– Да, – ответила она надломленным голосом. – Но я собираюсь вот от этой избавиться. Пожалуйста, не нужно больше этого делать, Чад, потому что я не вынесу…

Она в смятении побежала прочь по коридору, оставив его смотреть ей вслед. Он быстро повернулся и пошел к себе домой.

Прошло еще несколько часов, прежде чем ему удалось заснуть.

На следующий день Лайза рассказала о краже подвески Томасу, который, в свою очередь, известил об этом ее страховую компанию. Фирма послала своих собственных сыщиков на место происшествия, и Лайза и ее мать провели утро весьма неприятным образом – отвечая на многочисленные вопросы и то и дело провожая в кабинет одетых в темное вновь прибывающих незнакомцев.

К тому времени, как они наконец уехали, Лайза уже чувствовала себя характерной актрисой какой-то скверной пьесы. В течение дня ее настроение не улучшилось, и, когда она встретила вечером Чада на небольшом рауте, устроенном миссис Коби-Чэссинс, ее ответы на его вопросы по поводу расследования были даже немного резкими.

– Выражения лиц господ из страховой компании, кажется, не обещают ничего приятного. Один из них даже заметил, что раз я хранила подвеску дома, вместо того чтобы поместить ее в банковский сейф, то, значит, мне не полагается возмещение убытков.

– Так вот и сказал?

– Да, но я быстро поставила его на место. В моем контракте оговорено только, что я должна хранить ее в надежном месте. Запертый шкаф в моем доме – явно не такое надежное место, как в банке, но я убедила его, что это соответствует букве договора.

Чад улыбнулся:

– Я сейчас просто вижу, как вы изящно выпроваживаете его из дома хлестким словом. Они хотя бы высказали какие-то догадки?

– Нет, но они назадавали кучу вопросов.

Она колебалась, пытаясь угадать настроение Чада по выражению его лица, освещенного пламенем свечей ближайшего к ним канделябра.

– Если честно, не удивлюсь, если кто-то из них вскоре снова заявится к нам.

Чад ничего не сказал.

Она неуверенно продолжала:

– Конечно, они спросили, кто еще, кроме меня, знал, где хранилась подвеска, и сразу навострили уши, когда я упомянула вас. Они также хотели знать, кто первым появился на месте происшествия после ограбления. Потом они поговорили со Стеббинсом и явно оживились, когда тот сказал, что вы ворвались в дом через дверь, выходящую в сад, не позже чем через пять минут после того, как он потерял сознание.

– Понятно…

Его тон был таким безучастным, что Лайза не могла угадать, какая эмоция скрывалась за ним. Она вздохнула.

– Чад, мне так жаль… Простите меня. Я бы не согласилась, чтобы такое случилось, и за все сокровища на свете.

– Я это знаю. – Его голос был слабым и еле внятным; он взял Лайзу за руку. – В конце концов, вы должны были рассказать им правду.

После этого у Лайзы не было возможности поразмыслить над всем произошедшим. Летиция встретила ее за завтраком маловдохновляющей новостью: она сказала, что они просто обязаны исполнить свой светский долг.

– Потому что, – объяснила она, покачивая головой, – мы давным-давно не наносили утренних визитов. Кэт Серстон родила на прошлой неделе мальчика. Ричард, конечно, до сих пор устраивает по этому поводу веселье, и мы больше не можем тянуть с поздравлениями. А еще – сестры Фэлбурн были у нас уже дважды с тех пор, как мы в последний раз были у них.

Никогда еще Лайза не чувствовала в себе такого нежелания появляться в модных гостиных, но настоятельный тон ее матери говорил о том, что она не примет никаких оговорок и упрашиваний.

Одетая в уличное платье из твидового шелка лимонного цвета, увенчанная широкополой шляпой, изысканная зеленая лента которой была сбоку завязана бантом, Лайза наконец вышла из дома в сопровождении леди Бернселл. Вдовствующая графиня была в элегантном коричневом платье из нежнейшей невесомой шелковой тафты, почти одного тона с ее волосами. Поверх этого шедевра портновского искусства был надет кремовый спенсер. Ее шляпка, тоже кремового цвета, была украшена коричневыми пушистыми перьями, которые колыхались в такт ее восторженным восклицаниям в адрес наследника Серстонов и его полных гордости папы и мамы, а позже точно так же аккомпанировали ее извинениям, приносимым сестрам Фэлбурн.

Потом были еще визиты – к леди Рэнстэд, леди Хэлстэд и леди Уинбертон, а также к миссис Джелберт, миссис Фрэй и обеим мисс Кэшберн. Когда они выходили из дома последних, Лайза взбунтовалась. Она повернулась к матери и с раздражением произнесла:

– Мама, мне уже все равно, сколько еще монстров высшего света мы должны посетить – потому что эти были последними. Я больше не сдвинусь с места. Еще одна чашка чая – и я больше не смогу его пить всю оставшуюся жизнь. Нам пора домой.

Леди Бернселл кивнула в знак согласия и чуть не упала на мягкие подушки экипажа.

– Невозможно быть больше согласной с тобой, чем я, дорогая. – Она вздохнула и сняла шляпку, поправив пальцами примятые локоны прически. – Это был героический день, но долг есть долг, что ни говори.

Лайза взглянула на мать, а потом опустила глаза и стала рассматривать бусинки на перчатках.

– Я поражаюсь, с какой скоростью в этом городе разлетаются слухи. По крайней мере трое уже посочувствовали мне из-за кражи подвески.

Летиция вздохнула:

– Да, это удивительно. Не могу представить, от кого они могли так быстро узнать о краже?

– И я – тоже, – согласилась Лайза. Наступило недолгое молчание, прежде чем она спросила: – Кто-нибудь упоминал имя Чада в связи с ограблением?

Леди Бернселл опять вздохнула:

– Вскользь. Хотя, впрочем, эта занудная Тина Уизерспун сказала, что слышала – Чада допрашивали, но, правда, вместе со всеми остальными, кто знал о подвеске.

Пальцы Лайзы сжались в кулак на колене.

– Мама, я просто не вынесу, если Чад опять станет мишенью для болтунов – тех самых, которые уже однажды выдворили его из Англии, шесть лет назад.

– Я знаю, моя дорогая. Это все просто чудовищно! Но ты же знаешь, Чад стал старше, и, думаю, теперь он способен лучше защитить себя. – Она умолкла на мгновение, прежде чем деликатно вставить: – Как это мило с твоей стороны, что ты так заботишься о благополучии своего будущего зятя.

Лайза сильно побледнела, но ее спасло от ответа то, что в эту минуту экипаж остановился у входа в дом Рашлейков. Лайза поспешно выбралась наружу и чуть не сбила с ног горничную, подметавшую ступеньки дома. Она почти вбежала сквозь открытую дверь, сбросив на ходу свою шляпу. Со вздохом облегчения, что опять дома после утомительного дня непрерывных визитов, она открыла дверь маленькой столовой, примыкавшей к кухне, пропустив вперед подошедшую вслед за ней леди Бернселл.

От неожиданности обе застыли на пороге комнаты как вкопанные.

Лайза какое-то время смотрела на то, что она приняла за одного полного человека, стоявшего возле изгиба маленького рояля, в углу комнаты, и была потрясена, когда эта персона разделилась на две отдельные фигуры.

– Чарити! – чуть не задохнулась леди Бернселл.

– Мистер Вэстон! – вскрикнула Лайза.