— Возвращаемся домой!

Не знаю почему, но мне показалось, что если бы сейчас я встал в позу и спросил, по какому праву он мне приказывает, это каким-то образом повредило бы нашему сотрудничеству. Подавив в себе стремление к свободе и демократии, я послушно свернул на Стоун-авеню и еще минуту спустя припарковался в конце забитой сегодня улицы перед домом шерифа.

Когда двигатель смолк, издав последнее сочное урчание, Хольгер снова открыл рот, но, вдохновленный какой-то неизвестной мне мыслью, не издал ни звука. Идя следом за хозяином через заполненную группами гостей террасу, я подверг основательному анализу события последнего часа и не нашел в них ничего, что могло бы вызвать рост недоверия шерифа ко мне. За исключением очевидных промахов болтливого детектива Хэмисдейла. Поклявшись укоротить самому себе язык, я отложил эту тему на потом. Хольгер, поддавшись настойчивым расспросам гостей, начал рассказывать про наш визит на пепелище. Я поискал взглядом Эйприл, но ее не было поблизости, зато был официант, у которого я взял мартини. Бармен набросал туда столько льда, словно эскимосы платили ему за каждый кубик, так что я быстро опорожнил бокал, пока его содержимое не пришло в полную негодность. За спиной кто-то кашлянул. Я медленно обернулся; это были Малик и какая-то хлопающая ресницами, богато разукрашенная дама лет тридцати с небольшим. Арт развязно улыбнулся и представил нас:

— Миссис Роксана Дельбар, жена нашего конгрессмена, к сожалению отсутствующего. Ее очень интересует работа частного детектива. Скотт Хэмисдейл.

Мне показалось, будто он великодушно подсовывает мне нечто сухое и теплое на несколько ночных часов. Ее бриллианты на него не действовали. Роксана несмело улыбнулась.

— Это на самом деле так, как показывают в кино? — спросила она, довольно странным образом строя фразу.

— Вовсе нет, — махнул я рукой.

— А если бы вы увидели, что дьявол сражается с ангелом, вы зашли бы дьяволу со спины и дали бы ему по голове? Это этично?

Прежде чем я успел сказать что-нибудь такое, что отбило бы у нее охоту со мной общаться, она положила руку мне на плечо и простонала:

— Пожалуйста, расскажите что-нибудь, прошу вас! — Малик отодвинулся сантиметров на тридцать; я не глядя послал ему мысленно пулю между глаз и скромно улыбнулся миссис Дельбар.

— У каждого частного сыщика есть какой-нибудь принцип. У большинства он такой: «Я не беру взяток». У меня он другой: «Я не рассказываю о своей работе». — Я увидел, что Арт закусил нижнюю губу. — Это лишает ее всей красоты.

Я еще раз улыбнулся. Миссис Дельбар заморгала и перенесла тяжесть всех своих браслетов и перстней на локоть Арта, а потом просто развернулась кругом, помахала кому-то рукой и смылась.

— Я всё думаю, к какой категории тебя отнести, — неожиданно сказал Малик. Я пожал плечами, но этого оказалось недостаточно. — Не знаю, в каком тоне тебя описать, — настаивал Арт, словно подвергая испытанию мою способность метко отвечать. Я чувствовал, что заваливаю экзамен, и ничего не мог с этим поделать. Слегка улыбнувшись, я постарался придать лицу выражение: «Прошу прощения, но это не моя проблема». — Ну ничего, как-нибудь справлюсь, — буркнул Арт, не сводя с меня пристального взгляда.

Минуту, может быть, две мы молча потягивали свои коктейли, потом Арт начал что-то бормотать насчет статьи на тему Вэл. Я не вникал в то, что ему было нужно, — просто притушил его репортерское рвение, объяснив в нескольких словах, что с Вэл я не был знаком, а даже если бы и был, то всё равно бы молчал, по принципу «De mortuis aut bene aut nihil» [1] . Латынь его добила, он извинился и избавил меня от своего общества, в буквальном смысле, — выскочил под дождь и помчался к стоянке. Я немного подумал о том, нужен ли я здесь кому-нибудь и нужен ли здесь кто-нибудь мне. На первый вопрос я был вынужден ответить отрицательно, на второй — утвердительно, и знай Хольгер мои мысли, он наверняка накинулся бы на меня с тростью или костылем. Покинув террасу, я устроился в укромном уголке возле терпеливо помигивавшего лампочками музыкального центра, который никто не хотел включать. Я тоже.

Было начало десятого. Слишком рано, чтобы исчезнуть. Однако я всё же решил смыться и неожиданно появиться в собственном доме, смешать себе приличный коктейль, подключиться к Сети, проехать два круга в «Индианаполис» или пройти два уровня в «Фокс II». Поднявшись, я посмотрел в сторону двери. Путь преграждал Хольгер, словно скала посреди фарватера, и миновать его было невозможно. Говоря что-то кому-то намного старше и важнее его, он на мгновение окинул взглядом пространство за спиной собеседника; наши взгляды встретились, и я понял, что, если я сейчас испарюсь, начнется новый, не обязательно дружественный, этап наших отношений. Я послал ему улыбку, которая, не долетев до шерифа, бессильно опустилась на пол, сел и попытался изобразить напряженную работу мысли, машинально выдвинув клавиатуру синтезатора и копаясь в базе мелодий. Там было всё, а если и не было, могло появиться через семь секунд.

— О, так это вы прогнали моего сотрудника! — услышал я упрек в свой адрес, фальшиво замаскированный легким тоном.

Мне не нужно было поднимать голову, чтобы догадаться, что это мистер Грисби. Он свалился в кресло рядом со мной. Нос и щеки его были ярко-красными от выпитого алкоголя. Жадно посмотрев на мой бокал, он огляделся по сторонам, словно говоря: «Я выпил бы еще, при условии, что поблизости нет моей жены». Я кивнул проходившему мимо официанту и показал ему пустой бокал, потом спросил взглядом мистера Грисби и, когда он, якобы поколебавшись, согласился, показал официанту два пальца. Грисби благодарно кашлянул.

— Молодой придурок, — сказал он, растягивая гласные. — Так никогда и нигде не найдет себе места. — Он махнул рукой. Я предположил, что сейчас он развернет эту фразу в тираду о потерянном поколении, и оказался прав. Грисби вздохнул: — Их ничто не держит. Из-за образования, такого, какое оно есть, из-за телевидения, прессы, всего прогресса цивилизации они отрезаны от собственных корней. — Он посмотрел мне в глаза и подождал, пока я кивну. — Им кажется, будто их ждет весь мир, не так, как когда-то, — человек где-то рождался, жил там и умирал. Может быть, иногда это ему и мешало, если, например, он не мог развить свои музыкальные способности. Но для общества… — он поднял руку и ткнул указательным пальцем вверх, — это было только полезно! — Он опустил руку и мрачно засопел. — А теперь… Благодаря телевидению никто не боится мира, каждого молодого человека куда-то тянет, а там, к сожалению, как правило, ничего хорошего их не ждет. — Появился официант и подал нам бокалы. Я сразу же чокнулся с Грисби; его теория была вариантом той, которую частично разделял и я, Общей-Теории-По-Поводу-Того-Почему-Сейчас-Не-Так-Хорошо-Как-Было-Когда-То.

Грисби глотнул из своего бокала.

— Ничего хорошего их не ждет… — повторил он. — Ну так вот, такой юноша чувствует себя обманутым, сбитым с толку, разозленным… И ему попросту не на что поужинать. Тогда он приставляет какому-нибудь старичку нож к горлу и отбирает несколько долларов. — Он грустно покачал головой и выжидающе посмотрел на меня. Я кивнул, ожидая продолжения, но он молчал.

— А когда он уже сыт, он решает, что только что нашел способ, как сделать так, чтобы мир всё же стал прекрасным, а жизнь — приятной! — сказал я, сперва лишь затем, чтобы доставить ему удовольствие, а потом, вспомнив полицейскую статистику и процент преступлений, совершаемых прибывшими из других мест, шире открыл глаза и с некоторым уважением посмотрел на подвыпившего гробовщика.

— Именно так, — согласился он. — Это даже вполне логично и естественно. Что им делать, черт побери? Они уже слишком взрослые для того, чтобы получить образование, а то, которое у них есть, ничего им не гарантирует. Они плохо воспитаны — из-за родителей, которые произвели их на свет, а потом обнаружили, что дети лишь сокращают им жизнь… А с экранов по нескольку десятков раз в день на них смотрят такие же молодые люди, ничем не лучше их самих, но при этом они ездят на шикарных автомобилях и кормят икрой своих собак… — Он покачал головой. — Скажу даже больше… — Неожиданно он замолчал. Я открыл было рот, чтобы предложить ему продолжать, но в моем поле зрения появилась миссис Грисби. — А мы тут беседуем, дорогая… — тоном ожидающего нагоняя ребенка сообщил Грисби.