— Тихо, мой дружок! Не шуметь! Дернешься! Мне терять нечего! Руку из кармана! Не спеша!

«Мой дружок» сразу все понял и дергаться не стал. Медленно вытащил из кармана пятерню.

— Федор! — донесся из недр квартиры еще один мужской голос. — Кого принесло?

— Скажи, ошиблись адресом. Только без фокусов и дрожи в печенках.

Федор послушался. Дрожи в печенках ему, на мой взгляд, избежать удалось. Тем не менее в недрах квартиры раздались приближающиеся шаги. Лицо Федора напряглось, он явно ждал, пока напарник возникнет на пороге, и был готов к исполнению долга. Но я ему такой возможности не предоставил. Когда напарник на пороге возник, я безо всяких затей прострелил Федору мозг. Конечно, будь эти два друга свеженькими, сразу после смены, без проблем бы не обошлось. Но двадцать с лишним часов абстрактного ожидания отнимают немало сил и притупляют реакцию. В общем, через мгновение мозг напарника составил компанию содержимому головы «моего дружка».

Я переступил через тела и шагнул в комнату.

Савицкая лежала на диване с закрытыми глазами. На столе в центре комнаты стояла тарелка с остатками сухого завтрака и недопитый стакан воды — похоже, перед моим появлением узницу кормили.

Я подошел к лежащей, тронул за плечо. Глаза Савицкой открылись, но мысли в них не было.

— Вставайте, Катя. Я пришел за вами.

Никакого отклика.

Я взял ее за руку, потянул.

Она послушно поднялась с дивана и осталась стоять, с опущенными руками, глядя в пространство невидящим взором. На ней было мятое-перемятое голубое платье с короткими рукавами. Спутанные волосы на голове мог бы назвать прической лишь человек с очень развитым воображением. Ноги были босы, колготки валялись на полу возле дивана, рядом с ажурными белыми трусиками и пустыми шприц-тюбиками. То ли охранники ее изнасиловали, то ли не хотели возиться с лишней одеждой, выводя узницу в туалет.

Одним словом, в таком виде я бы довел ее только до первой бабушки, из тех, кто все и всегда замечает. В лучшем случае, до первого мента. Тем более что вены на сгибе локтей оказались испещрены следами многочисленных уколов.

Я глянул на часы. Четверть второго — времени на охи и ахи не оставалось. Я растерянно оглядел комнату. И едва успел поймать падающее на меня тело — самостоятельно Савицкая не могла даже стоять.

— Садитесь!

Она вновь начала падать, теперь уже навзничь. Поймал, усадил, прикрыл подолом оголившиеся бедра. И тут ко мне вновь вернулась собранность. Я подобрал с пола трусики и натянул на щиколотки Савицкой.

Нет более трудного дела, чем одевать бесчувственную женщину!.. Савицкая, строго говоря, бесчувственной не была, но мало чем от таковой отличалась. Тем не менее я с поставленной задачей в конце концов справился. Заодно обнаружил, что бюстгальтер находится на том месте, где ему и положено. Видимо, изнасиловать свою пленницу охранники все же не решились. Почему-то эта мысль принесла мне облегчение.

Закончив процесс одевания, я вновь поставил Савицкую на ноги и, придерживая, критически осмотрел. Колготки на икрах морщились. С этой проблемой я справился уже легко.

А потом заметил валявшуюся в дальнем углу дамскую сумочку. Там нашлись расческа и несколько шпилек. С помощью этих инструментов я соорудил на голове Савицкой некое подобие прически.

Пора было уносить ноги. Я вышел в прихожую и оттащил в сторону трупы. Подобрал с пола один из шприц-тюбиков, сунул в карман. Потом за руку вывел из комнаты женщину (она шла за мной, словно овечка на привязи), посмотрел в зеркало.

Не так уж плохо мы и смотрелись — подумаешь, кавалер, ведет после ночных утех перепившуюся даму!.. По улицам в таком виде ходить не стоит, но в машину посадить вполне можно.

Мы вышли из квартиры, спустились вниз.

— Обнимите меня, Катя.

Никакой реакции.

Пришлось положить ее руку себе на талию и обнять покатые плечи. Вышли на улицу, как два голубка. Я тормознул пятое по счету такси, поддерживая под локоток, усадил Савицкую на заднее сиденье.

— Наширялась? — Водила, плюгавенький мужичок предпенсионного возраста, участливо смотрел в панораму заднего вида.

— Да, — сказал я. — Связалась, потаскушка, с подонками. Вот ведь наградил господь сестрицей! Второй раз за неделю возиться приходится!

— Наблюет — стольник сверху. Иначе, парень, — на выход, с вещами! Интересу нет!

— Не боись, дядя, расплачусь, не обижу.

И я назвал ему адрес — но не снятых час назад меблирашек, а соседнего с Яниным дома.

Черт возьми, да они первым делом обыщут все меблирашки и гостиницы в округе. Вот и пусть устраивают засаду на пустом месте. Глядишь, время пройдет…

Всю дорогу мы с водилой кляли проклятых дельцов, сбивающих с пути слабых людей (у водилы сын оказался наркоманом), а Савицкая сидела, привалившись ко мне. Грудь ее упиралась в мой бок, и это прикосновение меня волновало, будто я вчера и не трахался с Ингой.

Наконец добрались до места. Я расплатился с товарищем по несчастью, вывел «бедную сестренку» на тротуар, дождался, пока укатит. Доплелись до Яниного дома, вошли в подъезд, поднялись на лифте. Больше всего я опасался, что нам встретится кто-нибудь из соседей по лестничной площадке. Но мне в очередной раз повезло.

Когда мы зашли в квартиру, я облегченно вздохнул и глянул на часы.

Без четверти три. Новая смена тюремщиков, наверное, уже нашла трупы и обнаружила, что птичка из клетки улетела. А может, уже и подняла тревогу. Да только хрен вам лысый, голубчики!..

Пальцы Савицкой вдруг слегка стиснули мою руку.

Кажется, она приходила в себя.

— Сейчас уложу вас, Катя, баиньки, — ласково сказал я, чтобы она не испугалась, обнаружив себя в компании с незнакомым мужчиной.

— П-п-писать… — прошептала она.

— Что? — Я опешил.

— П-писать… п-писать х-хочу…

Все так же, за руку, я отвел ее в туалет. И понял, что ни черта Савицкая в себя не пришла — она продолжала держаться за меня и шептать: «П-писать х-хочу…»

Ну что ж, раздевать даму — не одевать; с этой привычной проблемой я справился в мгновение ока. Усадил Савицкую на унитаз, постоял рядом, пока она не отжурчалась. Потом отвел в спальню, уложил на кровать, прикрыл одеялом.

— Спите!

Она послушно закрыла глаза. А я сел в кресло, вздохнул и наконец-то спокойно смог рассмотреть бледное лицо.

Да, чем-то она была похожа на Ингу, такая же белокурая и кареглазая. Потом мне пришло в голову, что теперь-то спать в одежде ей совсем ни к чему. Я раздел ее догола (груди у нее оказались полнее, а бедра шире, чем у Инги, — естественно, рожавшая женщина) и прикрыл одеялом. Потом достал из кармана шприц-тюбик. Эти скоты кололи ее ультрапентаморфином. Сильная, сволочь, штука, но противоядие от нее продается свободно и без рецепта. Впрочем, все понятно, ведь в любое время скотам могла понадобиться дееспособная жертва.

Я сбегал в ближайшую аптеку, подыскал на сгибе локтя Савицкой более-менее чистое место и перегнал в вену содержимое купленного шприц-тюбика.

Через пять минут лицо женщины порозовело, веки дрогнули и открылись. Глаза некоторое время смотрели в никуда, потом ожили, прокатились по орбитам и уставились на меня. Шевельнулись губы, прошептали:

— Кх-де я?

— Вы у друзей, — ласково сказал я. — Вам нечего бояться.

Зрачки у Савицкой расширились, сузились, снова расширились. Правая рука выпросталась из-под одеяла, скомкала пододеяльник на груди.

— Вакх-дик? Эт-то т-ты?

Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, какое слово она произнесла первым.

— Я не Вадик, — ласково сказал я. — Меня зовут Максим. Но я ваш друг. Я не сделаю вам ничего плохого. И мы обязательно найдем Вадика.

— Вакх-дик… — Голос вдруг окреп. — Вадик! Ва-дичка! Жив! Господи ты боже мой!

Гибкое тело взметнулось из-под одеяла и приникла к моей груди.

— Вадичка!!! — Это был отчаянный крик, полный восторга. — Вадик!!! Господи ты боже мой! Это же я, Катя.

— Вы Катя. — Я подхватил ее на руки, отнес к кровати, уложил. — А я Макс. Вам надо отдохнуть. — Отступил на шаг.