Уэстон Чейз словно рождался заново. Он чувствовал, как жизнь входит в него — входит тысячами ледяных иголок. Иногда ему казалось, что уж лучше было бы остаться полуживым. Все-таки, когда очень худо, боли не замечаешь. Когда же возвращается боль и память, жить становится невыносимо.

Уэс лежал на полу пещеры, и ему хотелось кричать. А может быть, он и кричал, сам того не замечая. Он чувствовал себя разбитым, несчастным, опустошенным. Во рту был вкус табачного перегара. Голова раскалывалась от боли. Все тело ныло так, что трудно было даже повернуться.

Но физическую боль он еще мог вынести.

Страшнее было другое.

Он во власти сумасшедшего, а может, и того хуже. Джо не знает, где он, и вообще никто этого не знает. Сколько он здесь пробыл? Что подумала Джо? Не могла же она поверить, будто он просто сбежал от нее? А вдруг?..

В мозгу Уэса, точно на полотне экрана, вспыхивали и гасли картины: Джо возле плавательного бассейна, над которым он столько издевался. Малыш из соседнего дома упал с велосипеда и расшиб себе голову, и Джо помогает забинтовать ссадину. Славный мальчишка, Уэс всегда мечтал о таком сыне. И Джо, у себя дома в тот вечер — за год до их свадьбы… Джо.

Уэс застонал, ему хотелось плакать, горько, по-детски. О господи, это нелепый кошмар — не может быть, чтобы и в самом деле…

Под его спину скользнула белая ладонь. Вот он уже сидит и к нему наклоняется странное бледное лицо.

«Дракула, — истерически подумал Уэс. — Я попал в какой-то дурацкий фильм с вампирами. Чеснок! Где же чеснок?»

Он захохотал, но, услышав свой смех, тотчас умолк.

Бледный человек чем-то задел уши Уэса. Это были очки — его очки! Потом раскрыл Уэсу рот и положил ему что-то на язык. Уэс поперхнулся и начал жевать. Челюсти еще плохо его слушались, но все же он глотал вкусный сок и по телу разливалась теплота. Мясо! Правда, жестковатое, но сочное и приятное.

Человек продолжал кормить Уэса. Тот уговаривал себя не усердствовать, но голод заглушал голос рассудка. Только съев полтора больших куска, Уэс наконец остановился. Тогда человек дал ему напиться холодной воды из кожаной фляги.

— Спасибо, — сказал Уэс хрипло.

Человек кивнул, но ничего не ответил и опять принялся есть сам, неторопливо и со вкусом, будто наверстывая упущенное. Уэс лег на пол, чувствуя сквозь дремоту, что к нему возвращаются силы. Настала минута, которую он ждал: вскочить, оглушить неизвестного, выбраться из пещеры…

И, обдумывая план действий, Уэс уснул — крепко, без сновидений. Он не знал, сколько времени длился его сон, но когда проснулся, то почувствовал себя очень освеженным. Он осторожно приоткрыл один глаз.

Незнакомец, слегка улыбаясь, наблюдал за ним. Он взял Уэса за плечи и помог ему встать. Уэс испытал сильное головокружение, но удержался на ногах. Шаг за шагом человек подводил Уэса к круглой, похожей на люк двери — единственному выходу из пещеры. Потом прислонил его к двери и, отойдя, сел на каменный пол.

«Свободен! Я свободен. Он меня отпускает!»

Уэс лихорадочно ощупывал выступы на двери. Он тянул их, толкал, крутил, бил кулаками, но круглая дверь оставалась закрытой. Уэс налег на нее плечом — безрезультатно! Он попятился и бросился на дверь с разбегу. С тем же успехом он мог бы попытаться проломить каменную стену.

Уэс, всхлипывая, упал на пол.

Человек поднял его, снова дал глотнуть воды. Затем, взглянув Уэсу в глаза, покачал головой. Смысл этого движения был совершенно ясен: без согласия неизвестного Уэс не сможет выбраться из пещеры. А Уэс не сомневался, что это согласие он получит не прежде, чем рак свистнет.

Человек сея рядом с Уэсом и протянул ему кусок холодного мяса. Уэс вяло съел его. В голове была пустота, даже страх пропал.

И тут человек наклонился к нему и ткнул себя в грудь.

— Арвон, — сказал он медленно и отчетливо. Голос у него был тихий и спокойный.

Уэс заколебался. Потом кивнул и показал на себя.

— Уэс, — сказал он, — Уэс Чейз.

Человек радостно улыбнулся.

По существу, это и было настоящим началом.

Уэс Чейз не имел ни малейшего понятия, что такое фонема, а слово «лексика» ассоциировалось для него с древнеримскими законоведами. Когда он учился на подготовительных курсах в Огайо, среди студентов не замечалось повального увлечения лингвистикой, а на медицинском факультете университета в Цинциннати преподавались главным образом предметы, имевшие практическое значение.

Однако человеку не дано угадать заранее, какие именно знания могут пригодиться ему в дальнейшем, и Уэс уже не в первый раз пожалел о том, что вел слишком занятую жизнь — расписанный по минутам день, телефонные звонки, неурочный прием пациентов, бесконечные насморки, которые надо лечить, — и так ни минуты передышки до самой смерти. Если бы только хватало времени узнавать новое, читать, слушать…

Но теперь, пожалуй, поздновато думать об этом.

Из мучительного единоборства с латынью и проклятым разделением Галлии на три части note 1 Уэс вынес убеждение, что даже при самых благоприятных условиях изучение нового языка — дело крайне сложное. Ну, а когда учить новый язык приходится на пустом месте, без помощи языка-посредника, это неминуемо должно занять массу времени.

Так и случилось.

И все-таки Арвон постигал незнакомый язык с невероятной быстротой. Он не пытался, учить Уэса собственному языку и весь отдался овладению английским. Он начал с существительных — с обозначения предметов, на которые можно указать пальцем: пещера, рубашка, башмаки, мясо, шоколад. Слова он записывал на странных табличках, и Уэс скоро заметил, что Арвона интересуют не столько сами слова, сколько составляющие их звуки. Арвон пользовался значками, каких Уэс никогда не видел, однако он решил, что это фонетические символы. Сначала Арвон использовал сотни значков, отмечая каждое ударение, каждую паузу и интонацию, но быстро сократил этот «алфавит» до действительно необходимого количества значков, выбросив все случайное и лишнее.

После этого Арвон занялся структурой языка, способами связи между словами. Когда он усвоил систему деятель — действие — объект, дело быстро пошло на лад.