И тут же одни продавщицы кинулись приносить платья для примерки, другие начали резать бумагу, чтобы завернуть покупки. После небольшого препирательства Виктор даже уговорил подопечную взять платье наимоднейшего фасона «фру-фру» – с водопадом широких шелковых оборок, которые завораживающе шуршали при каждом движении. А вот от платья с рискованно модным турнюром Соня отказалась – виданное ли дело подшивать под юбку подушечки на уровне, пардон, собственного зада?! Для путешествия же к прабабушке девушка решила взять платье самого простого фасона, зато с модной шемизеткой – накидкой из светло-сиреневых кружев-блонд.

– Твоя родственница старенькая и не привыкла к новомодным нарядам, – объяснила Соня Грандову. – Простое платье с шемизеткой будет привычнее для ее взгляда, чем «фру-фру».

Мадам Бреттин удивлялась скромности русской девицы, но возразить не посмела. Богатые заказчики, которые платят не глядя, как этот русский господин, – редкость. Мадам даже вышла на крыльцо проводить покупателей.

– Пожалуйста, приходите еще, месье, мадемуазель! – бормотала Бреттин, заискивающе поглядывая на мужчину.

На Соню она обращала мало внимания – понимала, что слово девушки тут не указ, но льстила безбожно.

– У мадемуазель такая шикарная фигура, мои наряды словно на нее шиты!

Словом, из магазина Соня с Виктором вышли, увешанные свертками и провожаемые восторженным взором хозяйки.

И вот Соня уже битый час вертится перед зеркалом в своем номере отеля «Парадиз». И впрямь, платья как на нее шиты! А к платьям Виктор еще настоял купить и манто с удлиненным жакетом, который называли по имени графа Кардигана, и туфли с башмачками-«путешественниками» на маленьких застежках. Виктор даже отослал мерки Сони в корсетную мастерскую и магазин нижнего белья. Туда идти девушка наотрез отказалась. Вспыхнула, зарделась, как маков цвет, но не пошла.

Виктор тоже не счел возможным покупать ей белье сам. Сказывались московские обычаи – белье для мужчины – табу. Конечно, в веселом городе Париже никого не смутишь клиентом, который выбирает для своей пассии хоть корсет, хоть игривые панталончики. Но Виктор воспитывался не в Париже. Да и Соня не была его любовницей. Так что сообща решили, что в корсетную мастерскую и дамский магазин пошлют служанку из отеля с мерками. Пусть все принесет Соне.

Вскоре раздался частый стук в дверь.

– Мадемуазель, ваши покупки!

Горничная Жизель, запыхавшаяся и восторженная, вывалила на стол целую кипу белоснежных свертков, радостно щебеча:

– Корсет длинный и корсетка мягкая из мастерской мадам Шемиз. А это – лучшее белье, мадемуазель, – прямо из лавки месье Дриго.

– Белье продает мужчина? – удивилась Соня.

– Конечно, мадемуазель Софи! Мужчина может точнее подсказать даме, что ей идет, а что нет. Женщина всегда обманет – позавидует чужой красоте. А мужчина точно присоветует, что скрыть и что утянуть следует!

Соня вздохнула – как многому еще нужно учиться для парижской жизни. Да если бы она, Соня, зашла в магазин, где панталоны предлагает мужчина, с ней бы, наверное, удар случился…

– Ах, смотрите, мадемуазель Софи, какой цвет – кипельный! А сколько кружева – просто пена воздушная! – Горничная вынула из упаковки белые панталоны и поднесла их Соне. – Смотрите – здесь разрез для шагу, а тут – бантики. Последний писк, нигде таких не найдете, мадемуазель Софи, только у месье Дриго!

Жизель быстро начала распаковывать и другие свертки. У Сони зарябило в глазах. Такого количества кружев, бантиков, блондов, кисейных рюшечек она сто лет не видывала. Неужели парижанки носят такую красоту?! Да ведь такое и одеть страшно!

– Сколько же все это стоит? – прошептала девушка, хотя уже и сама понимала, что расстаться с таким волшебством ей будет не под силу.

Теперь становится понятно, отчего Париж – город любви! Да от одного вида всех этих кружавчиков и бантиков, голова кругом идет. Попробовали бы парижане впасть в искушение при виде наших панталон до колен цвета «немаркий беж» или «синий домашний»!..

– А про цену я не должна вам говорить! – засмеялась Жизель. – Месье Грандов, – девушка произнесла фамилию на французский лад с ударением на последний слог, – сказал, что счета он оплатит сам. И не надо вздыхать, мадемуазель Софи! – назидательно произнесла бойкая горничная. – Да если бы по моим счетам платил сам Квазимодо, а не такой красавец, как ваш месье Виктор, – имя тоже было произнесено с ударением на последний слог, – я бы не вздыхала, а пела от счастья. Но, увы, канцлеры не для такой бедной гризетки!..

– Неужели у вас нет поклонников? – удивилась Соня. – Вы такая красавица, Жизель. Мужчины должны падать к вашим ногам!

– Ах, мадемуазель, красота часто отпугивает. Простые юноши думают, что я для них слишком хороша, а богатые господа, что у меня уже есть покровитель. Но я, увы, одна…

– Мне жаль, – вздохнула Соня. – Вы такая жизнерадостная!

– Да, мадемуазель, я никогда не унываю. К чему? Слезами горю не поможешь. Надо просто ходить в те места, где бывают молодые господа. Вот недавно я была в модном кафе.

– Сама? – ахнула Соня и осеклась: ах да – в Париже это можно!

– Да у нас не так, как на вашей заснеженной родине. Как называется ваш город – Москва?

Соня кивнула.

– Я слышала о нем от одного месье литератора. Как раз его я встретила в кафе. Мы мило поболтали, но не более. Бедняга не способен на флирт. У него несчастная любовь. Какая-то глупая русская мадемуазель бросила его, потому что он пишет стихи. Разве у вас в Москве не пишут стихи?

– Конечно, пишут! – засмеялась Соня и вдруг ее смех оборвался.

Она в растерянности взглянула на Жизель.

– Как звали того поэта?

– Месье Гастон Леду. Но только теперь он не поэт. Бросил писать стихи от расстройства. Ах, что творит любовь! – Горничная закатила глаза. – Теперь месье Леду пишет либретто для модных оперетт. Это хороший заработок. И что вашей русской мадемуазель не хватало? Да я бы за такого зубами держалась. Красив, талантлив, кредитоспособен. Чего ж еще?!

Соня схватила болтушку за рукав:

– Подождите, Жизель! Как зовут этого поэта?

– Гастон Леду, мадемуазель.

Соня ахнула: именно так звали того поэта, о котором с отчаянием вспоминала Варвара!

– Вы знаете, где он живет, Жизель?

Горничная закатила глаза:

– Откуда же мне знать, мадемуазель? Я не какая-нибудь, я – честная девушка. Я не набиваюсь к мужчинам! Месье Гастон просто сказал мне пару комплиментов, и нее. Так принято в Париже. А потом мы разошлись каждый в свою сторону. Но если он вам нужен, вы можете найти его в театре «Варьете» на Монмартре.

У Сони дыхание оборвалось. Да ведь про этот театр говорила гадалка мадам Ле Бон во сне. Театр «Варьете»!

– Этот театр стоит по левой стороне бульвара, и у него два ряда белых колонн?

– Конечно! Это самый модный театр в Париже. Когда была Всемирная выставка, туда приезжали даже короли и принцы со всего мира.

– И этот театр ставит оперетты на либретто Гастона Леду?

– Конечно, мадемуазель Софи, имя Гастона там на многих афишах! Но зачем он вам?

– Дело в том, что та русская мадемуазель, о которой он грустит, – моя подруга, и она скоро приедет в Париж.

– Повезло же Гастону! – всплеснула руками Жизель. – Любовь, побеждающая преграды и расстояние, – чистый роман! Ну всем везет, кроме меня, бедной девушки!..

И Жизель, шмыгнув носом, выскочила из номера Сони.