– С вами все в порядке? – спросил он почти строго.

– Что? – Она перевела на него взгляд. – Ах… ох да. Просто… я не понимаю, как такое могло случиться. – Внезапно Лайза резко выпрямилась, и новая ужасная мысль появилась у нее в глазах. – Ох, Чад!.. Ваша подвеска! Мне так жаль… так жаль… простите меня! Мы должны вернуть ее назад! Мы должны сообщить властям.

– Да, – нахмурившись, произнес он. – Думаю, пока это лучший выход.

Лайза приподняла брови:

– Похоже, вы колеблетесь.

Чад ответил не сразу. Он был почти уверен, что знает вора, но доказать это будет трудно. И как будет чувствовать себя Лайза, когда узнает, что некто, близкий ее сердцу, украл у нее драгоценность? Будь проклята грязная душонка Джайлза Дэвентри!

– Нет, – промолвил он. – Просто мне пришло на ум, что они заинтересуются, почему дверь в вашем кабинете оказалась незапертой? И они придут к заключению, что вор работал с кем-нибудь в паре, с тем, кто находился внутри дома.

– Но это невозможно! – воскликнула Лайза. – Никто в доме не знал, где я храню подвеску. Сегодня вечером впервые я достала ее из шкафа, и никто не видел, как я ее вынимала. Никто не знает… – тут она умолкла, и Чад ответил на ее пораженный взгляд горькой улыбкой.

– Никто не знал, где ее искать, кроме меня, – закончил он за нее. – Да, вы уже вынимали ее один раз раньше, ведь правда? Чтобы показать мне – почти сразу же после того, как мы заключили пари.

– Ох, но, Чад… – леди Бернселл замахала руками, когда начала говорить, а Чарити вскочила с места. – Ох, Чад, никому из нас и в голову не могло прийти даже подумать…

Она внезапно спохватилась и зажала рукой рот.

– Так вы не думаете, что я – вор? – голос Чада стал глухим. – Но ведь меня обвиняли в этом – и даже в еще более худшем… не так уж много лет тому назад.

– Ох, Чад, не будьте смешным! Конечно, мы не думаем, что это вы украли подвеску. Никто из нас ни за что бы такого не подумал! – слова Чарити, произнесенные уверенным тоном, имели эффект ведра ледяной воды, опрокинутого на его воспаленные чувства. Черты лица его расслабились в благодарной усмешке. Он повернулся, чтобы опять заговорить с Лайзой, но его опередило появление Джема Дженуари, которого он и представил дамам.

– Как дела у молодого Стеббинса, мистер… м-м… Дженуари? – нерешительно спросила леди Бернселл.

– Это его имя? – поинтересовался в ответ Джем. – У него будет зверская головная боль, ничем не снимаемая день или два… Но он серьезно не пострадал. – Какой-то момент он колебался. – Похоже, он полон угрызений совести – что не смог предотвратить проникновение вашего неизвестного посетителя, миледи. Как долго он у вас служит?

Леди Бернселл посмотрела на Лайзу, которая ответила:

– Вам лучше спросить Селкирка, нашего дворецкого, но, если я не ошибаюсь, он у нас не так давно – несколько месяцев или около того…

– Понимаю, – проговорил Джем, впадая в глубокомысленное молчание.

Чад смотрел на него с любопытством, а потом опять повернулся к Лайзе:

– Если вы хотите прибегнуть к помощи официального расследования, я предлагаю послать кого-нибудь на Боу-стрит. Джем может отправиться туда немедленно.

– Ох… а это не может подождать до утра? – спросила леди Бернселл.

Джем, обнаруживая явное отсутствие энтузиазма по поводу перспективы, нарисованной его хозяином, выказал молчаливую солидарность с вдовствующей графиней.

– Как я понимаю, для расследования будет лучше, если оно начнется как можно раньше, – заявил Чад, внутренне улыбаясь и забавляясь мыслью, что его псевдолакей, возможно, добыл за свою жизнь больше информации, чем любой детектив с Боу-стрит.

Джем вздохнул и покинул дом. Но прошло не так уж много времени, как он вернулся с дородным осанистым джентльменом в широкополой шляпе, накидке и в красном жилете. Этот экстравагантный жилет возвещал о том, что он – сыщик уголовного полицейского суда. Джентльмен поставил в известность собравшихся, что его имя – Джордж Сергуд. Потом, вытащив мрачного цвета видавшую виды записную книжку, он стал расспрашивать членов семьи и весь штат слуг, уделяя особое внимание пострадавшему лакею Стеббинсу. На Рави Чанда он посмотрел с недоверием, но допросил его лишь мимоходом.

– Да-а, сведений маловато, – заметил сыщик в конце своих расследований. Потом он осмотрел то, что назвал «местом преступления», особо отметив открытую дверь в сад и легкие царапины на замке шкафа. – Уф-ф! – выдохнул он. – Похоже на дело рук опытного взломщика. Если вы не возражаете, что я так выражусь, мэм, вы сами облегчили ему работу. Оставленная открытой дверь – это такое милое приглашение, я бы сказал. Воровать подано, сэр-р. Кто, кроме вас, знал, где хранятся драгоценности? – спросил он неожиданно протокольным тоном. Застигнутая врасплох таким поворотом, Лайза вздрогнула, не сразу поняв, что от нее хотят.

В комнате наступило молчание – момент стал напряженным. Потом Чад встал и взглянул в лицо сыщику.

– Леди Элизабет, – проговорил он ровным голосом, – была так добра, что показала мне подвеску несколько недель назад. Кроме этого случая, никто – как она мне сказала – не видел подвеску и не подозревал, где она хранилась.

Огонек подозрения вспыхнул в глазах сыщика, но он не стал больше продолжать расспросы, а только пообещал, что вор не уйдет от рук правосудия.

Гордый от сознания собственной важности, он отправился к выходу, а уставшие хозяева и слуги поскорее разошлись спать. Джем и Рави Чанд незаметно исчезли, и в маленьком элегантно обставленном кабинете остались только Лайза и Чад.

– Спасибо вам за помощь, – произнесла она утомленным голосом. – Без вас я бы просто не знала, что делать. – Она покачала головой. – У меня такое ощущение, что я все еще сплю, что утром проснусь и обнаружу, что все это было лишь ночным кошмаром.

– Да, не самое приятное завершение вечера, – согласился Чад.

– А как насчет пари? – эти слова Лайзы неожиданно громко прозвучали в ее собственных ушах, нарушив тишину.

– А что такое?

– Ну какое же может быть пари, если одна из ставок исчезла?

– Звучит так, словно вы не особенно-то верите в способности сыщиков с Боу-стрит. Но они могут приподнести вам приятный сюрприз. Может, они найдут вора и подвеска к вам вернется.

– Может быть…

Она слабо улыбнулась ему, и Чад подавил внезапное желание обнять ее. К своему удивлению, он услышал, как сам спрашивает:

– Если уж мы заговорили на эту тему, почему вы придаете так много значения именно подвеске?

В ответ Лайза лишь молча посмотрела на него. Что могла она ответить ему? Хоть она и убедила себя, что купила подвеску только ради вложения денег, но теперь не могла больше скрывать от себя правды. С неожиданной ясностью и болью она поняла, что причина ее упорных поисков пропавшей драгоценности заключалась совсем в другом. Она просто-напросто хотела вернуть ее Чаду. Она хотела хоть как-то смягчить его боль – ведь ему столько пришлось вытерпеть из-за слухов, выгнавших его из Англии. Кого она хочет обмануть? Она просто мечтала сделать Чада счастливым.

Лайза ахнула при этом открытии и, посмотрев на него, невольно заметила, что его взгляд стал пристальнее, глубже, как будто он хотел заглянуть ей в душу. Тепло его рук, которые лежали у нее на плечах, проникло в ее тело и разлилось по нему, вызывая дрожь. Она прижалась к нему, и, когда его губы приблизились к ее губам, ее руки непроизвольно поднялись вверх, чтобы обнять его. Его губы были теплыми и нетерпеливыми, и ее губы раскрылись в трепетном счастье. Руки Чада скользнули вдоль ее спины, а когда он коснулся ее груди, сдавленный крик желания сорвался с ее губ.

– О, моя дорогая, – прошептал он. – Старые привычки не умирают, нет?

Она дернулась назад, чтоб взглянуть на него, и чуть не согнулась от боли, которую причинили ей его слова. Старые привычки! Не только раздражающий недуг, но еще и это! Старая привычка, которой он уступает, будучи в настроении пофлиртовать. Она вырвалась из его рук, и чувство потери было просто невыносимым. То, что для нее было откровением, парящим ощущением счастья, для него было простым незатейливым инстинктом.