Но киммериец всё-таки решил совершить попытку наладить с кшатриями отношения. Он быстро определил среди них десятника и направился к нему. Халил молча следовал за своим командиром.
— Мое имя – Конан, — обратился киммериец к стражу. — Я сотник туранской армии. Царем Илдизом мне было поручено следить за безопасностью посла, его помощников и прочих подданных Турана в вашей стране.
Северянин протянул кшатрию копию указа Илдиза, в котором говорилось о полномочиях сотника Конана, заверенную царской печатью.
— Что вам угодно, сотник? – холодно поинтересовался вендиец, возвращая Конану пергамент.
— Меня интересует, что произошло в доме уважаемого брамина. Я должен знать, как это соотносится с интересами Турана.
— Никак. Это дело касается исключительно Вендии.
— Я должен верить вам на слово?
Конан начинал злиться. Ему не нравился тон, с которым с ним беседовал кшатрий.
— Скажите спасибо, сотник, что довольствуетесь этим. Я бы мог вообще вам ничего не говорить. Ваш указ для меня – пустой звук. Исходи он от повелителя или хотя бы от Раджи Нараина, я бы уделил вам время. На царя Илдиза же мне плевать!
Еще слово, и киммериец бы начал драку. На свое счастье, вендиец закончил поносить туранского правителя.
Но не все оказались столь снисходительны к резким словам кшатрия, как Конан.
— Как ваше имя, воин? — резко обратился к десятнику Шеймасаи, подошедший со стороны дворца.
Страж развернулся к нему, чтобы понять, с кем на этот раз предстоит выяснять отношения. Судя по озлобленному выражению лица, он сумел различить у говорившего туранский акцент.
— Имя, собака! — рявкнул на вендийца Шеймасаи, недовольный образовавшейся паузой. — Я ведь всё равно узнаю, и тогда твое наказание будет вдвое или втрое строже.
— Да кто ты такой? — возмутился кшатрий.
Он не узнал посла, и это было большой ошибкой. У того, в отличие от киммерийца, имелись все основания для пребывания во дворце брамина, и он вполне мог потребовать от человека, непочтительно высказавшегося относительно персоны царя Илдиза, чтобы тот назвал свое имя.
Вместо ответа Шеймасаи отвесил кшатрию увесистую пощечину.
Тот уже собирался дать сдачи наглецу, как заметил своего сотника, направляющегося в его сторону.
— Что здесь происходит? — спросил подошедший кшатрий.
Первым среагировал Шеймасаи, хотя десятник тоже собирался ответить.
— Этот ублюдок поносил повелителя Турана, — выпалил посол. — А до этого отказался пускать во дворец человека, прибывшего сюда по моему личному повелению.
При этих словах Шеймасаи указал на Конана.
Киммериец такого подарка судьбы не ожидал. Он был готов предположить, что посол, заметив его в окрестностях дворца, велит ему немедленно убираться в казармы. Но Шеймасаи, похоже, столь сильно разозлился на вендийского десятника, что не упустил случая ввернуть ему еще одно обвинение.
— Он будет наказан, – коротко ответил сотник.
Такой подход пришелся Конану по душе. Вендиец не стал раздувать скандал и выслушивать взаимные обвинения туранского посла и десятника.
— Я проверю! — пообещал Шеймасаи.
— Разумеется, — все так же спокойно ответил сотник. — Пусть ваш человек проходит. Десятник, пропустите его.
Имени подчиненного вендиец так и не назвал. Похоже, надеялся защитить от гнева посла.
Киммериец шепнул Халилу, чтобы тот оставался на месте и, по возможности, слушал разговоры и оценивал обстановку, а сам прошел мимо расступившихся стражей к воротам дворца, где его ожидал Шеймасаи.
— Сотник, что ты здесь делаешь?! — зашипел на киммерийца посол, предварительно удостоверившись, что вендийцы его не слышат.
— Выполняю свои обязанности, — ответил Конан. — Царь поручил мне охранять госпожу Телиду и ее семейство. Я должен знать обо всех опасностях, что могут ей угрожать. Да и не только ей. Думаю, царь меня не похвалит, если узнает, что еще один его посланник в Вендии отправился на Серые Равнины.
— Обо мне, значит, печешься? — усмехнулся Шеймасаи. — Как же!
Конан ожидал, что поток злословия, направленный в его сторону, еще не иссяк, но посол, наперекор всем своим привычкам, успокоился и умолк.
Внутрь дворца он, однако же, идти не спешил. Киммериец отлично представлял, какой будет реакция, если он отправится туда в одиночку, а потому остался в компании Шеймасаи ждать неведомо чего.
— Вы знаете, что случилось с брамином? — спросил Конан, желая хоть как-то убить время. Посол с легкостью умудрялся выводить киммерийца из себя и портить ему настроение, но лучше уж такой собеседник, чем совсем никакого. — И, кстати, вы-то что здесь делаете?
— Пекусь об интересах Турана, — ответил Шеймасаи. — В отличие от тебя! Думаешь, я не знаю, что ты с момента нашего прибытия в Айодхью только и делаешь, что рыскаешь по городу и чего-то вынюхиваешь?! Подозрительно это, сотник. Очень подозрительно. Вот и сюда ты примчался, только слухи об убийстве до тебя дошли.
Посол был верен себе. Много криков и беспочвенных обвинений. Но, помимо этого, еще и упоминание о похождениях Конана по столице Вендии. У Шеймасаи имелись в городе свои глаза и уши. Киммериец подозревал, что посол не так прост, как хочет казаться. Он вполне мог быть той фигурой, что должна была подменить Конана, если судьбой ему было уготовано погибнуть. Вряд ли царь Илдиз стал бы класть в одну корзину все яйца. Кроме сотника, в Вендию с особым заданием наверняка отправилось не меньше трех-четырех человек. Посол представлялся одним из самых вероятных кандидатов на эту роль. Но относиться из-за этого к Шеймасаи с любовью и почтением Конан не собирался. Он, к слову сказать, вполне допускал, что новый посланник Турана мог всерьез подозревать его в злодейских намерениях.
— Так что же случилось в доме? — обвинения Конан привычно пропустил мимо ушей.
— Кошмар, ставший реальностью, — пространно ответил Шеймасаи и указал рукой на дворец. — Там сейчас лежат двадцать восемь трупов. Брамин, его жена, двое сыновей, их семьи, двенадцать охранников и шестеро слуг. Всех убили сталью. Незадолго до твоего прихода оттуда вышли трое вендийских магов, сказали, что никакого колдовства не нашли. Главное, ни соседи, ни прохожие – никто ничего не видел и не слышал.
— Когда это все произошло?
— Колокол назад…
К посланнику и киммерийцу подошел смуглый вендиец с густыми черными усами. Кольчуги он не носил, но манера держаться всё равно выдавала в нем кшатрия.
— Посол Шеймасаи, — обратился усач к туранцу. — Я обо всем договорился, вы можете осмотреть дворец. Этот человек с вами?
— Да. Его зовут Конан. Он возглавлял мою сотню сопровождения.
Киммериец слегка склонил голову в знак приветствия. Вендиец ответил ему тем же.
— Мое имя Тхан. Мне было поручено посвятить посла в суть разыгравшейся здесь трагедии.
— Идем, — поторопил вендийца Шеймасаи.
Особого почтения к провожатому туранец не выказывал, хотя рангом тот был наверняка не ниже тысяцкого. Но в поведении посла вообще было очень много странностей.
Сад у погибшего брамина большими размерами не отличался, и росла там в основном трава. Деревьев насчитывалось не больше десятка. Кшатрии осмотр сада практически закончили, только двое человек еще продолжали искать следы на отведенных им участках, остальные стояли в стороне и обсуждали результаты.
— Что-нибудь нашли? — спросил Шеймасаи у Тхана, указывая на стражей.
— Нет, никаких следов, — разочарования в голосе вендийца Конан не услышал. Скорее, там было удовлетворение от того, что ему досталась интересная работа. – В доме тоже пока ничего нет, и я уверен, что не будет. У нас есть только трупы.
Первое тело обнаружилось сразу же у входа во дворец. Судя по одежде и вооружению, это был охранник. Умер он по той причине, что некто выпустил ему кишки наружу. Хотя на руках и на груди имелись порезы, которые свидетельствовали о том, что убийце пришлось изрядно с ним повозиться, прежде чем он его сразил.
— Это последний из тех, кто здесь погиб, – прокомментировал Тхан. — Пытался не выпустить убийцу наружу, за что и поплатился.