Какая-то женщина, всё же не выдержала:
— А вы нас не спасёте? — с отчаянием в голосе спросила она, впиваясь пальцами в плечи своего ребёнка, которого она своим торсом укрывала от возможных капелек с потолка.
— Прямо сейчас этим занимаюсь, милочка, — ответил Дарк, доставая из-за спины росток. — Прямо сейчас этим занимаюсь.
Бибо помимо прочего обладал умением шустренько генерировать маленьких древесных малышей из своей дендроплоти. Сейчас Даркен намеревался использовать их для того, чтобы быстро нарастить каркас, укрепляющий перекрытия музея, а также сгенерировать достаточно янтаря, которым можно будет замазать щели в автоматическом режиме: по алхимии янтарь считался драгоценным камнем, а не органикой, так что, должно было проканать в случае протечек.
Работа эта была важная, серьёзная, но тяжёлая. Причём как ментально, ибо требовала заложить в новорожденный конструкт достаточно сложную адаптивную программу, что уже не подарок, когда даже слово “трещина” надо объяснять максимально подробно и со спецификациями, так и физически, ибо тыкать лэнсом тоже не хухры-мухры. Не каждый это может делать достаточно долго и, фактически, одной рукой.
4.
Как и следовало ожидать, Ганя хорошенько подготовился и сделал свою плоть неустойчивой к кислотам, которые использовала богиня. Это, кстати, лишний раз подтверждало факт его связи с Перловкой, ибо иначе откуда ему знать контрформулу к субстанции, которую Броня довела до ума буквально вчера?
Оторванные щупальца не желали быть пассивными объектами в эксперименте и поспешили продемонстрировать свою субъектность, прорвав псевдожелудок Брони. А ещё спустя полторы секунды объединённые усилия двух мясных големов возымели эффект и дендроскелет последовательно лишился нескольких конечностей, а затем и вовсе его кинули на землю и раздавили черепушку, вместе с защищаемым её мозгом.
Тут уже ничего не попишешь. Эта тактика показала свою несостоятельность, однако принесла Лешей кое-какие знания, которые она намеревалась использовать в дальнейшем.
На душе было тяжело. И эта тяжесть ощущалась отчётливо. Словно бы не фантомное чувство, а нечто объективно существующее. Нечто, чему не нравилось, что Броня мало того, что тратит здесь драгоценное время на этого карфагенского выскочку, так ещё и использует для этого методики, более свойственные Перловке, старательно открещивающейся от своей человечности.
Но бред же! Право слово, бред! Тело — лишь символ. Разве становится Лешая менее человечной от того, что для начала использовала мозг, в качестве красной сельди, в качестве отвлекающего манёвра, а на деле готовила к настоящему бою поросль заккума? Ту самую, что сначала бесконтрольно обвивалась вокруг многочисленных мясных големов, затем разрывалась ими на части, а теперь вновь “ожила”, шустро собираясь в бесформенное переплетение шипастых червей? Ведь это разумный ход! Это атака, которой Ганя вполне себе мог и не ожидать!
Более того, это и была атака, которой Ганя не ожидал!
Броня понимала это по умопомрачительной эффективности удара, без труда вскрывшего аж трёх чудовищ за раз. Плоть их рвалась, лопалась, заставляя демонстрировать пустующее нутро, в коием нет и, возможно, никогда и не было человека, но который там очевидно предполагался.
Живые автономные доспехи разделялись на куски, а корни-щупальца растаскивали их как можно дальше друг от друга, усложняя задачу повторной сборки в самостоятельный конструкт.
Это ведь успех! Это — эффективно!
Так отчего же так погано на душе? Отчего чувство такое, будто бы Броня сама себя предавала?
Отчего она испытывала столь болезненную привязанность именно что к человеческой форме? К тому телу? Ведь разум не хранится в нём! Ведь даже мысли уже не мозгом генерируются! И эмоции рождаются не из биохимии организма. Нейромедиаторы более не властны.
А что же властно?
Ответ был очевиден.
Спорить с волей сотен поглощённых душ Броня посчитала неразумным. Она смирилась. Она сдалась.
И в знак этого из центра шипастого дендромесива восстала та аватара божества, которую коллективный признак посчитал единственно достойной и каноничной. Да, сама аватара не являлась цельной. Тело уже успели порвать на куски и разбросать конструкты Ганнибала. Они бы с удовольствием выжгли бы всю магию из девичьей плоти, если бы богиня предусмотрительно не слила из своего мяса энергию, самостоятельно “нагрев” материю. И вот теперь она вновь “охлаждалась”, пуская в себя переплетённые души.
Древесные кости максимально повторяли человеческие. Волокна мышц подменялись колдовским дендросуррогатом, который, впрочем, выходил отнюдь не грубым, а именно что выглядящим максимально схоже с тем, что был призван заменить. Движения у девушки выходили очень естественные, плавные, даже несмотря на то, что тело достраивалось на лету.
Вот только отчего же вместо властности и гордыни синие глаза богини демонстрировали печаль? Отчего Лешей не удавалось скрыть слёз?
— Даю тебе последний шанс, — дрогнувшим голосом, но очень громко и отчётливо произнесла Броня. — Я знаю, что ты им не воспользуешься, но я тебя прошу: отступи.
Ответ пришёл от одного из доспехов. Того, что лучше прочих выдержал ту внезапную атаку, находясь почти в самом её эпицентре. Его предплечья регенерировали на глазах, а щупальца-дреды в сложном плетении образовали устойчивую защиту, через которую было не пробиться шипастым корням, управляемым не столько волей богини, сколько автономным контуром.
— Отступить? Сейчас? Когда ты сама демонстрируешь, что мне удалось приблизиться к победе?
— Это не твоя победа, карфагенянин, — Броня даже не смотрела в его сторону, хотя вряд ли у Ганнибала могли возникнуть сомнения в том, что Лешая обращается именно к нему. — Ты не снимешь сливки с неё. Ты ничего не получишь. Твоя гордыня в лучшем случае будет пустой, а в худшем — ослепит тебя. Ты сам не станешь богом. Это так не работает. Уж я-то знаю.
— Я, всё же, попытаюсь.
— Глупость.
Лешая знала, что это не сработает. Она отлично осознавала, что звучит жалко и неубедительно. По сути, весь мотив её действа состоял скорей в том, чтобы снять с себя как можно больше ответственности, когда она, наконец не выдержит.
Несмотря на всю божественную мощь, девушка оказалась чересчур ограничена обстоятельствами, много более сильными, чем она сама. Теми, с которыми настоящая, оригинальная Броня Глашек могла бы справиться. Теми, с которыми она уже успешно справлялась ранее. Нынешняя же её версия, жалкий суррогат, оказалась не способна ничего противопоставить миру, столь прицельно наносящему ей удар за ударом. Без единой ошибки он давил на искусственную личность до тех пор, пока та сама не оглохла от треска, с которым ломается каркас её адекватности.
Девушка словно бы во сне, парадоксально неспешно обернулась в сторону того самого доспеха, что нёсся на неё, где грамотно уклоняясь, где парируя, а где и разрывая тернии. Причём последнее он делал с такой обманчивой лёгкостью, словно бы то был не заккум, а какой-нибудь дуб. Понятное дело, что каждое такое движение сопровождалось выверенным сложным магическим контуром, позволяющим сконцентрировать много силы в одном месте на краткий миг, но смотрелось это всё…
— Как можно быть таким умным, нооставатьсятакимдураком?!
Вторая часть выкрика Брони прозвучала особо громкой скороговоркой ровно в тот миг, когда вся медлительность и плавность движений богини испарились. Она быстро ушла с линии атаки и правой рукой пронзила насквозь живот доспеха. Казалось, вся мощь этого удара питалась надеждой обнаружить внутри тело истинного Ганнибала, однако же там, под слоями пропускающей через себя великое множество сложных заклинаний униткани, находилась лишь разочаровывающая пустота.
Мясной голем не остался в долгу и мощным ударом локтя промеж лопаток девушки переломал ей разом и позвоночник, и кость плеча той руки, что ныне застряла в униткани полого доспеха. И словно бы этого было мало, щупальца-дреды тотчас же впились в плоть Лешей, чтобы выплеснуть не менее десятка смертоносных заклинаний, подпитываемых силой самой богини