я начал петь «Гимн Астиаха».

Гортина стояла рядом, устремив на меня вопрошающий взгляд.