У Духа и его шамана дела обстояли получше. Наконец начавшие работать слитно, в унисон, совершив неполноценное, малое слияние, они не просто не падали вниз, но потихоньку двигались наверх. Четыре огромные пламенные руки находили незримую опору прямо в воздухе, упрямо, шаг за шагом поднимаясь наверх. Этой парочке дополнительной защиты не требовалось — прочностью тела Дух превосходил почти любые защитные чары восьмого ранга.
Алена же, деактивировав созданные её доспехом чары щита готовилась заканчивать этот бой, поставив в нем жирную точку. У неё имелось в арсенале аж семь Заклятий, но к сожалению пока ей было не по силам использовать ничего выше четвертого — к своему удивлению, она сегодня убедилась в том, что наличие магических знаний и умения использовать немалую часть своего нового арсенала без опыта, тренировок и выработанных тактик боя почти бесполезны.
Небеса, и без того не радовавшие сегодня ясной погодой, окончательно заволокло густыми, черными тучами. Сверкнула вдалеке молния, на миг сметя все тени и полутона, позволив каждому участнику этого сражения увидеть получше того, с кем сошелся в бою, увидеть своё отражение в его глазах — с таким же перекошенным от злости пополам со страхом лицо, как и у противника. Заставив задуматься — чего ради всё это происходит? Кому это нужно и что я здесь делаю?
Как ни странной, одна эта молния, ударившая где-то там, вдалеке, сумела что-то задеть, что изменить в людях. Грянувший несколько секунд спустя глухой, рассерженный раскат грома окончательно выбил людей из этой колеи ярости, ведущей только вперед, к победе или смерти… Внезапно осознавшие, что им здесь делить нечего, люди, всё ещё с опаской поглядывая на противников, начали отходить, создавая между двумя армиями свободное пространство.
Сейчас, когда горячка боя отступила и появилась возможность оглядеться и понять, сколько у кого осталось воинов, становилось очевидно — детей сибирских лесов и полей пощадили. К ним проявили милосердие, не став добивать — от начальных двадцати тысяч солдат сейчас в строю оставалось не более четырех тысяч. Ещё сколько-то раненных лежало на поле боя, но кочевники не решались начать поиск своих раненных, опасаясь спровоцировать городских.
— Ну вы там долго сиськи мять-то будете? — крикнул один из офицеров, что шли по устланному телами полю и искали выживших. — Вы своих раненных тут оставить собрались или чё?
И жители Николаевска действительно позволили забрать всех своих раненных и невозбранно отойти. Это было странно и непонятно — проявлять такое милосердие к тем, кто пришел вас убивать. Загадочная и странная русская душа, которую часто столь сложно понять не то, что иностранцам, но и самим русским, суть которой можно было уместить в одно слово — человечность.
Кочевники были в основном прямолинейными и открытыми людьми. После того акта необъяснимой доброты победителя к проигравшему, что-то сломалось в головах гордых лесных охотников и шаманов. На них давило странное, незнакомое доселе чувство — они понимали, что сегодня проиграли дважды. Первый раз — в сражении, второй — сразу после него. Те, кого они презирали за подлость, за испорченность и ещё много за что, кого между собой считали едва ли не полуживотными, сегодня втоптали в грязь всю их гордыню — и умудрились это сделать таким образом, что гордые дети Сибири сами признали, что заслужили подобный результат.
Сражение армий стихло. Гвардейцы Николаевых-Шуйских, количеством девять тысяч солдат и девятьсот шестьдесят шесть офицеров, потеряла за всё сражение меньше трёх сотен человек. И почти половину из них убили не в бою — они погибли, оказавшись под завалами стены. Сражавшиеся бок о бок с гвардейцами жители города потеряли ещё меньше, основные же потери понесло своеобразное гражданское ополчение из людей совсем невоенных, что похватали оружие и вышли защищать город. Этих погибло около четырех с половиной сотен.
Кочевники потеряли убитыми почти тринадцать тысяч. Четыре тысячи сейчас были в боеспособном состоянии, и им предстояло что-то сделать ещё с более чем тремя тысячами своих раненных. Выжившие шаманы метались между раненными и делали все, что могли, но владеющих целебной магией среди них было крайне мало. Да и после тяжелого и интенсивного сражения маны у них оставалось совсем немного…
А тем временем вдалеке продолжалась битва, которая решала, что будет дальше — в даже случае поражения Алёны у города оставалось достаточно сил, что бы без особого труда одолеть двух истощенных Магов Заклятий.
— Дыхание Скверны! — в который уже раз едва не расколол небеса полный злой, упрямой решимости женский голос.
Словно в ответ на крик дождь резко усилился, превратившись в настоящий ливень. Парящая в нескольких десятках метров над Водоворотом Тьмы Алена, успевшая убрать меч в ножны, вытянула ладони в сторону барахтающихся чародеев, и с кончиков её пальцев вниз полилось нечто сиреневое, слегка напоминающее пламя и даже, вроде бы, красивое — но при этом сама эта энергия вызывала подспудное отвращение. И когда я увидел его действие, я понял, почему.
Сиреневая энергия была воплощением самой концепции разложения, болезни, гниения и распада. Всё, что соприкасалось с этой силой, либо гибло, либо чудовищно, ужасно искажалось и извращалось в нечто ужасное.
Когда на чародеев обрушилась вторая магия уровня Заклятия, стало очевидно, что победа в кармане у Алены. Не имея времени использовать свои сильнейшие чары, пойманные в безвыходную западню, они и без того уже едва выдерживали всё происходящее, а когда к их проблемам добавилось Дыхание Скверны, стало очевидно, чем закончится этот бой. Алёна уже мысленно отмечала свою первую серьезную победу после взятия восьмого ранга, и именно в этот момент максимальной расслабленности ситуация изменилась в корне.
Позабытые в горячке боя пятеро чародеев седьмого ранга, на которых Алёна перестала обращать внимания из-за их бездействия, наконец вступили в игру. Пять быстрых теней умудрились вылететь из тени мечника и прошмыгнуть через потоки Дыхания Скверны так, что бы их ничего не задело. Им понадобилось меньше трети секунды, что бы оказаться высоко в небе, вне досягаемости притяжения Водоворота Тьмы, а главное — Дыхания Скверны.
Не теряя времени, пятерка чародеев прямо в воздухе составила круг магов, открывая все свои резервы маны лидеру отряда. Тот, не теряя времени, начал плести заклятие, телепатически бросив своим соратникам какой-то приказ. Сложное, так называемое составное заклятие, древний способ сплести чары, что выше твоего ранга. Хорошо натренированная и слаженная группа магов способна, распределив обязанности и отточив процесс до автоматизма, сотворить подобное чудо — но мастерство это было очень, очень редким. Обычно подобным образом просто добавляли мощи чарам своего ранга…
Алене пришлось очень быстро решать, что делать. Рискнуть, и, проигнорировав угрозу, попробовать додавить завязших внизу врагов, держащихся из последних сил (не по причине истощения, маны у них ещё хватало, а по причине того, что нет ни секунды перевести дух)? Или развеять Дыхание Скверны, дабы иметь возможность разобраться с новой угрозой?
Девушка выбрала второе. Круг Архимагов выдал мощные чары восьмого ранга — Стрела Аполлона, сложное заклятие школы Света — и Алёна активировала защиту доспехов. Магический щит выдержал, но тут снизу в спину прилетел ещё один удар — более уверенно чувствовавший себя в Водовороте Тьмы Дух Синего Пламени вместе с шаманом запустили в спину девушки чарами пятого ранга — будь атака сильнее, она бы среагировала, а так — удар в спину комом пламени заставил её дернуться и на секунду открыться. Чем вся пятерка и воспользовалась, закидав чарами седьмого ранга.
Взрывы, удары, обжигающий, противный свет, волна мороза… Помятая, слегка растерянная и уставшая, она едва не погибла, когда сблизившиеся Архимаги перешли в ближний бой. Водоворот пришлось бросить и отступить, что бы перегруппироваться, но пятерка врагов рванула за ней, не собираясь отпускать. Скорее всего тут бы и кончилась её история, но пришедший на помощь Андрей выправил ситуацию — не зря даже господин признавал, что у него неоспоримый талант в фехтовании. Рыцарь смерти в одиночку остановил всех пятерых и смог держаться с ними на равных целых полторы минуты, пока Алена приходила в себя — но тут подоспела и освободившаяся да пришедшая в себя парочка.
