— Прикури мне тоже.

Я отдал ей сигарету и взял из пачки новую. Мы находились в номере одного из заведений, предоставляющих совместную постель парам, которым некуда деться. Здесь не требовали документов, и я зарегистрировался как Иван Петров, а Инга — как Марья Петрова.

Тип, содравший с нас двадцатку и выдавший ключ, даже не хмыкнул: в предыдущей строке журнала красовались фамилии Сидорова и Сидоровой. А перед ними записалась чета Ивановых. Фантазия сгорающих от нетерпения любовников была еще та!..

Инга глубоко затянулась и повернулась ко мне спиной.

Белые полоски незагоревшей кожи, перечеркивающие ее ягодицы, казались крыльями неведомой птицы, улетающей в заокеанские дали, где я никогда не был и, видимо, не буду.

— Наверное, америкен бой, это произошло между нами в последний раз.

— Почему? — спросил я.

— Потому что, став самим собой, ты меня разлюбишь. У тебя наверняка есть другая…

Я покривился: ну почему женские мысли так однообразны? Почему одни и те же вопросы возникают снова и снова?..

— Ошибаешься, малышка! Никогда я тебя не разлюблю!

Я не врал: тот, кто вернется в мое тело, будет уже не «я». Однако говорить об этом не стал. Я просто повернул ее лицом к себе. Отобрал сигарету. Закинул Инге руки за голову. И доказал, что она ошиблась. По крайней мере, в отношении словосочетания «в последний раз»!..

Утром я решил, что время для тех вопросов, которые я не мог задать тридцать с лишним часов назад и. минувшей ночью, все-таки пришло. Инга начала одеваться, когда я задал первый из них:

— Ты так и не знаешь, кто за тобой следит?

— Теперь уже знаю. — Она застегнула застежку бюстгальтера, быстрым движением развернула его чашками вперед и спрятала груди. — Агенты Раскатова.

— А ты, значит, не его агент?

Она промолчала, а я почувствовал, как судьба вновь начала возводить между нами металлическую решетку. Однако сломать эту преграду теперь могла только правда.

— В прошлый раз ты говорила о каком-то эксперименте, который проводится совместно с американскими коллегами… Ты ведь врала, Инга!

Она оставила в покое бюстгальтер и закрыла лицо руками. Я ждал.

— Да, врала, — ответила она после долгого молчания. И махнула рукой: — Я и ночью не все сказала. Эксперимент и в самом деле проводился. Была разработана компьютерная программа. Своего рода электронный следователь. Информацию для него должен добывать человек. Раскатов — тоже большой поклонник Рекса Стаута. Он предложил организовать нечто вроде связки: компьютер — «Ниро Вульф»и оперативник — «Арчи Гудвин». Для чистоты эксперимента оперативник не должен ни о чем догадываться. — Она замолкла, словно раздумывала, что еще можно сказать.

— И Арчи Гудвина решили сделать из меня?

— Да… Ты уже, наверное, и так многое понял. Исследования по подавлению личности человека и подсадке в его тело другой личности проводятся уже несколько лет. В твоем случае отличие одно: личность для подсадки была несуществующей.

— И это все тебе рассказал Раскатов? Ты его правая рука в управлении? Какое у тебя звание? Подполковник милиции?

Она глянула на меня без обиды:

— Я действительно правая рука. Правда, в других делах, не имеющих отношения к официальному статусу Раскатова.

— Тогда откуда ты все знаешь? Кто ты такая, Инга Артемьевна Нежданова?

Теперь она посмотрела на меня умоляюще:

— Максима, я не могу всего рассказать. Просто верь мне. Я на твоей стороне.

— Потому что получила приказ?

— Приказ я получила только вчера к вечеру, когда все уже решила. Я на твоей стороне с той самой ночи, когда осталась у тебя в номере. Ты, наверное, решил, что все это время я выполняла приказ Раскатова, охмуряла частного детектива. А я просто люблю тебя, америкен бой, и ничего мне с собой не сделать. — Голос Инги становился все тоньше и тоньше, и я понял, что она сейчас сорвется. — Не мучай ты меня, ради Христа! Раскатов донимает ревностью, но он мне противен, а ты неверием, но я тебя… я тебя… я…

Конечно, в истерике она могла бы наговорить лишнего, однако это были подлые расчеты. Такая подлость возвела бы между нами решетку не менее основательную, чем давняя и недавняя Ингина ложь.

— Ладно, проехали с этим! — Я притянул ее к себе: она была как деревянная кукла. — А вот на другие вопросы ты все-таки ответь.

Она сразу обмякла, порывисто прижалась к моей груди:

— Если сумею, Максима. Если сумею…

— Раскатов занимается преступной деятельностью?

— Его подозревают в преступной деятельности. Я в течение года вела его коммерческие дела. Он очень удачно играет на бирже, через подставное лицо, разумеется, то есть через меня. Фирма зарегистрирована на имя Инги Авериной. Тут его можно было бы привлечь хоть сейчас, но за ним явно есть еще что-то, более серьезное. И он очень осторожен, я не могу понять даже, чем он занимается. Год назад он вроде бы брал взятки. И вроде бы покрывал торговцев наркотиками. Доказательств не было, и за то время, что я с ним, мне ничего не удалось раскопать. Он хитер, как лис, а кроме того, ему очень везет. Просто чертовски везет!.. Но какое-то общее дело у него с Марголиным было, я уверена. Одно время подозревали, что они с гинекологом торгуют детскими органами. Правда, непонятно, кому нужны детские органы… Но и тут дальше подозрений дело не пошло. Когда Марголин исчез, мое руководство решило, что появился шанс. Решили опробовать компьютерную программу в этом расследовании. И тут произошло удивительное: Раскатов сам предложил провести эксперимент именно по делу Марголина. Если он замешан, это нелогично.

— Твое руководство, — сказал я. — Значит, ты все-таки не относишься к людям Раскатова. Кто ты, Инга?

Она оторвалась от моей груди, села на кровать. Молчала долго-долго: я успел выкурить сигарету. На нее старался не глядеть — иначе бы моя решимость узнать правду растаяла. В бюстгальтере и трусиках эта женщина способна была подвигнуть мужчину только на одну-единственную решимость.

— Кто я? — сказала Инга наконец, не поднимая глаз. — Кто-то знает меня как деловую женщину, кто-то как шлюху… — И вдруг выпалила, словно в омут бросилась: — Я — сотрудник Десятого управления Министерства внутренних дел. Мы занимаемся расследованиями внутри других подразделений министерства. Существует такая программа — по борьбе с коррупцией. И если Раскатов узнает обо мне правду, я провалилась.

— Ну, от меня он правды не узнает… Значит, и вы решили, что они с Марголиным продают детские внутренности?

Инга ожила, встала с кровати, взялась за блузку.

— Ты тоже пришел к этой версии?

— Да. — Я не без удовольствия следил, как Инга застегивает пуговицы. (Этакий стриптиз — только наоборот!) — Думаю, чтобы получить факты, мне надо отыскать неких Екатерину Савицкую и Веру Пискунову.

— Екатерина Савицкая? — Инга взялась за юбку, натянула на бедра, застегнула «молнию». — Мы как-то встречались с нею. Думаешь, она в этом замешана?

По-моему, она была любовницей Марголина.

— Тогда, боюсь, ничего мне от нее не добиться… И тем не менее поговорить с нею я должен. С нею и с Пискуновой.

Инга опоясала юбку широким ремешком, подчеркивающим талию.

— Если удастся о них что-либо узнать, я сообщу.

— Когда мы теперь встретимся?

— Сегодня вечером. Правда, на этот раз по монорельсам прыгать не будем. Постарайся избавиться от хвоста и подъезжай к девяти на Марсово поле. Я буду ждать возле здания Ленэнерго, недалеко от Мраморного дворца. Знаешь, где это?

— Знаю. — Инга пристроила под мышку кобуру со своей «виолеттой». — Доктор Кунявский был прав, ты и в самом деле петербуржец.

— Тогда до вечера, малышка! Держи хвост пистолетом, конь в малине!

Она усмехнулась:

— Нет, все-таки ты Арчи Гудвин… — Подскочила ко мне, чмокнула в щеку.

Я попытался притянуть ее к себе, но она вывернулась, скользнула к двери.

— Гуд бай, америкен бой! — И скрылась в коридоре. А я опять подумал: «Спарились и разбежались!..», хотя теперь причин для подобных мыслей не было и в помине.